Туся нехотя встала, накинула халат и побрела в ванную. У нее не было абсолютно никакого желания идти в школу, да и вообще куда-либо. Будь ее воля, Туся весь день напролет провалялась бы в постели, продолжая смаковать свою тоску.

Но, понимая, что мама ей этого не позволит, Туся сделала над собой усилие и стала собираться.

– Завтрак на столе! – сообщила мама, когда Туся вышла из ванной,

Туся нехотя поковыряла вилкой в тарелке и отпила какао. Напиток показался ей горьким и противным. Поняв, что аппетит у нее безнадежно отсутствует, Туся решительно выбросила содержимое тарелки в мусорное ведро и пошла одеваться. Ей пришла в голову мысль дождаться, когда мама выйдет из дома, и после этого снова завалиться в постель. Но и тут Тусю ждало разочарование: мама не торопилась, зато поминутно напоминала дочери, что той пора выходить, иначе она обязательно опоздает.

Делать нечего! Пришлось Тусе натянуть на себя первую попавшуюся из вещей, влезть в дубленку и сапоги и выйти из квартиры. Она не смогла удержаться от искушения громко хлопнуть входной дверью, выместив на ней всю свою досаду. Но легче от этого не стало.

Оказавшись на улице, Туся четко осознала, что в школу она сегодня не пойдет. Это было бы уже слишком! Мало ей, что ли, печалей, чтобы еще больше расстраивать себя, видя, как все одноклассники (в том числе и лучшая подруга) живут полной жизнью, в которой ей, Тусе, нет места.

«Я никому не нужна, – думала Туся, бредя по лужам, не разбирая дороги, – никто даже не заметит моего отсутствия. Лиза только обрадуется – никто не будет отвлекать ее от учебы глупыми откровениями».

Туся была несправедлива к Лизе. Она лучше, чем кто-либо другой, знала: мало найдется таких же чутких, великодушных и преданных людей, как ее подруга. Но она быстренько отмела появившиеся было угрызения совести, напомнив себе о холодности и безразличии Лизы к ее переживаниям.

Никогда еще не видела она все в таком черном свете, как в эти сумрачные дни. Даже в те далекие времена, когда Туся решила свести счеты с жизнью, у нее не было так тяжело на душе. В тот момент она была настолько захвачена мыслями о Егоре, ей было так больно, что хотелось сделать любую глупость, лишь бы избавиться от этой щемящей невыносимой боли. А сейчас было не столько больно, сколько тоскливо. Тупое уныние завладело всем ее существом. Эта апатия сказывалась во всем: и в ее отношении к маме, к Лизе, и в отвращении к школе. Но больше всего Тусю угнетала мысль о том, что она никогда больше не встретит человека, способного зажечь в ней настоящее, большое чувство.

2

Поглощенная своими горькими раздумьями, Туся не заметила, как машинально оказалась возле школы. Хотя она туда совсем не собиралась, ноги сами принесли ее к зданию, с которым было связано большинство ее неприятных переживаний.

– Нет уж! – пробормотала Туся себе под нос, хмуро взирая на школу. – Не дождутся меня там сегодня!

Она свернула в сторону и вошла в скверик, разбитый неподалеку. Конечно, погода совсем не располагала к прогулкам по узким аллеям, обрамленным голыми черными деревьями, но это было лучше, чем зайти в класс и увидеть лица учителей и одноклассников, которым не было до нее никакого дела.

На углу стоял киоск, где продавали мороженое.

Тусе вспомнилось, что они с Лизой частенько покупали здесь пломбир или эскимо и сидели на скамейке, поверяя друг другу свои секреты. «Но это были дела давно минувших дней», – так с грустью подумала Туся; Она посмотрела на киоск, но не ощутила никакого желания полакомиться мороженым. Слишком ей было грустно.

Скверик был совсем пустынный. Желающих посидеть на сырых скамейках не нашлось. Туся подошла к одной из лавочек и уселась на нее, подложив под себя сумку с тетрадями и учебниками. Как ни тоскливо ей было, но перспектива подхватить простуду совсем ее не прельщала. С того места, где она сидела, была видна стена школы – как раз та, где находились окна ее класса. Туся попыталась представить себе, что там сейчас происходит.

«Интересно, заметил ли кто-нибудь мое отсутствие? – спросила она себя и тут же ответила: Конечно, нет. Никому до меня нет дела».

Краем глаза Туся заметила двух девушек, медленно идущих по аллейке по направлению к ней. Она скользнула по ним взглядом и отвернулась, так как не нашла в них ничего интересного. Обе были довольно невзрачными, скромно одетыми девицами, немного постарше Туси. На вид им можно было дать от 16 до 18 лет. Туся снова посмотрела на школу. Перед ее внутренним взором возникали, сменяя друг друга, лица одноклассников и учителей. Она вспомнила время, когда была беззаботна и весела и жизнь казалась ей полной захватывающих приключений и умопомрачительных впечатлений.

«Все это в прошлом, – сказала она себе, – меня вынесло на обочину, и никто этого не заметил. Все продолжают жить как ни в чем не бывало, а я стою в стороне, непричастная и одинокая… «

В таком духе Туся продолжала бы размышлять еще долго, если бы ее не отвлекли голоса, раздававшиеся вблизи. Она обернулась, чтобы окинуть недовольным взглядом тех, кто своей оживленной беседой помешал ей предаваться вселенской тоске.

Оказалось, что те самые девушки, которых она заметила несколько минут назад, сели на соседнюю скамейку. Туся была заинтригована и даже на время позабыла о своих печалях. Ей было очень любопытно, кому еще, кроме нее, приспичило в такую погоду рассиживаться на холодной деревянной скамье.

Невольно Туся начала прислушиваться к их беседе.

– Я только в последнее время поняла, что такое быть по-настоящему счастливой! – сказала одна из девушек, одетая в старомодный полушубок из искусственного каракуля и синюю вязаную шапочку, в которой Туся не согласилась бы показаться даже на даче.

Ее тонкий высокий голос звенел от восторга.

Было ясно, что она говорит совершенно искренне.

– Конечно! – вторила ей другая, на которой была зеленая куртка, по мнению Туси, приобретенная где-нибудь в секонд-хэнде. – Это и не могло быть иначе. Каждый из нас прошел через то же самое!

Туся навострила уши. Ей стало ужасно интересно, кто это может быть по-настоящему счастлив в такую то погоду и при такой жизни.

– Когда я впервые попала на собрание, на меня словно откровение снизошло! Я поняла, как бездумно провела все предыдущие годы, – тараторила девушка в псевдо каракуле. – На все вопросы, которые раньше казались мне неразрешимыми, нашлись ответы. Все стало таким ясным, понятным, светлым! Голос девушки срывался от восторга.

Туся, до этого сидевшая к девушкам вполоборота, повернулась к ним всем корпусом, буквально поедая глазами загадочных незнакомок, наперебой рассказывавших о том,, как они счастливы. Если бы Туся не слышала это собственными ушами, то никогда бы не поверила, что так убого и безвкусно одетые люди вообще могут быть счастливы. Но все именно так и обстояло. Туся видела, что девушки вполне искренни в выражении своих чувств. Их глаза светились восторгом, они оживленно жестикулировали, не замечая ничего и никого вокруг себя.

– Я так рада, что Надежда привела меня вам, сказала та, что была в зеленой куртке. – У меня тогда было такое состояние, что я готова была наложить на себя руки или сделать еще что-нибудь ужасное. Я совсем разуверилась в том, что смогу Когда-нибудь почувствовать себя не то что счастливой, но хотя бы более или менее довольной. Мне все виделось в черном свете. Я не хотела знать ни родных, ни друзей. Не хотела продолжать учебу в техникуме. Представляешь, я даже подумывала, не уйти ли мне в монастырь! Наверное, этим бы все и кончилось, если бы не Надежда и не он…

Туся поймала себя на том, что у нее даже рот приоткрыт от изумления. Настолько потрясли ее признания девушки в зеленой куртке, в точности повторявшие собственные Тусины переживания.

– Со мной было то же самое, если не хуже, – заявила другая, еще раз доказывая, что Туся далеко не оригинальна в своем отношении к жизни. – Я точно знаю, что, если бы не Близнецы, я бы сейчас с тобой не сидела.