После посадки планера учлеты, которым еще предстояло летать, стремглав бежали к приземлившемуся товарищу и общими усилиями с шутками и смехом поднимали планер снова на старт.

Не каждый полет кончался благополучно. В самом начале планерных состязаний 1929 года произошел случай, который надолго запомнился Сергею Королеву.

Раньше всех был подготовлен к старту планер «Гама- юн». Его предстояло опробовать летчику Сергееву. С радостным чувством учлеты следили за полетом опытного авиатора, который виртуозно выписывал в синем небе виражи и восьмерки. Когда «Гамаюн» пролетал над стартом, командир учлетов Павлов сложил ладони рупором и крикнул, как будто его можно было услышать на борту планера: «Хорошо, Сергеев! Молодец!..»

Но дальше вдруг произошло непредвиденное. Обо всем случившемся тогда мы узнаем из письма Сергея Королева к матери. Вот что он писал: «Сергеев стремительно и плавно заходит на посадку. Проносится мимо палатки и кладет машину в крутой разворот, и вдруг… То ли порыв ветра, то ли еще что-нибудь, но „Гамаюн“ взвивается сразу на десяток метров вверх… Секунду висит над нами, распластавшись крыльями, точно действительно громадный сокол, а затем со страшным грохотом рушится на крыло. Отрывается в воздухе корпус от крыльев. Ломается и складывается, точно детская гармоника. Миг — и на зеленом пригорке, над которым только что реяла гордая птица, лишь груда колючих обломков да прах кружится легким столбом.

Все оцепенели. А потом кинулись туда скорей, скорей… Из обломков поднимается шатающаяся фигура, и среди всех проносится вздох облегчения: жив! Подбегаем. Сергеев действительно жив и даже невредим каким-то чудом. Ходит, пошатываясь, и машинально разбирает обломки дрожащими руками…

Раз так — все в порядке, и старт снова живет своей нормальной, трудовой жизнью. У палаток вырастают новые машины».

Один из планеров окрашен в красный цвет и может быть поэтому назван «Жар-птицей». На «Жар-птице» предстоит совершить полет Сергею Королеву и его друзьям. В том же письме к матери Сергей пишет: «Нас пять человек в шлемах и кожаных пальто, стоящих маленькой обособленной группой… Все окружают нас, словно кольцом. Нас и нашу красную машину, на которой мы должны вылететь в первый раз. Эта маленькая тупоносая „Жар-птица“ по праву заслужила название самой трудной из всех у нас имеющихся, и мы сейчас должны это испробовать.

Нас пять человек — летная группа уже не один год летающих вместе…»

Они все знали друг о друге. Многое им было известно и о детстве Королева из его же рассказов.

Родился Сергей среди зеленых дубрав Полесья в городе Житомире накануне нового, 1906 года, 30 декабря (по старому стилю). Сам-то он, конечно, не помнил ничего о жизни в Житомире — его совсем маленьким увезли оттуда. Но от старших Сергей узнал, что жил он с отцом Павлом Яковлевичем и матерью Марией Николаевной в окруженном березами одноэтажном деревянном доме на бывшей Дмитриевской улице.

Дом в Житомире, в котором родился С. П. Королев.

Отец служил учителем словесности в мужской гимназии. (В 1905 году он окончил словесное отделение Нежинского историко-филологического института, того самого учебного заведения, в котором когда-то учился Н. В. Гоголь.)

Конечно, путь к учению Павел Яковлевич пробивал своим горбом и в институте был казеннокоштным студентом — проходил курс наук, получал жилье, питание и обмундирование. После окончания института такие студенты обязаны были служить в министерстве народного просвещения, где с них удерживались все расходы за обучение.

Учитель гимназии Павел Яковлевич Королев — отец будущего конструктора.

Также по рассказам старших Сергей знал, что его родители поженились в год окончания отцом института. Мать — Мария Николаевна Москаленко — происходила из древнего рода нежинских казаков.

Мать С. П. Королева — Мария Николаевна Баланина.

Совместная жизнь родителей сложилась неудачно, и даже рождение сына не укрепило семью. Сергею исполнилось два года, когда родители разошлись.

Мать отвезла сына к деду и бабушке в Нежин. Там и прошли годы детства Сережи. Сама Мария Николаевна уехала в Киев, где поступила на высшие женские курсы, готовившие учителей французского языка.

Мать часто приезжала в Нежин. Встречи с ней были праздником для Сережи. Проводив ее, он скучал. Сохранились детские письма, где он просил мать писать почаще. «Я когда дней десять не получаю письма, уже начинаю скучать и беспокоиться», — признается он в письме от 3 декабря 1915 года.

Впоследствии Сергей Павлович часто будет говорить: «Детства у меня не было». Это, по-видимому, надо понимать так: все году пребывания в Нежине — почти до восьми лет — он находился среди взрослых, был лишен игр и забав со своими сверстниками.

Он целыми днями находился один в доме. На улицу ему выбегать запрещали, калитка постоянно была на запоре. Он подолгу сидел на крыше высокого погреба и наблюдал за тем, что делалось на улице.

Детство, проведенное среди взрослых, игры в одиночестве рано развили у Сережи самостоятельность и пробудили у него интерес к чтению и письму.

Сережа охотно делал примеры по арифметике, в семь лет знал уже счет до миллиона и гордился этим.

Вскоре Сережа научился довольно бегло читать. Особенно любил читать вслух стихи. Память у него была отличная. Еще с тех лет он помнил наизусть басни «Кукушка и петух», «Ворона и лисица».

Помнил Сережа и теплые украинские вечера, когда взрослые собирались вместе и в комнатах или в саду звучали музыка, песни. Приходили гости, начинались разговоры о Гоголе, Пушкине, а затем все с восхищением слушали игру бабушки Марии Матвеевны на скрипке. Маленький Сережа вел себя тихо, незаметно. Если приезжал брат мамы, Василий Николаевич Москаленко, Сережа не отходил от него ни на шаг. Василий Николаевич был студентом. Он всегда интересно, ярко и, главное, смешно обо всем рассказывал. Спустя много лет, когда Сергей пересказывал друзьям какую-нибудь веселую историю, он часто ловил себя на мысли, что повторяет интонации или жесты дяди Васи.

Но не только рассказами своими привлек Василий Николаевич внимание мальчика. Главное то, что он брал Сережу с собой на улицу, катал на велосипеде, играл с ним в крокет, учил проявлять и печатать фотографии. Недаром на своей фотографии 1911 года Сережа написал печатными буквами: «Дорогому дяде Васюне от Сережи». Это — очевидное выражение детской привязанности.

Говорят, когда у ребенка нет отца, он любит мать двойной любовью. Очевидно, так оно и бывает. После того как родители разошлись, Сергей никогда отца не видел. И всю свою любовь он отдал матери. Его детские письма дышат этой любовью, желанием быть всегда вместе. Он сообщал маме о всех своих новостях. Перед отъездом в Крым ему попалось на глаза письмо, которое он написал маме 6 января 1916 года, когда ему исполнилось десять лет: «Я был немножечко болен. Но теперь собираюсь в гимназию, уже послезавтра пойду учиться… Я получил на Новый год подарки: картину для склеивания, слоника, 30 марок иностранных».

В 1916 году в жизни Сережи произошли перемены. Мама вышла замуж за инженера-механика Григория Михайловича Баланина. У Сережи появился отчим — спокойный, рассудительный, заботливый. Сергей помнит, что в том году мать надолго приезжала из Киева в Нежин готовиться к экзаменам на звание учительницы. Отчим оставался в Киеве. 26 апреля 1916 года Сережа просил его в письме: «Пиши чаще, мама скучает. Только, пожалуйста, если мама не выдержит экзаменов, то ты не сердись. Я уже буду скоро в первом классе и приеду к тебе первоклассником…»