— Джеймс, можно вас на минуточку? Прошу прощения, господа! — я отвела шефа в дальний угол, — Я не могу. Не сегодня.

— Салли, это ваша работа. Меня не интересует, как вы ее сделаете, вывернитесь наизнанку, если потребуется. Мы не должны довести дело до суда. Вам понятно?

Да, мне понятно. Моя теория в очередной раз подтверждается. Все мужики — уроды!

Из всех категорий мужчин, больше всего я ненавижу юристов. Именно в них мужское вырождение и способность к вранью достигают апогея. Самодовольные, выхоленные некто с наманикюренными ногтями, зарабатывающие себе на жизнь (и прилично!) потоками, ливнями, муссонами вранья, обрушивая его на уши несчастным, не умеющим говорить на их особом «юридическом» языке, где каждая запятая стоит денег, как в той знаменитой фразе про «казнить нельзя помиловать».

Мистер Бролин был именно такой юрист. Просто образчик. В недешевом костюме от кого-то там, с роллексом на запястье и холеной стрижкой. И, что хуже всего, молодчик был красив. И, разумеется, знал это. Высокий рост, фигура явно подтянута в каком-нибудь фитнес-центре или спортивном клубе. Из него так и перло двойное самодовольство — юриста и красивого самца, так что мужское эго сияло ярче солнца и разило сильнее дорогого одеколона.

Сияния несколько поубавилось, когда он увидел мою колымагу.

— А мы обязательно должны ехать на вот этом? Может, поедем на моей? — он скромно махнул рукой в сторону блестящего серебристо-черного порше последней модели.

— Нет проблем, мистер Бролин. Я только захвачу вещи и документы.

Уже сидя в салоне порше, я взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Врач сказал, что если кома продлится дольше пятнадцати часов, последствия для мозга будут необратимы. Кровоизлияние произошло около трех. Значит, уже прошло шесть с половиной часов.

— Простите, как вас зовут? Прескотт вас представил, но у меня вылетело из головы, — беспечно поинтересовался юридический хлыщ бархатным низким голосом.

— Мисс Пипс.

Я готова была поспорить, что он не запомнит и сейчас. И когда он тем же тоном спросит, как меня зовут еще раз, ему даже не придет в голову, что это хамство, потому что, такие как он чувство такта признают только по отношению к собственной персоне. Ну, и себе подобным.

— Пипс. Как биржевая котировка? — мистер юридическое совершенство солнечно улыбнулся, видимо считая, что это забавно. — Или больше похоже на автомобильный сигнал?

Я промолчала и, тогда он добавил:

— Но у вас ведь еще есть имя?

— Салли, — ответила я, следя за дорогой. — Но, думаю, будет лучше, если вы будете называть меня мисс Пипс.

— Салли Пипс. Ха! Родители здорово постарались, выбирая вам имя. Салли Пипс. Звучит как персонаж из какого-нибудь мультика. Минни Маус, Салли Пипс.

Похоже, юридическое светило нашло себе предмет для развлечения в дороге.

— Да, нам всем иногда не везет. Кому-то достается внешность из комикса, кому-то — имя из мультика.

— Камешек в мою сторону? — самодовольно улыбаясь, поинтересовался хлыщ, приподняв брови.

— Что вы, мистер Бролин. Так, философские наблюдения вслух, не обращайте внимания, — я окончательно отвернулась к своему окну.

Мы уже выехали на шоссе и мчались на скорости около двухсот километров в час. Меня такая скорость вполне устраивала.

Зазвонил телефон, и Бролин, надев наушник, погрузился в беседу. Надо отдать ему должное, свою гоночную игрушку он вел умело, без особых усилий, вальяжно и уверенно держа руку с роллексом на руле. Крупную породистую руку с красивыми длинными пальцами. Телефонный разговор ему не мешал. У меня не было желания подслушивать, но речь шла об ужине, о киске, которая его ждет, и которой совершенно нечего надеть. Я попыталась себе представить эту миссис хлыщ, если, конечно, неодетая киска ею была. Крашеная блондинка с длинными крашеными ногтями, которой совершенно нечего надеть, кроме бриллиантов.

Двенадцать часов. Порше съехал с шоссе на проселочную дорогу, и мистеру законнику пришлось чуть сбавить скорость. После звонка своей киски, он включил музыку, решив, видимо, не углубляться в дальнейшую беседу со мной. Зазвучал хороший инструментальный джаз, уж не знаю, почему именно джаз — как показатель статуса и понтов или просто потому, что такая музыка ему нравилась, но это определенно было лучше, чем выслушивать дурацкие шуточки про мою фамилию.

К часу мы въехали в небольшой городок Невилл, и мистер Бролин, отыскав в интернете наиболее приличное из имеющихся в городе заведений общественного питания, объявил, что самое время для ланча. Пока он со слегка брезгливым видом гурмана заказывал апельсиновый фреш и что-то травянистое, я в ожидании, когда принесут мой кофе и дежурное блюдо, отлучилась в дамскую комнату. И, конечно, едва я зашла в кабинку туалета, зазвонил телефон. У меня всегда так. Это была мама:

— Салли, папа пришел в себя. Тут общая палата, шумно, а доктор сказал, что ему нужен покой. Можно перевести его в отдельную палату, тогда я смогу все время находиться с ним. Это будет стоить пятьсот долларов в сутки?

Я знала, что означает просительно-вопросительная интонация маминого голоса. Поскольку отец никогда не задумывался о таких мелочах как медицинская страховка, ночную операцию оплатила я.

— Да, мам, хорошо. Как он?

— Ой, Салли, он совсем не может двигаться и говорить. Только глаза… — тут послышались всхлипы с неразборчивым потоком слов, — …парализована вся левая половина… доктор… покажут анализы… ой, я не знаю… так страшно… так страшно…

Успокоить маму на расстоянии — задача не из легких. Похоже, у нее наступила нервная разрядка, и ей нужно было выплакаться. Мое участие в этом процессе заключалось в том, чтобы держать трубку у уха и время от времени отвечать что-нибудь успокаивающее.

— Мам, ты обедала? — перевела стрелки я, как только всхлипы на другом конце трубки затихли.

— Нет, я лучше подожду тебя. Когда ты подъедешь? Доктор сказал, тебе нужно подписать какие-то бумаги, чтобы папу могли перевести в отдельную палату. Ты ведь скоро освободишься? В шесть?

— Я постараюсь, но в шесть точно не получится. Так что перекуси там сама, а я вечером приеду и все подпишу.

— Салли, надо перевести его побыстрее. Ты понимаешь, тут шумно, да и проветривается плохо, и вообще, я смотрела ту палату — там совсем другая обстановка, там ему будет лучше…

— Мам, я же сказала, что все сделаю. Как только приеду, сразу все оформим. Ты береги себя, тебе нужно сейчас немного отдохнуть.

— Ты же знаешь, я не могу его оставить. Приезжай сразу после работы, вдруг они вечером не переводят. Я пойду сейчас, узнаю.

Когда я вернулась к столику, и кофе, и дежурное блюдо уже подостыли. Мистер юрист неторопливо, с шиком поглощал свою «скоблянку из травы-вонючки».

Я уже почти допила кофе, когда мобильник снова затрещал:

— Салли, я узнала, у них в восемь пересменка, поэтому с семи до девяти они не переводят. Я сказала, чтобы все документы были готовы, может, ты успеешь до полшестого?

— Я не знаю. Я постараюсь.

Юрист закончил есть и попросил счет.

Мама продолжала описывать круги в разговоре. С ней всегда так, особенно, когда она нервничает. Приходится повторять раз по двадцать. Под скучающе-насмешливым взглядом мистера хлыща, я старалась отвечать односложными репликами.

— Все, мне надо идти. Я сама потом перезвоню, — я, наконец, отключилась.

Юридический хлыщ и какая-то вновь вошедшая офисная львица уже обменивались оценивающими взглядами. Львица скользнула по мне глазами и недоумевающе приподняла крашеную бровь — такой импозантный мужчина в такой странной компании.

— Ну что, Пипс, едем, — небрежно уронил мистер Бролин, оставляя на столе приличные чаевые.

Не мисс Пипс. И даже не Салли. Урод. Интересно, если бы я его назвала Бролином? Или нет, может, Бройлером? Ха-ха, цыплячья тушка с роллексом на крылышке. Пять секунд удовольствия, а потом жуткий нагоняй от шефа. Нет, что дозволено Юпитеру, не положено быку.