Раньше радива не было, свету не было. Что могли знать? Книги не читала, я — человек бестолшный. Работали усердно. Досуг ли читать газеты, проводить собрания? Усадьбы были по 50 соток. Огородцы садили, сеяли клевер, картошку, хлеб. Соток 20 — картошкой, остальные хлебом засеешь. Жили-то мы бедно. Одна без мужа трех дочерей растила: Тамарку, Гальку и Полинку.

Раньше носили все портяное, ткали сами. Пальто сошьют девке, так до смерти хватало. Девки носили юбку, кофту под юбку, ремешком подпояшут. Сказки-то я все из половины знаю, а частушки есть, певали девками.

Вышивала я платочек
Лебедями, утками.
Дожидала милого
Часами, минутками.
* * *
Полюбила я такого,
Он молчит — и я ни слова.
Дивовалися на нас,
Вот так пара собралась.
* * *
Ко мне милый подойдет,
На лице улыбочка.
Мое сердце встрепенется,
Как на речке рыбочка.
* * *
Ты зачем сюда приехал,
Незнакомый паренек?
Иссушил мое сердечко,
Как на печке сухарек.
* * *
Мой миленок, как теленок, —
Только веники вязать.
Проводил меня до дому,
Не сумел поцеловать.

Или вот про Семеновну частушку певали.

Семеновна! Да больно бойкая!
Наверное, выпила,
Да рюмку горького!
* * *
А Семен, Семен!
Да наколи-ка дров!
А не наколешь дров,
Так не поешь блинов.
* * *
Семен, Семен!
Да не подсвистывай.
А потерял штаны,
Иди разыскивай!
* * *
Мене милый изменил,
Я сказала — наплевать!
Я такого лягушонка
Решетом могу поймать.
* * *
Говорят, я боевая,
Боевая не совсем.
Боевая десять сушит,
А по мне страдает семь.
* * *
Говорят, что я горда.
Это верно, это да!
Гордость девушку молоденьку
Не портит никогда.

Раньше-то я много всего знала. Жизнь нелегка, а с песнями — все легче.

«Какие люди были вежливые!»

Стремоусова Нина Федоровна, 1922 год, дер. Кривошеи

Ведь в деревне тогда были все неграмотные, не могли сами расписаться, да и, собственно, где было и расписываться-то. А если надо было расписаться, то кого-нибудь просили. Мои родители тоже были неграмотные, но вот запомнилось, люди были необразованные, а какие вежливые, культура от природы, видимо, всегда ужо поздороваются друг с другом, поклонятся, шапку снимут. И не ругались матом, как сейчас, это был и грех большой и осуждалось, ведь на деревне все всё друг про друга знали, всё известно будет, живо осудят за такое.

Мать у меня умерла рано, я осталась от матере на четырнадцатом году, был еще брат моложе. Вся работа по дому на мне стала, скотина ведь была: корова, телка, овец три-четы-ре штуки, курицы. Да и у каждого была скотина, питание все свое было, и жито сеяли, и огород садили. Кто не ленился, работал, дак сыт и был.

Работать я начала в колхозе. Был у нас бригадир, который назначал на работу, утром часов в пять стукнет в окно, скажет: «Сегодня туда-то иди». Куда пошлет, туда и идем: навоз возили на лошадях на поле, машин не было никаких. Слыхали про них как про сказку какую. Возили весной на телегах со своих хозяйств и с фермы на колхозные поля, удобреньев ведь тогда и в помине не было. Люди нагребали, а мы возили или разваливали по всему полю. Лошадей было много, некоторые держали и лошадей. Сама умела запрячь лошадь: одевала хомут, дугу, седёлко, подбрюшник, чересседельник, сани с оглоблями. Потом боронила, сеяли. Все приходилось делать. А бригадир-от скажет в пять часов, а встаешь-то часа в три, а то и раньше, надо ведь и печь истопить, сварить и для скотины и для себя, корову подоить, накормить. И бежишь ранехонько на работу. И вроде все успевалось и не уставалось — и насмеешься и напоешься. Хорошо было, воздух вольный какой. Потом, когда сенокос поспевал, это был как праздник, конечно, молодые были, все нипочем. Косили вручную, все луга выкашивали, сено потом загребали и метали в стога. Это самая веселая работа была, одевали самое нарядное и яркое, как на праздник: розовое, голубое, красное. Эти цвета считали самыми нарядными у нас. А вот самое главное, всегда работа с песней, по всей округе, кажется, разносится. Ведь не пили, а как пели песни красиво. Кто-нибудь запевает, а остальные подтягивают, песни длинные, протяжные. Сядут поесть, отдохнут маленько — и песня. Есть с собой брали в платок, яйца вкрутую, лук зеленый, бурак квасу, хлеба ржаного. Какой хлеб ароматный был, пекли ведь сами его, от посеву до печки все сами делали, своими руками.

«Находилась я по праздникам»

Белякова Клавдия Васильевна, 1906 год, дер. Таракановщина

У у-у. А вот праздники. Праздники раньше мы раз в году ходили. Ох, и находилась я по праздникам, попела песни, а плясать не плясала. А праздники так ведь это собирались у нас не известно из скольки деревень. Молодежь в кругу. Девки — это, знаешь, липатские (деревня Липаты), дальше наши бы девки, там за нами сапроновские, звено, там еще какие. Ну, вот и они, даже две песни поют — велик круг так… Тут одна деревня поет песню, там другая. А у нас загодя собирались. Не часто. В Троицу, в заговенье — летом только. А зимой вечерки все устраивали. Парень делал вечерку. Собираются парни, собираются девки, играют. Всякие игры. Гармонисты свои. У нас мало-то танцевали. Ну, играли, «Хрен» пели, да скомаром ходили, да… всякие-всякие песни. В игры играли. В почту.

Так вот — девка едет, а парень за ней стоит. Девка топнет, парень спрашивает: «Кто тут?» Девка: «Почта», — говорит. А он: «Зачем?» Ну «привезла вон то-то», — скажет. Платок носовой или еще что-то. Парень: «А кому это, кому?» Ну, а она опять назовет, извеличает кого-то. Тот приходит, они поцелуются. Он сядет на это место. А она спрашивает. Он опять говорит: «Почта». «Откуда и зачем?» Отвечает: «Оттуда-то и с этим-то». Опять назовет… и так вот. Так играли.

В «Соседа» играли. Опять, знаешь, парни парами девок разберут и вот ходят две девки, спрашивают: «Да вот мы со своим соседом. Справьте удовольствие». Ну, а они говорят (парень с девкой): «Как от вас». И вот я ездила со своим-то мужем (не жених и невеста еще были). Ну, а были там парни интересные, и вот один все льнет ко мне. А его там девка… Ну, вот она и говорит:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: