Джонатан поднял на меня глаза.

   - Покажите мне свои руки, - умоляюще сказал он. - Мне нужно увидеть.

   И я решилась.

   - Хорошо.

   Медленно высвободив ладонь из его хватки, я потянула на себя ткань перчатки на указательном пальце. Джонатан не сводил с меня глаз, и я чувствовала себя так, словно раздеваюсь перед ним - вся, целиком и полностью. Ощущение наготы было таким мучительно-острым, что внизу живота у меня незнакомо заныло. Это ощущение не было неприятным - скорее, наоборот.

   Палец за пальцем, я снимала перчатку с левой руки, не отрывая глаз от лица Джонатана. Его рот приоткрылся, а грудь вздымалась ощутимо чаще, чем раньше. Когда я одним резким жестом сдернула перчатку, он вздрогнул и подался вперед, чтобы не упустить ни единой детали.

   Моя рука была безобразна -- мне даже не нужно было смотреть, чтобы это видеть. Однако Джонатан явно так не думал. Бережно взяв ее в ладони, он прильнул губами к следам ожогов, уродовавшим кожу. Ощутив его прикосновение, я непроизвольно сжала колени.

   Стук в дверь заставил вздрогнуть нас обоих.

   - Простите, что прерываю, - донесся до меня голос Ярдли. - Ланч готов.

   11

   День прошел в восхитительном безделии. После ланча Джонатан, как и обещал, устроил мне экскурсию по замку. Слушать истории из жизни английской знати, что веками разворачивались в этих стенах, было интересно и познавательно. Джонатан оказался чудесным рассказчиком. Подозреваю, кое-какие факты в его исполнении обросли дополнительными яркими деталями, но истории от этого выходили порой просто уморительные, так что я совершенно не возражала.

   Из замка мы отправились в роскошный сад, встретивший нас неожиданными для этой мрачной местности буйными красками и ароматами цветов и скошенной травы. От окружавшей меня невероятной красоты - и, конечно, от близости Джонатана - голова слегка кружилась, и мой внимательный спутник подхватил меня под руку, оберегая от возможного падения. Обычно чужие прикосновения мне неприятны, но в Джонатане было нечто, что вызывало у меня безграничное доверие и ощущение защищенности. И отстраняться совершенно не хотелось.

   Время от времени нас прерывали телефонные звонки. Большинство из них Джонатан пропускал, каждый раз извиняясь за то, что не может выключить телефон совсем, но на пару-тройку ему все же пришлось ответить. Впрочем, надо отдать ему должное, он сворачивал их довольно быстро, явно не желая оставлять меня скучать надолго.

   Хотя скуки я совершенно не испытывала. Во время его переговоров у меня появлялась дополнительная возможность полюбоваться Джонатаном, и я с удовольствием ей пользовалась, стараясь, впрочем, не рассматривать его слишком откровенно.

   Безусловно, он был одним из красивейших мужчин, что когда-либо встречались на моем пути. Придирчивый наблюдатель, возможно, мог счесть черты его лица грубоватыми, однако исключительное обаяние Джонатана заставило бы уняться даже самого строгого критика.

   От ветра его густые темные волосы немного растрепались и несколько тонких прядей упали на лоб. Обычно любой беспорядок во внешности, своей или чужой, вызывает у меня раздражение, но сейчас это меня не беспокоило. И если мне и хотелось убрать волосы с лица Джонатана, то лишь для того, чтобы узнать, каковы она на ощупь.

   Очередной звонок прервал нашу прогулку, и Джонатан, взглянув на экран, убрал телефон в карман с выражением явного неудовольствия.

   - Вас все время беспокоят, - сочувственно сказала я. - Наверное, поклонники узнают телефон...

   - Нет, это не поклонники, - со вздохом ответил Джонатан. - Это моя бывшая жена. Согласно решению суда она не имеет права подходить ко мне ближе, чем на сто метров. Впрочем, это не мешает ей звонить.

   Признание меня неприятно поразило, и от растерянности я не нашла ничего лучше, чем спросить:

   - Вы были женаты?

   Джонатан бросил на меня изучающий взгляд.

   - Почему это вас так удивляет? Да, был. Вообще-то дважды. Но все уже в прошлом.

   Я кивнула на телефон, который снова издал писк.

   - Судя по всему, ваша жена так не думает. Вы не ответите?

   Он покачал головой.

   - Нет. К этому часу, я думаю, она уже очень пьяна и просто обзванивает записную книжку.

   Порой мой язык - быстрее мысли.

   - По всей видимости, ваше имя встречается в ней чаще других, - вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать, что же я такое говорю.

   Джонатан недоверчиво посмотрел на меня, и уголки его губ приподнялись в хитрой улыбке.

   - Вы ревнуете меня? - уточнил он.

   Моим щекам стало жарко.

   - Простите, - пробормотала я. - Это было совершенно неуместно.

   Джонатан остановился, вынуждая меня сделать то же самое: моя рука все еще покоилась на сгибе его локтя.

   - Не говорите так, - мягко сказал он. - И не извиняйтесь, пожалуйста. Все, что вы делаете, абсолютно уместно. Вы беспокоитесь за меня -

   значит, что я вам небезразличен.

   Я не знала, что сказать. Джонатан не ошибся -- я действительно волновалась за него и не хотела, чтобы кто-то причинил ему вред. Но было ли у меня право так к нему относиться?

   - Я прав? - тихо спросил он, сокращая и так незначительную дистанцию между нами. - Скажите мне.

   Говорить я была совершенно не в силах, а потому просто наклонила голову.

   - Ева, - позвал Джонатан. - Посмотрите на меня.

   Встретившись с ним глазами, я замерла от нахлынувших эмоций. То, что я чувствовала к нему, было невозможно описать словами. Прочитав это в моем взгляде, он поднял руку и коснулся моих волос - осторожно поправил выбившуюся от ветра прядь и остановился, безмолвно спрашивая разрешения продолжать. Мои ресницы сомкнулись в знак согласия, и Джонатан едва ощутимо дотронулся моей щеки, кончиками пальцев обвел контур губ... Его прикосновения были легче перышка -- никакой грубости, никакого желания показать свою власть или воспользоваться моей беспомощностью.

   Секунду спустя я ощутила на щеке его теплое дыхание.

   - Я хочу быть с вами, - прошептал он едва слышно. - Вы хотите быть со мной?

   Вся защита, которую я годами выстраивала, боясь привязаться слишком сильно или обжечься слишком больно, рухнула в одно мгновение. На вопрос Джонотана существовал только один верный ответ.

   - Да, - ответила я.

   Глаза у меня все еще были закрыты, и я ожидала, что сейчас Джонатан скрепит наше соглашение поцелуем, однако его не последовало. Вместо того чтобы прикоснуться к моим губам, он прислонился лбом к моему лбу.

   - Я приду к вам сегодня вечером, - сказал Джонатан. - Пообещайте, что будете ждать.

   12

   Ужин прошел как в тумане. К нам присоединился Ярдли, что было неудивительно -- ведь он был не камердинером, а помощником Джонатана, возможно, даже другом. Именно он говорил больше всех: вспоминал забавные истории из их с Джонатаном общего прошлого -- закулисные байки и случаи из гастрольной жизни, живо интересовался моей биографией. Попутно выяснилось, что у нас есть несколько общих знакомых -- театральный режиссер из Чехии и пара европейских актеров. Словом, разговор тек легко и непринужденно, и я бы даже прониклась к Ярдли симпатией, если бы не утренний эпизод. Ведь теперь-то я понимала: вся его доброжелательность была показной, а интерес -- надуманным. Ярдли оказался двуличным, неприятным типом, и мой долг был уберечь Джонатана от его лжи.

   Джонатан...

   Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы в груди у меня теплело. Мы сидели напротив друг друга за круглым столом, и я любовалась движением его губ, то размыкавшихся, чтобы принять кусочек стейка, то смыкавшихся на краю бокала с красным вином. Мне всегда казалось, что еда -- процесс не менее интимный, чем секс. Точнее, это вещи одного порядка. Путь удовлетворения естественных потребностей может быть как эстетичным, так и отталкивающим. И если вам нравится наблюдать за тем, как человек ест, это означает, что вы принимаете его на особом тайном уровне и готовы подпустить к себе близко, предельно близко...