— Ладно, говорят, на востоке от подарка нельзя отказываться, — хмыкнул он и хлопнул по боку коня бедуина, как бы отправляя прочь. Тот не заставил себя уговаривать и лихо помчался, через несколько минут только легкое облачко пыли на фоне заходящего солнца напоминало о нем.

— Ворота! Ворота! — услышал голоса часовой внизу на дороге и, протиснувшись широкими плечами в бойницу, посмотрел со стены башни на дорогу.

А по ней, вздымая облако раскаленного песка, в направлении замка Атлит мчалась беглой рысью группа всадников в белых плащах с крестами. Они мчались с такой скоростью, что стражник, осмотрев, насколько он мог, всю дорогу, с удивлением не обнаружил погони. Однако он стал поспешно опускать подъемный мост, как этого требовал устав. Заскрипели железные цепи и, как бы нехотя, мост тронулся вниз. Всадники влетели в разверзнувшееся жерло главных ворот.

— Георг ранен! — осторожно снимая с коня друга, закричал Гарет.

— Что-то не очень заметно, — недоверчиво подумал стражник, осматривая Георга. Лишь по его бледному лицу можно было определить, что с ним произошло неладное. Но никаких следов ранения видно не было. Однако, сойдя с лошади, Георг зажал левой рукой пах и захромал в сторону казарм. На каменной мостовой остались следы крови.

— Бедуин хотел ударить Георга копьем в живот! Он отбил удар, но все-таки зацепило пах и ногу, — возбужденно рассказывал Гарет, потом улыбнулся, — рана, хоть и несерьезная, но может иметь большие последствия!

И он неожиданно резким движением схватил патрульного снизу за пах.

— Дурацкие шутки, англичанин! — охранник скорчился, пытаясь увернуться.

— Можно остаться без наследников! — констатировал Гарет, потом резко повернулся в сторону наблюдавших за происходящим оруженосцев, — я сказал — лекаря! Быстро!

Посыльные довольно поспешно привезли странного старика, на вид чужеземца. Его голова была чисто выбрита, одет он был в широкое шелковое одеяние желтого цвета. Местные жители, указав на него как на известного лекаря, предупредили, что обижать его не следует. Его личность была окутана ореолом колдуна или волшебника. Старик же, впервые попав в замок крестоносцев, с удивлением озирался по сторонам, рассматривая сложенные из грубого камня высокие стены и своды незнакомой архитектуры. Идущий впереди рыцарь толкнул ногой тяжелую дубовую дверь и, они, почти на ощупь, после яркого солнца, вошли в прохладное помещение, служившее крестоносцам спальней.

Георг сидел на столе, зажимая руками рану — из-под пальцев капала кровь. Старик отвел в сторону руку рыцаря.

— Да, — протянул он и, улыбнувшись, посмотрел на раненого. — Рана серьезная. Возможно, придется сделать обрезание, чтобы не было нагноения.

— Ни в коем случае! — взвыл Георг.

— Так будет безопаснее для здоровья. Тем более, что останется еще больше половины, — настаивал лекарь.

— Зачем мне половина! — закричал Георг, обратно зажимая пах, — лучше умереть!

Вся казарма просто умирала со смеха. Хотя испуганному рыцарю было явно не до шуток…

— Вы, наверное, опасаетесь за свои возможности после операции, достопочтенный рыцарь, — вежливо обратился к раненому смуглый старик. — Но вы зря волнуетесь. И с остатком этого важного органа вы будете желанным гостем в лоне любой женщины, если будете умело пользоваться своим орудием.

— Так я тебе и поверил, — Георг исподлобья глядел на старика.

— Я смогу обучить вас искусству любви в своей обители, чтобы вы хоть чем-то отличались в любовных утехах от того осла, — восточный лекарь указал на осла во дворе, которого можно было видеть через соседнее окно, — он даже лучше вас справляется со своим делом — вы же видите, какие у него данные! И мозгов столько же.

— Ты заговариваешься, старик! — решил вмешаться в разговор Ульрих, многозначительно положив руку на рукоять меча. — Делай то, для чего тебя привезли сюда! И никаких обрезаний!

Странный старик улыбнулся и, взяв небольшой кусок ткани, намочил его какой-то пахучей жидкостью. Затем протер драгоценную часть тела. Лицо Георга разгладилось — на его фаллосе не было ни царапины, просто он был сильно испачкан кровью. Тут уже поистине гомерический хохот охватил всех присутствующих. Георг с облегчением вторил братьям.

— Развод дневного караула! Развод дневного караула! — послышалась команда со стен Северной Башни.

Солнце уже сияло на ослепительно-голубом небе, и Ульрих спешно заканчивал приводить в порядок свою амуницию.

— Опоздаешь, — сказал Георг и подал Ульриху ножны.

— Всунули в этот проклятый караул! — пробурчал недовольно Ульрих, но затянул потуже поясной ремень, поправил гребенкой гриву густых светлых волос — настроение резко изменилось. Бодрыми и энергичными шагами он двинулся по угрюмым галереям замка к месту развода караула. Из-под мрачных сводов подземелья на него безучастно взирали громадные изваяния рыцарей — героев прошлых поколений, мастерски вырубленные стародавними мастерами. Они, казалось, ожили от мерцающих бликов факела в руке Ульриха. Их тени двигались по сводам в такт его шагам, а эхо от тяжелых ударов сапог многократно отдавалось в глубоких нишах. Статуи равнодушно провожали его своими каменными взглядами в продолжение этих трех сотен ярдов. Статный рыцарь с длинным мечом, достающим почти до самого пола, прошел до конца темного коридора, поднялся вверх по узкой каменной лестнице — и статуи вновь заснули во мраке галереи.

Караульные уже выстроились в шеренгу, и Ульрих поспешно присоединился к ним. Как и требовал устав, старший из братьев осмотрел каждого из заступивших в караул рыцарей. Внешность, состояние оружия, опрятность одежды — все было внимательно изучено.

— На что должен обращать внимание караульный? — перешел к проверке знания устава разводящий.

— На обстоятельства у стен замка на предмет присутствия сарацин и разбойников, а также на порядок на стенах, — бойко ответил Бруно.

— А если на стенах шум? — обратился уже к Ульриху командир.

— Разговоры запрещаются. «В многословии не избежать греха. Жизнь и смерть зависят от языка», — ответил цитатой из Латинского Устава Ульрих

— Похвально знание устава братом нашим! Тогда что же делать, коль шумно?

— «Не будь обвинителем и доносчиком в народе. Когда же кто узнает наверняка, что брат в чем — либо согрешил, пусть, согласно предписанию Господа, в мирном и братском благочестии он побранит его с глазу на глаз», — вновь процитировал Ульрих.

— Стоит отметить перед Магистром знание братом Ульрихом правил и уставов, — довольно отметил разводящий. — А как же ты будешь беседовать с братом: оставишь пост?

— Резким окриком с башни я прекращу болтовню!

— Слышал я, что некоторые из числа распутных женщин подумывали пробраться к братьям нашим, — перешел к другой теме командир, остановившись напротив Бруно и пристально вглядываясь в его карие глаза. Бруно вытянулся как струна и смотрел невидящим тупым взглядом прямо перед собой, пытаясь всеми силами изобразить воинскую исполнительность и подобострастие.

— Интересно, как бы им это удалось, когда на страже главного подъемного моста стоит храбрый рыцарь Бруно, — рассуждая вслух, он обходил француза со всех сторон, с нарочитой внимательностью изучая детали его одежды и снаряжения. — Тем более что стены наши неприступны даже для войска султана.

— Но, если бы это и удалось, каковы бы были действия братьев? — закончил свой обход командир и прямо задал вопрос Бруно.

— В главе 72 Устава сказано, чтобы братья избегали поцелуев женщин, — неуверенно вспоминал француз.

— На этот раз мы не удостоились цитаты, но понятие имеется, — заключил командир и, после небольшой паузы, задумчиво добавил. — Однако странно, что в уставе сказано только о поцелуях… ну что же, — его буква для нас свята!

После непродолжительной церемонии каждый караульный отправился к месту своей дневной службы. Ульрих прохаживался вдоль зубцов Большой Северной Башни. Сто неспешных шагов по каждой из ее стен — обход всего периметра занимал четверть часа.