«Как же глупо и нелепо, о боги! — юноша в очередной раз взглянул на свои тонкие запястья, скованные надежными колодками, цепь от которых тянулась к ошейнику, украсившему его шею. — Лучше было броситься со скалы, или сигануть с моста, пока еще была возможность! А теперь… Только и остается ждать, как повернется судьба… Или все-таки попытаться что-то сделать?.. А если он не поверит?.. И еще великое множество если…»

Он уронил лицо в поджатые к груди колени и замер. Остальные рабы давно перестали обращать внимание на страдания юного собрата. Уже на третий день путешествия к границам далекого Ланмарка, стихли даже ужасающие юного пленника сальные шуточки о том, что с такой красотой, которой его наделили боги, ему, предназначенному в дар правителю величайшей империи, не плакать нужно, а радоваться собственному счастью.

Счастью… Когда-то он действительно был счастлив. В детстве. Окруженный любовью и заботой близких, кормилицы, воспитателей и прочих родительских слуг. Когда ему исполнилось восемь лет, отец, могучий конунг Норрдана, Харальд Ясноглазый, взял сына, достающего ему макушкой до пояса, за руку и ввел в зал, где пировали его соратники и гости, объявляя собравшимся, что в его замке растет новый принц.

— Взгляните на этого мальчика, соратники. Через несколько лет он станет одним из ваших предводителей, если не сгинет в первом походе. Поднимите кубки за счастливую судьбу моего третьего сына, Эйриха, благородные ярлы севера! — Харальд вскинул тоненькое тельце с длинными светлыми локонами над головой. — Не ахти какой крепыш еще, но жизнь его быстро закалит! Ингъялд, Снорри, займитесь его обучением на суше, а через пару лет отправится в первый морской поход с ярлом Сверриром Темногривым, — конунг дружески подмигнул молодому мужчине с ярко-голубыми глазами и буйной каштановой растительностью на голове, давшей прозвище предводителю данов.

Сверрир принял мальчика из рук отца и усадил к себе на колени, снял с мощной загорелой шеи ожерелье из серебряных блях, медвежьих когтей и моржовых клыков:

— Носи на удачу, конгер Эйрих. А добудешь первые трофеи, с тебя ожерелье на обмен! — Эйрих чуть не согнулся под тяжестью украшения, но Темногривый легонько ткнул его кулаком меж лопаток. — Держи спину ровно, будущий воин!

Мальчик очень старался не ударить лицом в грязь. Учился стрелять из лука и арбалета, отбивать стрелы мечом и щитом, метать кинжалы в цель, вскакивать на движущегося коня, разить цель из седла на полном скаку, учил названия кораблей и оснастки, и валился с ног под вечер после нелегкого обучения у двух лучших наставников отцовского ледунга. Через два года он заслужил право взойти на борт боевого дракара под бело-синим флагом ярла Сверрира и принять участие в своем первом морском сражении. Юный конгер помогал опытным викингам управляться со снастями и гасил просмоленные факелы, которыми забрасывали их корабль неприятели. В одиннадцать лет он убил своего первого оленя и волка на взрослой охоте. В двенадцать его впервые допустили на пир в качестве сотрапезника. Захмелевшие мужчины дружно приветствовали сына конунга и усадили на дубовую скамью между старшим братом, Эйнхардом, и наставником, Сверриром, который вскинул кубок, обращаясь к присутствующим:

— За Эйриха, за отважного и прекрасного конгера, сына Харальда и Гердрид, да будут к нему благосклонны боги! — и залпом осушил свою чашу.

— Отважного — да, есть такое! — поддержал, не без гордости, Харальд. — А насчет прекрасного, ты, Сверри, не заговаривайся. Или так глаза залил, что уже не помнишь, по какому поводу собрались?

Вокруг громко засмеялись несколько десятков мужчин, а Эйрих ощутил внезапный тревожный холодок меж лопаток — что-то насторожило юношу в словах и в тоне голоса отца… Он осторожно взглянул на Сверрира и тихим шепотом спросил наставника:

— Темногривый, чем конунг недоволен?..

— Сейчас узнаешь… — Сверрир, лицо которого запылало от вина и непонятного конгеру возбуждения, не глядя на него, обернулся к Харальду. — Как не помнить, повелитель! Я почту за честь породниться с твоим домом!

Правитель Норрдана объявил о помолвке ярла Сверрира и своей дочери, шестнадцатилетней красавицы Ирмелин. Тут же посыпались здравицы и поздравления со всех сторон, вино и пиво полилось двумя мощными потоками в луженые глотки.

Харальд сделал младшему сыну знак удалиться, когда в зале появились женщины.

Эйрих с облегчением покинул зал, где уже было трудно дышать, и уши закладывало от громкого мужского ора и визга служанок. Ему никогда не было любопытно подсмотреть за старшими воинами, картины безудержного веселья и откровенного разврата не прельщали подростка. Он предпочитал разбирать и листать старые книги на разных языках, сваленные в заброшенной башне. В тот вечер, искренне радуясь, что удалось избежать дальнейшего участия в пирушке, конгер направился в свое любимое книгохранилище. Вооружившись масляным фонарем, стал подниматься по широким пологим ступеням, уже предвкушая новую встречу с героями древних легенд и сказаний, когда услышал тяжелые и быстрые шаги за спиной. Сильная рука перехватила запястье с фонарем, другая рука крепко зажала рот. Мужчина задул фонарь одним резким выдохом, причем Эйриха обдало волной винных испарений и внутреннего жара. Он силился вырваться из крепких объятий и дотянуться до кинжала на поясе, но напавший держал слишком крепко. Тонкие косточки конгера похрустывали в медвежьем захвате.

— Тише, малыш, не вырывайся…

— Сверрир! Умом повредился — сзади нападаешь? Или это игра такая? — Эйрих доверчиво расслабился в знакомых руках и ему даже удалось повернуться лицом к наставнику. — Чего молчишь? И зачем факел загасил? Какая-то тайна?..

— Ох, маленький, везде-то тебе тайны мерещатся… — твердая ладонь, скользнув по спине и затылку, зарылась в длинные шелковистые волосы мальчика, другой рукой ярл привлек его к себе. Эйрих все еще видел в происходящем прелюдию к какой-то забаве, и даже предположил, что наставник хочет поделиться каким-то секретом:

— Темногривый, хочешь о сестре спросить? Так что я знаю? Вышивает целыми днями… Что ты делаешь?.. — он замер, ощутив руку ярла под своим плащом, сдвигающую в сторону ремень и поглаживающую его тело пониже поясницы сквозь тонкую ткань штанов. Он этого прикосновения по всему телу мальчика пробежал крупный озноб, будто на ледяном ветру. Когда же горячие губы ярла прочертили на его горле влажный след от уха до уха и впились в ямку у ключицы, Эйрих изумленно охнул, его лицо окатило волной жара, он напрягся в кольце ласкающих рук:

— Сверрир… не надо… что ты?..

— Молчи, ты мой, слышишь? Мой… давно об этом дне мечтал… не могу больше сдерживаться!.. — Мужчина накрыл его губы своими, а его рука, справившись с пряжкой пояса, спустила льняные штаны конгера, нежно прошлась меж ягодиц, поласкала гладкое бедро и подхватила снизу теплый тугой мешочек, перекатывая его содержимое между пальцев. Эйрих глухо застонал, у него подкосились колени, и закружилась голова, когда язык ярла проник в его рот, а пальцы сомкнулись вокруг впервые налившегося возбуждением органа. Он бы упал, если бы Сверрир не держал его крепко. Мужчина подхватил его ладонями под ягодицы и уложил на широкую ступень лестницы, склонился лицом к его животу. Самые чувствительные места мальчика опалило горячее дыхание, от которого встали дыбом нежные золотистые завитки на лобке. И в это мгновение темный пролет залил ослепительный свет нескольких факелов.

Эйрих не помнил, сам ли выплыл из блаженного дурмана, или его отрезвил гневный голос отца, и удар сапога по ребрам, от которого он сложился пополам и тут же закашлялся кровью. Рядом были старший брат и ярл Ингъялд с искаженными гневом и отвращением лицами. Четверо стражников едва удерживали в руках вырывающегося и осыпающего всех жуткой бранью и проклятиями Сверрира. Отпинав скорчившегося у его ног сына, Харальд несколько раз от души врезал Темногривому, сломав ему нос и выбив несколько зубов, и приказал заковать его и бросить в подземелье.