Немного паранойи не помешает. Ехать ли, идти ли с готовым письмом в кармане – страшновато. У человека были при себе чистый листок, конверт, карандаш. Ах, да – и трафаретка. Бумагу и конверт он не принес из дома – вдруг пальчики остались? Купил по дороге. И все время не снимал перчаток.

Не снимала. Кроме северных, прилегающих к Арктиде краев, в Мире не бывает сильных холодов и такой предмет туалета, как перчатки – изящные, тонкие, пропускающие воздух, носят только женщины. Иногда. И не все. Простолюдинки уж точно не щеголяют.

«Ищем женщину – как хрестоматийно. Образованную. Молодую. Последнее ни из чего не следует, но в ее поступке прослеживается молодой задор».

Все почтовые киоски в центе города. Продавцы не видят лиц покупателей. Лишь руки, протягивающие деньги и берущие сдачу. Вы помните женские руки в перчатках? Сколько раз за день. Два. Ни разу. Ну, может, один. Раза четыре. Вспомните фасон? Пресвятая Мария Дева, да откуда? Посмотрите: на какие из этих похожи? Э-э… скорее вот эти. И эти.

Привратницы в общественных туалетах не видят лиц входящих. Лишь руки, протягивающие деньги… Руки в перчатках? Да. Фасон? Смотрите внимательно… Тот же самый или очень похожий.

Так проявился маршрут. Киоск на углу Адмиралтейской и Северного ветра. Дальше – туалет. Запереться в кабинке, и не спеша подготовить письмо. Там же выбросить карандаш и трафаретку. Три квартала до почты и паранойя успокоена – при законопослушной гражданке Острова больше нет улик страшного преступления.

Все окрестные магазины женской одежды. Покупки в период с 12.01.1357/00:00 по 13.01.1357/13:59. «Ну, это я занудствую. Как бы резва она ни была, а сварганить это черное дело за минуту… Ха!» О том, что так можно найти только покупателя, расплатившегося чеком, Иомен своим агентам не сказал. Чтобы не расхолаживать.

Упорство иногда вознаграждаются удачей. Чек номер такой-то, эмитирован Банком Магистрата, заполнен почерком аккуратным и ровным. Сумма… перчаточки, короче. Фасонистые. Время на кассовой ленте: 13 часов 27 минут 13 января. Полчаса таинственной особе хватило на все. Самый значительный банк Мира не выдает сведений о владельцах счетов, но… разборчивая подпись на чеке избавила Иомена от дальнейших хлопот. «Что в имени тебе моем?» Да все, кроме подробной биографии. Ее, захотим – расскажете сами. Седа Лин, шестнадцати лет.

Иомен чувствовал себя очень усталым. Возможно, оттого ему пришла в голову мысль, что он был бы гораздо счастливее, выбравши себе в жизни другую профессию.

Все время, пока ее везли ко Двору Хозяйки, Седа уверяла себя, что это ерунда. Вроде глупого сна. И боль в скованных за спиной руках ей только чудится. Не могла она в реальности так быстро провалиться. После того, как все продумала и так осторожно сделала. Только вспоминая, какое у мамы стало под конец разговора с офицером Безопасности лицо, понимала, что все наяву. Но ощущение кошмара не проходило.

Ее ввели в длинный, покрытый красным ковром холл, освободили руки. «Цвет крови».

Иомен прошептал:

– Будьте вежливы. Прошу вас.

В дальней стене скользнула в сторону дверь, и Седа увидала стоявшую в проеме кареглазую, темноволосую женщину в лимонно-желтом кимоно. «Кто она?»

– Иди сюда, школьница, – голос показался Седе смутно знакомым. «Откуда ее знаю?»

Женщина, видя замешательство Седы, поманила ее.

– Ближе-ближе. Не укушу. И перестань играть с косичками.

Села обнаружила, что по детской еще привычке держит в руке хвост левой косы.

– Это – не косички… – легкий, как будто звенящий выговор Седы, странно контрастировал с сильным голосом женщины.

– А что же?

– Косы.

– Хорошо. Еще меня поправишь?

– Я – не школьница. Лицеистка.

Женщина смерила Седу взглядом.

– Ах да. Второй лицей. Дурацкие коричневые платья с идиотскими воротничками. Входи… лицеистка.

Иомен сунулся, было, следом.

– Ваше вы…

– Брысь!

Дверь закрылась, оставив Седу и женщину вдвоем. Новая комната была меньше, уютнее, с разбросанными по полу пуфиками.

– Присаживайся, лицеистка. Туфли скидывай, здесь тепло. Я – босиком, видишь? Чаю хочешь?

Седа медлила. Чайник и чашки – прямо на полу. Чаевничать придется тоже сидя на полу в позе вольной, которую узкое платье Седы не допускало.

– Зря, – сказала женщина. – В сухомятку твое произведение плохо глотается.

Она протянула Седе злополучную открытку.

– И не стой, садись. Жуй старательно. А я посмотрю, какая у тебя будет физиономия. У меня была такая же, когда я это читала. А когда представила, что это увидят… считай, в каждом доме!! Станут показывать друзьям… знакомым… Ты – первая, кто сделал со мной такое!!

Знакомый с детства, глубокий, с легкой хрипотцой на низких тонах, хорошо модулированный голос. Голос, могущий от вкрадчивого шепота срываться почти на крик, и вновь опускаться до тихих, интимных интонаций. Многие годы каждый месяц Хозяйка обращается по радио к подданным, донося до них свою силу и волю. Но редко кому удается увидеть «ее высочество» воочию. Седа представляла ее совсем не такой. И далеко не каждому встреча с Хозяйкой приносит удачу.

Они обе так и остались стоять и Седа обратила внимание, что на каблуках она выше Хозяйки, значит та комплекцией своей, почти не отличается от нее – школьницы выпускного класса.

– Это ничего, – сказала Хозяйка. – Я могу укоротить тебя на целую голову. Жуешь? Молодец.

Быстро прикрылась рукавом, потому что в этот момент Седа выплюнула горьковатую бумажную кашицу ей в лицо.

– Правда, молодец, – похвалила Хозяйка. – Не пресмыкаешься. Получай награду. Литературная премия от Хозяйки Острова – казнь на площади Искупления. Сама знаешь: в Вагноке – это главная площадь. Цени. По радио и видео уже объявили. Выходи, не то опоздаешь.

Дверь отворилась, за нею стоял майор Иомен.

– Берите ее, – сказала Хозяйка, и Седе вновь показалось, что видит сон.

Сделала шаг, другой. Идти почему-то было трудно. Обернулась к Хозяйке.

– Вы злитесь на зеркало.

Очень было странно идти по улице с майором Иоменом. Седа подумала, что отсутствие охраны – лишь видимость. Попробовать убежать? Куда же? Она не станет позориться.

– На чем я провалилась? – спросила Седа.

– На дилетантстве, – хмуро ответил Иомен. – Вы мстили за кого или у вас принципы образовались?

– Кто-то должен…

– Что?

– Ничего. Вы делаете, что считаете правильным. И я сделала.

– Я делаю то, что считаю неправильным, – сказал Иомен.

Они вышли на выгороженную металлическими стойками часть площади, с деревянным столбом посередине, по периметру стояла охрана. Народу было мало, настроение у всех какое-то оглушенное. «Чувствую себя идиоткой. Скажи мне кто, что это будет так, не поверила бы».

– Это похоже на фарс. Вы не согласны?

– Это и есть фарс, – сказал Иомен. – Вы бы помолчали. Вам умирать, а вы языком мелете.

«Если замолчу, то заплАчу…»

Захотелось обругать Иомена, но его уже не было рядом, только две мускулистые тетки, которые грубо схватили ее и потащили к столбу. Седу привязали, заведя руки назад, она пару раз брыкнулась, после чего ноги ей, подогнув, тоже крепко притянули к опоре. Во время борьбы платье Седы лопнуло по швам в нескольких местах, и одна из экзекуторш стала срывать его с тела девушки, подрезая острым стилетом. Когда блестящее лезвие мелькнуло у ее глаз, Седа постаралась не моргнуть. Палачка хмыкнула и занялась бельем Седы.

В преддверии тайны, что скоро открою

Я вижу дома и мосты над рекою,

Как вечер неспешно заходит в аллею,

В далеком окне солнца блик пламенеет,

Я вижу, я слышу,… я знаю, что будет,

Когда я уйду. Не исполнятся люди

Печали. Не будет ни вздохов, ни горьких рыданий –