Мы стояли с Хайд на набережной, и солнце вставало из зеркальной, смыкающейся с горизонтом глади. Авто, привезшее нас из аэропорта, ожидало рядом, Стас бдительно охранял чемоданы. Шучу. Просто он, деликатный, старался не путаться у нас под ногами.

– Как хорошо! – воскликнула я.

– Дарю, – отозвалась Хайд. – Дарю Остров, дарю себя.

Активная лесбо старается произвести впечатление на новую подружку. На моей физиономии явственно читался скептицизм.

– На самом деле я – би, – сочла нужным уточнить Хайд.

– Тем хуже – будешь мне с мужиками изменять.

– Тебе-то что, вольна ответить мне тем же.

– Вольна… – с горечью сказала я. – У тебя здесь вольностью не пахнет, – я подразумевала вообще порядки на Острове.

– Люди не имеют права быть свободными, – отрезала Хайд, но, испугавшись меня, поспешила исправиться:

– …В большинстве своем.

И меланхолично воззрилась на восход. «Светлый путь» – один из коньков здешней пропаганды – обещанное народу счастье, но… для будущих поколений. Стандартный прием для стабилизации диктатуры.

Позади вежливо откашлялся Стас.

– Умоляю, ВВ. Нам пора.

Двор Хозяйки – правительственный квартал, где здания невысоки и благообразны. Центральная резиденция посереди роскошного, слегка небрежно ухоженного парка-сада. Коридоры с высокими потолками, блеск паркета. Мундиры, сюртуки, почтительно-преданные выражения лиц. Я едва поспевала за стремительно шагающей Хайд, и знала, что каждый видит Хайд в соответствии с собственным о ней представлением. Мне она воображалась многоопытной, привыкшей к абсолютному повиновению властительницей – до того силен гипноз ее облика и манер. Мнимая величина, вроде корня квадратного из минус единицы – она есть и ее нет. Юные пажи по обе стороны заветного коридора выбросили руки в приветствии. Хайд ответила небрежным взмахом: «Светлого пути». Дверь, которую Хайд, кажется, готовилась распахнуть ногой, успела быстро разъехаться в стороны, я мельком заметила написанное золотом по черному: «Naomy Vartan-Peano…», и оказалась в уютно обставленной квартире – властном центре этого края Мира.

– Располагайся, – сказала Хайд. – Ты дома. Ты у меня.

– Разрешите, – Стас зашел, пряча улыбку в бороду.

Не сонм генералов и чинуш, а этот по-мальчишески бодрый мужчинка обладал здесь реальной властью – проводник воли Хозяйки, второе лицо на Острове. Он принес наши чемоданы.

Когда Стас слинял, и мы остались вдвоем, я спросила:

– Где у тебя ванная?

– Хочешь в душ? Пошли! – с восторгом откликнулась Хайд.

Мы еще несколько раз нежились под горячими и с визгом корчились под холодными струями, смывая пот любовной борьбы. Под конец, отдыхая на широкой, низкой тахте, я повернулась к Хайд и внимательно исследовала ее свежеумытый облик. Густые темные брови, длинные ресницы, нежная кожа щек, легкий пушок над верхней губой, а сами губы мягкие, страстные… Хайд заведомо нет тридцати, она моложе меня. Она не мешала мне, покорно подставляясь в требуемом ракурсе.

– Ты бреешь башку, чтоб парики удобней носить…

– Иногда надо быстро сменить облик.

– Лицедейка. Я тащусь от твоего таланта. А…

Хайд потолкала меня локтем, поторапливая с формулировкой.

– Куда делась настоящая?Сама померла? Отравили?

Хайд устало зевнула.

– Настоящую ей подавай… Вон секретер, видишь? Вставай, открой второй ящик, слева. Картонная коробка.

В полном недоумении, я достала требуемое. Что за сюрприз? Может, здесь прах покойной? Коробка была легкой. Я осторожно открыла ее и увидела кассету с пленкой к фотоаппарату «Светкопир-10», выпускался такой лет двадцать назад. Широкопленочный, очень хороший, кстати. Ниже лежали отпечатанные снимки. Я вытащила пленку, глянула год выпуска на обрезе: 1350. Затаила дыхание, просматривая негативы на свет. Потом рассмотрела фотографии – прекрасного качества, их было тринадцать, три кадра на пленке остались неизрасходованными.

Трупы женщин. Не было сомнений, снимал сам убийца – талантливый фотохудожник. Маньяк. Не буду здесь рассказывать, что он с ними делал, и как именно убивал, но оставлял себе на память снимок очередной жертвы. Последний кадр резко отличался от предыдущих. Обычное фото, а-ля производственный репортаж. В прессе Острова этот сюжет подали бы так: «Директор судоверфи Норденка имярек в лучах восходящего зимнего солнца докладывает руководству о достигнутых успехах». Директор, немного косолапый мужчина, с легкой улыбкой смотрел на «руководство», молодую, привлекательную женщину. Одну руку она положила ему на плечо, другую держала в кармане пальто. Головного убора на ней, как и на директоре, не было, и на шевелюрах у обоих лежали снежинки.

…Об ЭТОЙ жертве охотник мечтал в горячечных грезах. Но именно ЭТА женщина была недосягаема, слишком строго ее охраняли. Но фото, пусть такое несодержательное, он решился сделать, продумав заранее путь бегства. И поплатился жизнью. Убить его она приказала жестоко, чтоб страдал долго. «Есть суд, и есть воздаяние». Суд Хозяйки – она сама.

Я, как рыба, молча открывала и закрывала рот, пока Хайд не рявкнула на меня:

– Довольна?!

Я кивнула, а Хайд съехидничала:

– Слабонервные людишки работают в ОСС…

Я перевела дух и спокойно возразила:

– Должна же я привыкнуть к мысли о скорой смерти.

Дивные брови Хайд поднялись.

– О чем ты?

– О классической задачке, о человеке, который слишком много знает.

– Это – решаемая задача, – подтвердила Хайд.

– И я о том же. Ты не сможешь отпустить меня – такую осведомленную.

– А тебе никуда и не надо.

И я выпалила, не давая себе времени испугаться:

– Я не останусь с тобой. На Острове.

– Ой-ой-ой! Какая жертвенная натура. Торопится лечь под каждый трамвай. Интересно будет поглядеть, как тебя встретит твой начальничек. Иероним… как его?

– Не волнуйся за меня, я знаю к нему подход. А вот с тобой… Ты – странный и опасный человек, Магистр меня предупреждала.

Хайд вздернула подбородок.

– А я – не человек.

Несколько секунд я лихорадочно переваривала еще и эту информацию, пока Хайд не избавила меня от напрасных потуг:

– Я – новыйчеловек. Следующая ступень эволюции.

Наверное, я – недоделанный гений. Или в могуществе Хайд имеется слабина. Будучи в силах навязать свои мысли и волю другому, она нечаянно может передать ему и частицу запретного, только для нее – знания. Так или иначе, но меня осенило:

– Врешь! Никакая ты не следующая ступень. Порода твоя – выведена искусственно!

Удар был не в бровь, а в глаз. Лицо Хайд исказилось, стало злым. А я закусила удила:

– И все, Хайд, что я о тебе знаю, подтверждает, что ты среди нас – единственный такой экземпляр.

Ровным голосом Хайд заметила:

– Проницательная ты моя. Ладно, получай решение твоей задачи, идиотка. Выходишь отсюда, по коридору прямо, потом налево. На двери черный квадрат. Войдешь, скажешь дежурному палачу, чтоб тебя казнил. Сама я людей не убиваю.

И я пошла, куда велено. Не потому, что покорная овечка. Просто обиделась. Если Хайд такая сумасшедшая, что сперва меня выхаживает и холит, а потом велит прикончить – пусть будет так. Если ж это розыгрыш, то ладно.

Меня встретил толстый и деловитый дядька. Глаз мой – достаточно наметанный, чтобы заметить кабели высокого напряжения, питающие электропечь для сжигания трупов. Все остальные причиндалы для быстрого (или не очень?) умерщвления можно, думаю, было обнаружить за рядом занавесок в полосочку.

Заплечных дел мастер жевал булку с домашней колбасой, отчего вокруг вкусно пахло чесноком. Оторвавшись от сего важного занятия, он показал, где мне сесть и добродушно заметил, что любопытно узнать мои предпочтения.

– Так прямо и не скажу, – я старалась держаться иронично, но колени у меня подрагивали. – Хочется чего-то интересного, но не слишком мучительного… Вы головы рубите? Не знаете, живет отрубленная голова хоть сколько?