Ксения занимала скромный домик с садом близ морского берега, рядом с большой великолепной виллой, ярко раскрашенная башня которой резко выделялась среди густой зелени парка, окружавшего ее.

Даша объяснила своей барыне, что там живет богатая кокотка, которую содержит один богатый негоциант. Это сведение, впрочем, очень мало интересовало госпожу Герувиль. Она никогда не видала своей соседки и только издали заметила ее яркие, кричащие туалеты.

Что эта соседка с особенным интересом рассматривала ее, этого молодая женщина даже не подозревала.

Лето прошло без всяких приключений.

Наступил август и приблизилось время отъезда. Но в виду чудной осени, теплой и солнечной, как июль месяц, Ксения решила немного продолжить свое пребывание в Гапсале.

С проследней зимы она страдала страшными мигренями, вследствие перенесенного ею нравственного потрясения и физического истощения.

Однажды утром молодая женщина проснулась со страшной головной болью, так что нуждалась в абсолютном покое. После чая она послала детей с бонной Розалией погулять на морском берегу до обеда, а сама легла на диван, приказав Даше опустить шторы и не беспокоить ее.

Смутный гул голосов пробудил ее от легкой дремоты. Удивленная и раздраженная молодая женщина стала прислушиваться. Видимо, взволнованная Даша разговаривала с бонной, которая что-то рассказывала слезливым и прерывающимся голосом.

Вдруг Ксения ясно расслышала следующую фразу:

— Я нигде не могу найти ребенка!

Точно под влиянием гальванического тока Ксения вскочила с дивана и бросилась в соседнюю комнату. Там стояли Розалия с расстроенным видом и с лицом, покрытым красными пятнами, и бледная, перепуганная Даша; оробевший Борис робко жался в стороне.

— Где Ольга? — хриплым голосом вскричала Ксения Александровна.

— Я сама ничего не понимаю… Клянусь вам, я не виновата, но я не знаю, где она… — пробормотала бледная немка, дрожа всем телом.

Ксения Александровна зашаталась и на минуту прислонилась к стене. Затем, охваченная отчаянным гневом, она вскричала:

— Вы не знаете! Но где же вы были! Чем вы были заняты, что доверенный вам ребенок мог исчезнуть бесследно?!

— Я не отходила от детей. Но порывом ветра сорвало шляпу Ольги, и я побежала за ней. Когда же я, поймав шляпу, вернулась назад, девочки уже не было… Я тщетно всюду искала ее и…

— Даша! Побежим искать ее! — перебила бонну Ксения Александровна.

Дрожа, как в лихорадке, и не слушая Розалию, которую сурово оттолкнула от себя, молодая женщина выбежала из дома, забыв, что она в пеньюаре и что волосы ее растрепаны.

Это был какой-то бешеный бег по морскому берегу, потом по общественному саду и, наконец, по семействам, с которыми она обыкновенно встречалась. Никто ничего не знал. Некоторые дамы видели, уходя домой, как девочка играла на песке. Все немедленно же приняли участие в поисках. Весть об исчезновении ребенка с быстротой молнии облетела весь Гапсаль, возбуждая всюду удивление и ужас. Однако все поиски оказались тщетными. Несчастную мать без чувств отнесли домой.

Видя, что ее барыня не приходит в себя и лежит, как мертвая, Даша прежде всего сбегала за доктором, а потом послала телеграмму Ивану Федоровичу, извещая его о случившемся несчастьи и умоляя приехать в Гапсаль.

Иван Федорович одевался, чтобы ехать в Павловск, когда ему подали депешу, которая окончательно сразила его. Несмотря на любовь к рассеянной жизни и на свой страшный эгоизм, он любил детей. Он любил играть с ними, когда бывал дома, и именно Ольга была его любимицей. Она была его законным ребенком. Кроме того, девочка была гораздо развитее Бориса и характер у нее был лучше. Борис же был своеволен, вспыльчив и капризен. Как живая восстала перед ним фигура маленькой девочки, с ее большими голубыми глазами, с густыми черными локонами и лукавой улыбкой на розовом ротике. При мысли потерять ее таким образом, сердце его сжалось точно железными клещами.

Он приказал Иосифу уложить необходимые вещи и с первым поездом уехал в Гапсаль.

Входя в дом, занимаемый женой, Иван Федорович встретил уходившего доктора, который объявил ему, что рассудок больной в опасности. Вид Ксении только подтвердил опасения доктора. Бледная, как смерть, с сухими растерянными глазами, сидела молодая женщина на диване и, не переставая, повторяла имя Ольги.

Она только что вернулась из беспорядочной беготни, которую предпринимала утром и вечером в поисках ребенка и возвращалась домой разбитая, полубезумная и с трясущимися ногами.

Вид мужа произвел благотворную реакцию, возбудив в ней смутную надежду.

— Иван! Ольга пропала! — вскричала молодая женщина, протягивая к мужу руки.

В голосе ее звучало такое раздирающее душу отчаяние, что даже Иван Федорович был потрясен. С искренним и горячим участием прижал он ее к себе и несколько слезинок скатилось из его глаз.

— Бедная моя! Мужайся! Я сделаю все, что только физически возможно, чтобы найти нашего дорогого ангела, и надеюсь, что Господь поможет нам.

Ксения ничего не ответила и только головой прижалась к груди мужа. Вся тяжесть, в течение двух дней давившая как железным кольцом ее сердце и мозг, нашла теперь себе выход в потоках горьких слез.

Иван Федорович дал ей выплакаться.

Он понимал, что слезы, может быть, и спасут ее рассудок. Когда первый пароксизм прошел, он дружески сказал жене:

— Ложись в постель, дорогая моя, и постарайся хоть немного заснуть. Я же сейчас отправлюсь в полицию и постараюсь заручиться хорошим агентом, которому пообещаю солидное вознаграждение. Это следовало сделать тотчас же, но, надеюсь, ничего еще не потеряно.

Выходя из комнаты жены, Иван Федорович встретил Розалию, которая шла с Борисом в сад. При виде этой особы, непростительная небрежность которой была причиной этого несчастья, им овладела настоящая ярость.

— Негодяйка! Это благодаря вашему недосмотру пропала моя дочь, — крикнул он. — Убирайтесь вон! Чтобы через десять минут здесь не было ни вас, ни ваших вещей, иначе я не ручаюсь за себя и уничтожу вас, как гадину!

— Я не виновата и не позволю вам так оскорблять меня! — вскричала немка, причем яркий румянец разлился по ее лицу.

— Если вы прибавите еще хоть слово, я привлеку вас к суду, где вы и можете доказать свою невиновность! — возразил Иван Федорович с таким сердитым взглядом, что бонна замолчала и побежала укладывать свои вещи.

Четверть часа спустя она оставила дом Герувиль.

Однако все усилия не привели ни к чему. Ольга исчезла бесследно, и, несмотря на все старания, не могли открыть ни малейшего указания. Борис был еще слишком мал. Он был занят игрой и мог сообщить только, что его сестра не кричала. Остановились на том предположении, что Ольга утонула и что тело ее унесли волны, так как в этот день был сильный ветер. Говорили также, что в окрестностях бродили цыгане, но положительно никто ничего не знал.

Доктор советовал удалить больную из этого места, полного тягостных воспоминаний, а потому Иван Федорович, после двух недель бесплодных поисков дочери, уехал с женой обратно в Петербург.

Войдя в дом, где каждая комната и каждая вещь напоминали ей потерянную дорогую малютку, и увидев ее пустую кроватку, Ксения упала, точно пораженная громом. Когда через несколько часов молодая женщина открыла глаза, она никого не узнала: у нее открылось воспаление мозга.

Три недели жизнь Ксении висела на волоске. В бреду она не переставала звать дочь. То ей казалось, что она ищет ее в глубине моря, то она бежала за похитителями и никак не могла догнать их. После этого она впадала в летаргическое состояние, из которого ее трудно было вывести.

Однако сильная и здоровая натура молодой женщины восторжествовала над болезнью. Но поправлялась она с поразительной медленностью, и во всем ее существе произошла роковая метаморфоза. В ней исчез всякий интерес к жизни. Дни ее проходили, в какой-то мрачной апатии; даже ведение хозяйства сделалось ей в тягость.

Изменилось и ее чувство к Борису. Прежняя нежность сменилась холодным равнодушием. Она не отталкивала мальчика, когда он ласкался к ней или робко прижимался головкой к ее коленям, но она никогда не отвечала на его ласки и не замечала боязливого удивления, светившегося в невинных глазах ребенка.