— Да, да! Вы, вероятно, камеристка молодой госпожи? — ответил Иосиф, любезно помогая молодой девушке вынимать из кареты картонки.

— Вы угадали: я — камеристка Дарья. А вы, вероятно, Иосиф, камердинер барина? Будьте добры, прикажите внести вещи в гардеробную. Барыня приедет в одиннадцать часов, и я должна все приготовить к ее приезду.

Пока Дарья расплачивалась с кучером, Яков с Иосифом внесли все вещи в первую комнату. Они ставили у стены последний картон, когда вошла камеристка и пораженная остановилась на пороге.

— Боже мой! Да здесь все пусто… Нет ни одного стула… Я перепачкаю все свои юбки в такой конюшне!

И Дарья с видом отвращения подняла свои юбки с таким ловким расчетом, чтобы показать полосатые чулки и кожаные башмаки с высокими каблуками.

— Боже! Что за княжеская ножка у вас! Понятно, они сотворены не для того, чтобы ходить по такой грязи! — вскричал Иосиф, бывший большим любителем прекрасного пола. — Позвольте мне проводить вас в мою комнату. Там вы снимите ваш жакет и выпьете чашку кофе.

— Охотно, — с любезной улыбкой ответила Дарья, проходя на цыпочках через гостиную.

Видя, что следующая комната была также пуста и грязна, а в третьей, дверь которой была широко открыта, ничего не было кроме кровати без подушек и одеяла, ночного столика и кожаного кресла, опрокинутого вверх ногами, она снова остановилась и вскричала, всплеснув руками:

— Нет, это просто неслыханно! Где же барыня будет спать? Где же она сядет? Здесь нет ни одного стула, ни одного стола… Где же я буду разбирать вещи?.. Не понимаю, как барину могло прийти в голову везти сюда свою молодую жену! Послушать его, так здесь ждало ее очень комфортабельное помещение!

— Вчера еще оно и было таким; но сегодня утром матушка Ивана Федоровича все увезла отсюда. Это целая история! Если хотите, я расскажу вам ее. Но пойдемте: у меня ничего не взято.

Иосиф провел камеристку по длинному коридору и открыл в конце его дверь, ведущую в довольно большую комнату, вид которой оставлял приятный контраст с опустошенной дачей. На окнах висели белые перкалевые занавески, усеянные розами; чехлы из той же материи закрывали кресло и маленькую кушетку, стоявшую у стены. У противоположной стены стояла очень чистая постель, закрытая пикейным одеялом, и большой комод, служивший в то же время туалетом, так как он был покрыт вышитым полотенцем и на нем стояли зеркало, бутылочка одеколона и коробка рисовой пудры и лежали гребешки и щетки. Все эти вещи своим изяществом указывали на то, что раньше служили барину. Меблировку комнаты довершали небольшой шкаф, стол, три соломенных стула и несколько олеографий.

— У вас здесь очень мило! По сравнению с тем пустым сараем — это настоящий дворец, — объявила Дарья.

Она сняла жакет, и достав из картона передник, отделанный маленькими гофрированными воланами, и маленький белый чепчик, стала надевать их перед зеркалом. Она, так сказать, стала готовиться к встрече своей барыни, но, в действительности, хотела ослепить Иосифа, который очень нравился ей и любезность которого она начинала все более и более ценить.

— Душитесь, душитесь, Дарья Антиповна, а я пока все приготовлю, — сказал Иосиф.

С этими словами, он вытащил из-под кровати большую корзину, в которой лежали самовар, никелевый кофейник, хлебница, сахарница, чашки и множество других вещей, которые невозможно было сразу разглядеть.

— Все это я спас от старой мегеры, — объявил он, ставя на стол кофейник и две чашки. — Сейчас мы напьемся кофе. Я только схожу за печеньем.

— Давайте я приготовлю кофе! Я умею прекрасна варить его.

— Отлично! Вот спирт, спички, а кофе там в жестянке, — ответил Иосиф, беря шляпу.

Когда он вернулся, кофе уже кипел на элегантной машинке, и комнату наполнял приятный аромат.

— Позвольте мне, Дарья Антиповна, поздравить вас с приездом и предложить вам эти цветы. Пусть они предвещают вам веселую жизнь в этом доме! — сказал Иосиф, подавая с ловким поклоном букет астр и георгин, который он, очевидно, только что нарвал в саду.

Слегка смущенная Дарья сделала реверанс, поблагодарила Иосифа и, для поддержания собственного достоинства, стала разливать кофе. Минуту спустя они мирно беседовали за чашкой чудного мокко. На столе, кроме сухарей, красовались великолепные ванильные бисквиты, тоже спасенные от разгрома.

Иосиф подробно рассказал про скандал, вызванный женитьбой своего барина. Затем, он в свою очередь, осведомился какова из себя молодая, как велико ее состояние и при каких обстоятельствах состоялся этот брак.

— Я не знаю всех подробностей, так как поступила к Ксении Александровне всего за неделю до ее свадьбы по рекомендации моей тетки, которая служит кухаркой у старого родственника барыни, воспитавшего ее. Но я могу сказать по совести, что барыня очень красива и, по-видимому, очень добра. Насколько мне известно, у нее нет никакого состояния, и она круглая сиротка.

— Боже мой! Это господа приехали! — вскричала Дарья, вскакивая со стула и бросаясь в коридор.

Иосиф проследовал за ней.

Приближаясь к гостиной, они услышали грубый голос Якова и другой, звучный и раздражительный, звавший лакея.

На пороге пустой гостиной стоял высокий, молодой человек лет двадцати семи, очень смуглый, с правильными чертами лица. Иван Герувиль был действительно очень красив, но в эту минуту его обезображивали гнев и удивление. Лицо его было красно, большие черные глаза выходили из орбит. Рукой, затянутой в перчатку, он потрясал тростью с золотым набалдашником, причем его жесты ясно доказывали, что он ищет только на кого бы обрушиться.

За ним, настолько же бледная, насколько он был красен, стояла молодая женщина среднего роста, одетая в дорожный костюм из зеленого драпа. Большая шляпа Рембрандт красовалась на ее голове, темно-белокурые волосы вились на лбу, а большие серые глаза с ужасом блуждали по пустой и грязной комнате.

— Что это значит? Куда девалась мебель? Мой дом разграбили, а ты даже не позаботился уведомить меня об этом! — крикнул Иван Федорович, как только появился Иосиф, в сопровождении Дарьи.

Лакей с первого же взгляда понял, что все бешенство барина обрушится на его бедную голову, если он быстро не отклонит его от себя.

— Никто ничего не грабил, барин! Это ваша матушка приехала сюда вчера вечером и все уложила, а сегодня утром увезла мебель и остальные вещи. Она сказала мне, что действует так по вашему приказанию; мне же приказала дожидаться вас здесь. Я предполагал, что мне придется сопровождать вас в гостиницу, — ответил Иосиф.

Иван Федорович не перебивал его. При имени матери румянец его сменился страшной бледностью. Опустив голову и нервно кусая губы, он, казалось, больше не слушал Иосифа.

Вдруг он повернулся к жене и сказал:

— Здесь произошло какое-то глупое недоразумение, но я сейчас устрою это. Подожди меня, дорогая, здесь; через час я вернусь.

И без всяких дальнейших объяснений он почти выбежал из дома и вскочил в карету. Минуту спустя послышался грохот уезжавшего экипажа.

С минуту Ксения Александровна стояла, как окаменелая, не зная, что ей делать. Затем, она нерешительно подошла к окну и села на подоконник. У нее кружилась голова. Она бессознательно отложила в сторону небольшой плюшевый сак и провела по глазам слегка дрожавшей рукой.

Смущенные и расстроенные Иосиф и Дарья стояли в стороне, не смея приблизиться. Затем они тихо вышли из комнаты и оставили дверь открытой, чтобы слышать, если их позовут. Что же касается Якова, то он уже давно ушел.

Прошло более полутора часов, а Иван Федорович все еще не возвращался. В доме царила мертвая тишина. Даже слуги, чувствуя какое-то беспокойство, говорили вполголоса.

— Нет, так поступать нельзя! Теперь я вижу, что барин не любит свою жену, — пробормотала, наконец, Дарья. — Разве оставляют человека, которого любят и жалеют, в такой конюшне, где даже нет стула, чтобы присесть!

— Действительно, он мог бы ее отвезти пока в гостиницу. Я, положительно, не понимаю, что такое случилось с ним? Никогда ни с одной из своих любовниц он не был так нелюбезен, — так же тихо ответил Иосиф, очевидно, не понимая, что такое творится.