Капрал Кшиштоф Цегна был молод и полон рвения. К своим обязанностям он относился серьезно, заканчивал заочно школу и больше всего в жизни мечтал поступить в школу офицеров милиции. А потом он мечтал распутывать самые сложные дела и совершать нечеловеческие подвиги в Главном управлении милиции. Он считал, что безупречного выполнения своих служебных обязанностей и рвения, которое он выказывал при каждом удобном и неудобном случае, слишком мало, чтобы рассчитывать на быстрое осуществление своих планов. Он мечтал о каком-нибудь случае, который позволил бы ему проявить себя во всей красе, отличиться, доказать, что он целиком и полностью заслуживает и школы милиции, и сложных дел, и Главного управления. Он был готов на любые жертвы. Слова, услышанные с другой стороны ворот, его тут же глубоко заинтересовали. Он осторожно подошел поближе, и в сердце у него тихонько затеплилась надежда.

— Даже если мы на коленях поклянемся, что никому не скажем, это тоже не поможет — не поверят они нам, — загробным голосом продолжала Тереска. — Особенно потом, когда они уже убьют эту свою жертву, а милиция их станет искать: ведь только мы можем их узнать. Да я сама себя убила бы на их месте.

— Боже, Боже, — простонала в отчаянии Шпулька. — Ты уверена? Ведь это же идиотизм! Может быть, они все-таки откажутся от этой затеи?

— Перестань питать наивные иллюзии. Ты же сама слышала, у них все уже продумано: время, место, способ… Они считают, что у них получится все как надо. Преступники всегда считают, что у них все получится. Иначе никто бы не убивал. Надо что-то предпринять.

— А что?

— Не знаю.

— Милиция! — неуверенно вякнула Шпулька, и Кшиштоф Цегна за сеткой нервно вздрогнул. — Может быть, надо пойти в милицию?

— Не знаю, — недовольно и мрачно ответила Тереска. — В милицию как-то глупо. Что чересчур, то слишком. Они ведь пока ничего еще такого не сделали. Только собираются. Я не уверена, нужно ли сразу про это доносить в милицию. Влезем куда не нужно, а потом расхлебывать?

— Ну так что делатъ-то? Ты же сама говоришь, что нас они тоже собираются кончать! Что нам теперь, закрыться в подвале и не высовывать оттуда носа, пока они не совершат этого своего убийства и милиция их не поймает? У меня в подвале страшно сыро!

— У нас зато сухо. Ничего не поделаешь, нам ведь нужно ходить в школу. И еще бегать по этим садоводам. Ну и нарвались же мы, ничего не скажешь! Не знаю, может, лучше сидеть тихо и притвориться, будто мы ни о чем не знаем, ведь никто на свете не сможет доказать, что мы помним, что они там говорили. А они, может быть, и оставят нас в покое, если убедятся, что мы сидим тихо и ничего не происходит?

По другую сторону изгороди Кшиштоф Цегна ломал голову, как ему лучше поступить. В голове у него смутно бродила где-то вычитанная — или, может, услышанная — мысль, что долг милиции — осуществлять профилактику преступлений, а не только гоняться за преступниками, чему их жертвы будут аплодировать с того света. Он увидел перед собой желанную возможность, отличившись похвальным поступком, приблизиться к жизненной цели и категорически постановил себе не совершить в этом вопросе ни одной ошибки. В голосе Терески, которая сомневалась в необходимости обращаться в милицию, он услышал ноту протеста, а ее следующие слова его всерьез обеспокоили. Он понял, что двигаться прямиком тут не следует, поскольку это может плохо кончиться, поэтому надо действовать хитростью.

Тереска глубоко вздохнула, отлепила спину от ворот и пошла дальше по направлению к дому. Шпулька, шаркая ногами, поплелась за ней.

— А какими порядочными они мне в первую секунду показались! — сказала она с сожалением.

— Ну что ты, наоборот! Совсем не порядочными! Очень подозрительно они выглядели! Ты видела, какое выражение лиц у них было? Этот голый был так вежлив, аж плохо становилось! Надо быть начеку! Слушай, они не знают, где мы живем, может быть, они попробуют нас выследить.

— Так они же за нами не пошли?

— А ты откуда знаешь? Черт знает, где там была калитка, они могли выйти через калитку и как раз нас увидеть. На всякий случай надо вернуться домой окольным путем. Я пойду со стороны садов и пролезу через ограду, нет, через две ограды. Войду к Ольшевским, а потом только к нам. А ты… Погоди. Ты скроешься с глаз возле того сада на перекрестке, через дыру влезешь в сад и пройдешь мимо дровяных сараев.

— Они же огорожены.

— Ну и что? Ты не перелезешь через ограду? Там есть деревья, никто тебя не увидит, а ты сразу окажешься в вашем дворе. Нужно так сделать обязательно, зачем нам глупо рисковать.

Шпулька болезненно охнула, тревожно огляделась и вдруг резко притянула Тереску к себе.

— Слушай, за нами кто-то идет! Не оборачивайся! О Господи, бежим!

Тереска оглянулась и успела схватить Шпульку за рукав.

— Крыша у тебя, что ли, поехала? Куда ты, это же милиционер!

— Милиционер?

— Ну да. Погоди… А что, если…

Обе вдруг остановились как вкопанные и обернулись. Кшиштоф Цегна тоже остановился. До этого он твердо решил, что не станет прямо обращаться к этим двум замешанным в преступлении личностям, ведь они могут отпереться от всего, что говорили! А он проверит, где они живут, кто они такие, а потом посоветуется со своим начальником. Может быть, тот их знает. Но ни в коем случае он не может сейчас позволить им сориентироваться, что за ними следят.

Шпулька дернула Тереску за рукав и попыталась подтащить ее к молодому человеку в мундире.

— Его Провидение сюда послало! — горячо шептала она. — Не могу я жить, как дикий зверь в норе! По крайней мере спросим его, это же не какое-нибудь официальное учреждение, спросим его так, по личному вопросу!..

Тереска, наверное, подчинилась бы без особого сопротивления, но вид Кшиштофа Цегны вызвал у нее вполне определенные ассоциации. Именно так, по ее мнению, должен был бы выглядеть молодой Скшетуский [4]. Высокий худощавый брюнет с энергичными, серьезными и благородными чертами лица. Она никогда в жизни не приняла бы к сведению факт существования у Скшетуского бороды, потому что бородатые ей не нравились. Таким образом идеально выбритый Кшиштоф Цегна идеально совпал с образом Скшетуского. Невзирая на переживания и испуг, у нее промелькнула в голове мысль, что Кристина должна была бы обручиться именно с этим милиционером, раз уж ей вообще надо было обручаться… Какая чудесная была бы пара: Хелена и Скшетуский. История повторилась бы…

Ее литературно-исторически-свадебные размышления длились недолго, но этой минуты хватило, чтобы Кшиштоф-Скшетуский принял решение. Не дожидаясь, пока закончится борьба мнений между высокой стройной блондинкой и стройной, чуть поменьше, хрупкой шатенкой с великолепной растрепанной гривой густых волос, он быстро повернулся, поспешно ушел и пропал в закоулках стройки.

Тереска и Шпулька, которые собирались к нему подойти, замерли на месте, сбитые с толку. Милиционер повернулся и пропал с какой-то странной поспешностью, словно сам хотел всеми силами избежать встречи с ними.

— Слушай, он увидел нас и убежал, — подозрительно сказала Тереска. — Почему бы это?

— Почему? — возмущенно сказала Шпулька. — Потому что ты стояла как столб! Мы упустили случай!

— Глупая ты. Что-то тут странное. Слушай, может быть, это вообще был не милиционер?

— А кто?!

— А один из этих бандитов? Переодетый?

Шпульке стало нехорошо. В голове у нее мелькнула было трезвая мысль, что, во-первых, милиционер не был похож ни на кого из бандитов, во-вторых, никто из них не смог бы переодеться, выследить их и догнать, но паника заглушила здравый смысл. Не вдаваясь ни в какие дальнейшие размышления, она повернулась и, преодолевая дрожь в коленках, поросячьей трусцой направилась к дому. Тереска рванула за ней, встревоженная и напуганная всеми событиями.

— Мы так будем носиться туда-сюда до скончания века! — пропыхтела она сердито. — Не беги ты так, надо на что-то решиться.