Это было настолько прекрасно, насколько и печально.

Детектив застонала. Эрин была так чувствительна и отзывчива к ласкам. Патрисия снова лизнула ее и, в то же время, почувствовала, что ее собственную плоть нежно ласкали и посасывали, снова и снова.

«Иди сюда», — услышала она приглушенный голос Эрин.

Патрисия села, ее руки поглаживали живот блондинки, а тело ритмично двигалось надо ртом Эрин. Девушка стонала, наслаждаясь своими действиями. Ее язык, словно ракета, погружался в лоно Патрисии, лаская ее изнутри, а затем возвращался на клитор и облизывал его. Патрисия стонала, каждое движение языка огненными всполохами разливалось по ее внутренностям. Задыхаясь, она начала произносить имя Эрин. Никогда прежде она не испытывала такого блаженства.

Эрин крепче ухватилась за нее и принялась интенсивно посасывать плоть.

«О, мой Бог…» — закричала Патрисия.

Блондинка продолжала сосать, постепенно наращивая темп. Они обе знали, что время пришло.

«Эрин… Эрин…» Буквально выдохнула Патрисия. Она бурно кончила, подняв руки и выгнув спину. Ее тело, словно, пронзила молния. — «Ах… Aх… Aх!» — кричала она, сотрясаясь всем телом.

Ее голос затих, но тело продолжало непроизвольно двигаться, отчаянно нуждаясь в каждой унции удовольствия. Кажется, что прошла целая вечность, пока Эрин остановилась, а Патрисия перестала двигаться. Некоторое время, они оставались неподвижными и молчали. Их разгоряченная кожа покраснела и покрылась капельками пота.

Патрисия затуманено смотрела на свет уличного фонаря, пробивавшегося сквозь жалюзи. Ленивые, крошечные частицы пыли исполняли на свету свой замысловатый танец. Ее сердце разгоняло по телу теплую, тяжелую кровь. Казалось, что в теле не осталось ни одной косточки, настолько мягким и податливым оно было. Она медленно слезла с Эрин, двигаясь с особой осторожностью, поскольку чувствовала, что в любой момент может рухнуть. Блондинка наблюдала за ней сквозь отяжелевшие веки. Патрисия улеглась рядом и уткнулась носом в ее шею. Она слышала биение сердца Эрин и чувствовала смешанный запах страсти и пота. Детектив подумала, что в такой вот момент она готова умереть от счастья.

Когда она подняла глаза, то заметила, что взгляд Эрин затуманен и глаза полны непролитых слез.

«Все будет в порядке», — произнесла Патрисия.

Эрин молчала. Она просто свернулась рядом с ней и безудержно разрыдалась. А Патрисия лишь растерянно смотрела на потолочный вентилятор. Пытаясь хоть как-то успокоить Эрин, она гладила ее по голове, тихо нашептывая: «Шшшш, все в порядке. Все будет в порядке».

Хотя сама при этом не очень верила своим словам. Будущее Эрин было весьма туманно. А их совместная жизнь вообще была маловероятна. Несколько минут ее счастья прошли. И больше никогда не вернутся.

Эрин уткнулась в шею Патрисии, чувствуя себя в относительной безопасности, устроившись на мягкой коже. Она не хотела отодвигаться от нее, боясь того, что скрывалось за запахом и мягкостью Патрисии. Она не хотела поворачиваться лицом к тому, что только что сделала. Она хотела, чтобы все это исчезло в темноте ускользающей ночи.

Эрин думала, что нуждалась в сексе, нуждалась хоть в каком-то контакте. Но она оказалась неправа. В чем она нуждалась, так это в любви. Причем в любви Лиз, а не Патрисии.

«Ты заявишь о своем нежелании оспаривать обвинение», — сказала Синтия, игнорируя еще не высказанный протест и самоуверенность Лиз, как обычно, находившую в этом успокоение. Но в настоящее время, та не чувствовала ничего, кроме страха. А страх Лиз презирала.

Большим пальцем Адамс нажала на длинный выступ на колпачке своей ручки, согнув его так, что синяя пластмасса сначала побелела, а затем сломалась. Она посмотрела на дверь и представила там Эрин, соблазнительно идущую к ней и медленно стягивающую на ходу рубашку. Мечта тисками сжала ее горло, а ее мысли вернулись на несколько дней назад. Она вспомнила, как Эрин стояла перед ее столом, такая потерянная, одинокая и преданная. Затем она вспоминала, что сама стала причиной этих чувств.

«Я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы судья рассмотрел нашу ситуацию и принял заявление о притеснениях полицией, — продолжала Синтия. — Но, честно говоря, я не думаю, что это даст хоть какой-то результат. Ты можешь провести некоторое время здесь, в тюрьме».

«Они меня подставили. Они специально провоцируют меня», — Лиз ненавидела их всех. Своими обвинениями и преследованием Джей, они разрушили ее жизнь.

«Они все время провоцируют подозреваемых, — сказала Синтия. — И вызывают их на допросы».

Лиз так сжала телефон, что заболела рука.

«Я — не чертова подозреваемая. Я ничего не делала». — Она стукнула кулаком по столу.

«Я знаю. Знаю. Послушай меня… — Синтия сделала паузу, и Лиз почти представила, как ее накрашенные губы, прижимаются к трубке. — Ты должна держать себя в руках. Больше никаких истерик. Затаись и делай, как тебе говорят. Сотрудничай с ними и будь вежливой. Я хочу, чтобы ты была одной из лучших, чертовых гражданок в Серебряной Долине. Понятно?»

Устав сопротивляться, Лиз уступила.

«Да».

«Хорошо. Я позвоню тебе на следующей неделе. И ты звони мне, если они объявятся на твоем пути, хорошо?»

«Да».

«И будь осторожной. Никаких выходок. Скорее всего, они следят за тобой».

Лиз услышала щелчок и повесила трубку, тут же беря другой телефон. Большие размеры спутникового телефона несколько успокаивали. Она развернулась в кресле и подняла жалюзи, чтобы внимательно осмотреть парковку на предмет любого подозрительного человека, сидящего в машине. Вероятно, Синтия была права. Скорее всего, полицейские следили за ней. За последние несколько дней Лиз старалась уйти от слежки. Она часто меняла маршрут, ездила на большой скорости, в последнюю секунду выезжая на автостраду. Она также проверила свою машину на наличие жучков и была всегда начеку.

Она буквально вылетела из кабинета, что стало характерным для нее в последнее время. Хотя надпись над задней дверью гласила: «Выход только при крайней необходимости», она толкнула ее, как делала это бесчисленное количество раз до этого. Солнце обожгло ей голову и плечи. Асфальтовая площадка позади здания была огромной и пустой, если бы не цементный колодец, заполненный песком и бесчисленным количеством брошенных окурков.

Лиз осмотрелась по сторонам, чтобы удостовериться, что она одна и вытащила антенну из телефона, после чего набрала трехзначный номер. В появившемся подменю она набрала оставшиеся двенадцать цифр. Адамс знала их наизусть. Они были ее спасательным кругом.

Она расхаживала, туда-сюда не останавливаясь. Затем в трубке послышался фоновый шум, и кто-то ответил на звонок.

«Эльвира», — произнесла она в трубку.

Шум усилился, и ей ответили: «Привет, Лиззи».

Группа «Oak Ridge Boys» орала достаточно громко, но их голоса казались низкими и искаженными, словно это хор демонов пел под водой.

«Эль-… ви… раааааааа», — пели они в исковеркано-замедленном темпе.

Лиззи ненавидела это. Обычно такое пение казалось ей забавным, но сейчас это почему-то злило ее.

Входная сетчатая дверь с грохотом закрылась и Лиззи подпрыгнула от неожиданности. Не в силах выдержать еще больше шума, она заткнула уши пальцами. Джерри влетел, как ураган, такой же раздраженный, как она. Его глаза сверкали. Он с силой схватил ее за руку и потянул, высовывая ее палец из уха. Но, вспомнив о гипсе, быстро отпустил ее.

«Выключи это дерьмо!» — закричал Джерри.

Лиззи учуяла в его дыхании запах пива и поняла, что в таком состоянии с ним лучше не связываться.

Он бросил взгляд на большое кресло у окна. В комнате было сумрачно, и они едва могли разглядеть фигуру Джей, которая сидела, свернувшись на нем, раскачиваясь взад и вперед, потерянная в мире «Эльвиры». Джерри в отчаянье покачал головой. Однако когда он заговорил, его голос немного смягчился. — «Выключи».