Там стояла Синклер. Она протянула Патрисии небольшой пирог и улыбнулась, демонстрируя одну ямочку.

«Я пришла предложить мир».

Патрисия просто стояла и смотрела на нее.

«Я была не права на счет Адамс. Утром мы слышали новости». — Синклер прижала к себе пирог, поскольку Патрисия не торопилась его взять. Она с сожалением покачала головой. — «Это была плохая идея. Извини. Я никогда не делаю подобных вещей. Пожалуй, я пойду».

«Нет. Пожалуйста. Входи». — Произнесла Патрисия и отступила в сторону.

«Ты уверена?» — Синклер машинально помяла ладонью заднюю часть шеи. Она, явно, находилась в замешательстве и выглядела возбужденной.

До этого момента, Патрисия не думала, что эта женщина вообще может нервничать. Она всегда казалась такой уравновешенной и уверенной в себе. Патрисия улыбнулась своим мыслям и взяла у нее пирог. Когда Синклер вошла внутрь, Патрисия ощутила исходящий от нее пряный аромат жидкого мыла, от чего ее сердце затрепетало, словно крылышки колибри.

«Я сожалею, что явилась вот так, без приглашения», — сказала Синклер.

«Не волнуйся об этом». — Патрисия снова улыбнулась. — «По крайней мере, ты была достаточно вежлива, чтобы принести пирог. Я же не принесла тебе ничего, кроме враждебного отношения, когда появилась на пороге твоего дома».

Синклер рассмеялась и опустила руку. Она посмотрела на пирог.

«Это ананасовый пирог-перевертыш. Я попросила моего зятя испечь его. У него очень хороший гавайский рецепт».

«О!» — Патрисия направилась на кухню. — «Мы сейчас разрежем его?»

«Конечно».

Патрисия поставила пирог на стол, сняла с него пищевую пленку и вытащила большой нож из ящика стола, стоящего рядом с плитой. — «Так, как ты нашла меня?»

«Это было не трудно». — Синклер оглядывала дом изнутри. — «Забавно, но именно так я это себе и представляла». — Она была в мешковатых джинсах и белой, с длинными рукавами, мягкой фланелевой рубашке. Она закатала манжеты своими длинными ловкими пальцами.

«Ты представляла себе мой дом?» — Уже одна эта мысль угрожала окрасить щеки Патрисии в алый цвет. Так что она быстренько сосредоточила свое внимание на пироге, отрезав два больших куска и поместив их на тарелки.

«Да. Ну, знаешь, ты встречаешь кого-то и задумываешься о некоторых вещах».

Патрисия ничего не ответила.

Она думает обо мне, как я о ней?

Она вручила ей тарелку, а затем вспомнила о вилках. Повернувшись к ящикам так, чтобы ее лица не было видно, она спросила: «И как тебе мой дом?»

Когда она вынула две вилки, то почувствовала, как горят ее уши. Синклер стояла позади нее, говоря, что в доме преобладают теплые коричневые тона. А так же много красного цвета. Слово «пламенный» вызвало у нее определенные эмоции и заставило ее кожу пылать. Она медленно обернулась. Их глаза встретились. Патрисия заметила, что пылает не она одна. Кожа Синклер также потемнела.

Они в тишине сидели за столом, пока Джек не влетел в дом через собачью дверь. Все его тело затряслось от волнения, когда Синклер наклонилась и погладила его.

«Ты любишь животных?» — спросила Патрисия.

«Конечно. Я просто не выбрала себе домашнего питомца. С моей загруженностью это кажется несправедливым по отношению к ним». — Она выпрямилась и снова посмотрела на Джека. — «Хотя, кажется, твой пес в прекрасной форме. Вероятно, в этом помогает собачья дверь».

«Я стараюсь выкроить время и забежать домой, когда долго задерживаюсь на работе. Проверяю Джека и кормлю его». — Патрисия, наконец, попробовала пирог. Много говорить ей уже не хотелось, поскольку все ее внимание было сосредоточено на большом куске, лежащем на тарелке. Он был настолько вкусный, что у нее буквально потекли слюнки. — «Боже, это восхитительно».

Синклер улыбнулась.

«Я скажу Дэнни, что тебе понравился его пирог. Уверена, что он пошлет меня к тебе еще не раз. Они с сестрой только переехали сюда из Гавайев. Я приехала следом за ними».

«Хотела быть ближе к семье?»

«Да. К тому же, моя сестра беременна».

«Как это волнующе».

«Да. Я не могу дождаться, когда это произойдет».

Их глаза снова встретились.

Патрисия отвернулась первой. Ее мучил один вопрос. — «Так, где ты жила раньше? В округе Колумбия?» [3]

Синклер моргнула.

— Как ты узнала?

«Это было не трудно».

Синклер откусила еще кусочек. Она сидела и тихо посмеивалась. — «Да, я работала в Бюро».

«Должна быть веская причина, раз ты поменяла Бюро на Серебряную Долину».

«Да. Такая причина была. Мне было просто необходимо сменить обстановку. Мои отношения закончились, мне надоел округ Колумбия, и я захотела попробовать преследовать преступников в реальной жизни, вместо того, чтобы гоняться за ними на бумаге, не выходя из кабинета».

Патрисия предположила, что Синклер говорила об аналитической работе, которую выполняла в Бюро. Но ее мысли зацепились за слово «отношения».

«Печально».

Синклер с трудом проглотила кусок пирога. — «Не возражаешь, если я возьму что-нибудь выпить?»

«О, конечно, прости. Я — невнимательная хозяйка».

Патрисия, буквально, выскочила из-за стола. Синклер тоже встала, и они врезались друг в друга. Их глаза оказались на одном уровне. Они стояли и смотрели друг на друга, и каждая из них была не в силах отвернуться. Взгляд Одри становился все более мягким и расслабленным. Патрисия же ощущала смешанный запах от ананаса и специй, который, непонятным образом, будоражил ее кровь.

Синклер сжала ее предплечье, словно пыталась успокоить ее или успокоиться самой. — «Я могу взять сама, если ты не против». — Улыбка снова вернулась, и Патрисии ужасно захотелось протянуть руку и коснуться ямочки на щеке.

Синклер указала на шкаф рядом с холодильником. — «Здесь?»

«Да».

Она взяла два стакана и открыла холодильник. — «Я возьму молоко, хорошо?»

«Да». — Патрисия уставилась на накачанные мускулистые ноги и соблазнительную задницу Синклер.

Не замечая этого, Одри продолжала говорить, разливая молоко по стаканам. — «Наверное, это не самое плохое, что могло с нами случиться. Я имею в виду разрыв наших отношений. Мы были вместе почти десять лет. Но в последние годы наша жизнь стала невыносимой». — Она поставила молоко на полку в холодильнике и вручила Патрисии полный стакан. — «Приблизительно пять лет назад моя партнерша начала пить. Она стала свидетелем кое-чего ужасного, с чем так и не смогла справиться».

«Я сожалею».

«Спасибо… Это было из — за ее работы. Она работала в отделе пропавших детей».

«О!» — Только и смогла произнести Патрисия.

Синклер кивнула. — «Как бы то ни было, я отправила ее на лечение, но ничего не помогло. Она стала пить еще больше. Ее девизом стал лозунг: Больше выпивки — меньше боли. В результате, она потеряла работу, возненавидела меня и все, что было связано со мной. И однажды, я вернулась домой, а она ушла».

«Она просто уехала?»

«Ага. Уехала со своими новыми друзьями. Она начала общаться с довольно темными личностями — наркоманами и т. п… Я нашла ее в полуразвалившейся двухуровневой квартире, живущей там с двумя женщинами и мужчиной». — Она сделала паузу, смотря в свой стакан молока. — «Я попросила ее вернуться домой, предложила снова заняться лечением. Она же просто послала меня и попросила отвязаться. И хлопнула дверью перед моим лицом».

Боль на лице Синклер была душераздирающей. — «Я так сожалею». — Патрисия накрыла ее руку и сжала ладонь.

От этого простого дружеского жеста Синклер вышла из оцепенения. — «Все нормально. Я прошла через это. Поняла, что дело было не во мне. И даже не в ней. Всему виной был алкоголь. Поэтому, когда моя сестра позвонила и сказала, что беременна и они переезжают в Серебряную Долину, я сделала свой выбор».

«Она не пыталась связаться с тобой?»

«Нет».

«А ты хочешь, чтобы она это сделала?»

Синклер поставила стакан. — «Нет. Я двигаюсь дальше. Так же, как и она. Она никогда не будет просить денег или помощи. Ее родители богаты, и они не оставят ее без средств».