Но тут я, похоже, все-таки перегнул палку.

— Боже мой, оставьте! — выкрикнул мистер Норрис, невольно отпрянув назад. Через миг он снова взял себя в руки и страдальчески мне улыбнулся:

— Боюсь, что в данном случае речь идет об одном из тех — э — таинств туалета, с которыми лучше иметь дело в тиши будуара. Прошу меня простить.

— Боюсь, что этот сидит не самым лучшим образом, — продолжил он, вернувшись через несколько минут из спальни. — Мне он никогда особо не нравился. Он у меня проходит по второму, так сказать, разряду.

— А сколько их у вас в таком случае?

— В общей сложности три, — мистер Норрис принялся разглядывать ногти на руках: скромная гордость владельца.

— И подолгу они служат?

— Как ни жаль, но хватает их — всего ничего. Мне приходится покупать себе новый примерно каждые восемнадцать месяцев, а денег они стоят просто немыслимых.

— Сколько примерно, если не секрет?

— От трехсот до четырехсот марок, — информация, судя по его тону, была вполне серьезная и даже деловая. — Мастер, который их для меня делает, живет в Кёльне, и мне приходится лично ездить к нему на примерки.

— Этакое, должно быть, для вас неудобство.

— И не говорите.

— А можно еще один вопрос? Как вы умудряетесь делать так, чтобы они с вас не падали?

— Тут есть такой маленький кусочек клейкой ленты, — мистер Норрис понизил голос до шепота, так, словно речь шла о величайшей в мире тайне. — Прямо вот здесь.

— И — неужели этого достаточно?

— Для обычной повседневной носки и тряски — вполне. Хотя вынужден признаться, бывали в моей пестрой жизни такие моменты, при воспоминании о которых меня бросает в дрожь, такие моменты, когда, можно сказать, все было потеряно.

После чая мистер Норрис провел меня в свой кабинет, который как раз и находился за третьей ведущей из гостиной дверью.

— Здесь у меня хранятся несколько весьма ценных книг, — сказал он мне. — Несколько книг более чем занятных.

Тон у него сделался жеманным и многозначительным. Я нагнулся, чтобы прочесть названия на корешках: «Девчонка с золотым хлыстом», «Камера пыток мисс Смит», «Заточенный в женской гимназии, или Интимный дневник Монтегю Доусона, флагелланта». Так я получил первое беглое представление о сексуальных пристрастиях мистера Норриса.

— Когда-нибудь я покажу вам и другие сокровища из моей коллекции, — игриво добавил он, — когда буду в достаточной степени в вас уверен.

Он провел меня через всю квартиру в маленький деловой кабинет. Именно здесь, дошло до меня, и ожидал мистера Норриса его непрошеный визитер, когда пришел я. Комнатка выглядела до странности голой. Стол, стул, картотечный шкафчик и на стене большая карта Германии. Шмидт как будто испарился.

— Мой секретарь как раз вышел, — объяснил мистер Норрис, с явной неприязнью оглядывая стены кабинета: судя по всему, эта комната навевала на него не самые приятные мысли. — Понес машинку к мастеру почистить. Ему об этом как раз и нужно было со мной поговорить, когда он меня отозвал.

Эта ложь была настолько бессмысленной, что я воспринял ее едва ли не как оскорбление. Конечно, я не рассчитывал на какое бы то ни было доверие с его стороны, но все-таки не стоило обращаться со мной как с недоумком. Окончательно избавившись от каких бы то ни было комплексов по поводу неуместных тем, я самым что ни на есть инквизиторским тоном спросил:

— А что вы, собственно, импортируете и экспортируете?

Он улыбнулся, лицемерно и вкрадчиво. Сбить его с толку оказалось не так-то просто.

— Дорогой мой мальчик, чего я только в свое время неэкспортировал? Мне кажется, я вполне могу сказать, что экспортирую все, что только — э — годится на экспорт.

Профессиональным жестом агента по недвижимости он вытянул один из картотечных ящичков:

— Кстати, обратите внимание, последняя модель.

Ящичек был девственно пуст.

— Назовите хоть что-нибудь конкретное, что идет у вас на экспорт, — с улыбкой настаивал я.

Мистер Норрис сделал вид, что задумался.

— Часы, — наконец сказал он.

— И куда же вы их экспортируете?

Быстрым нервическим движением он потер себе подбородок. На сей раз мой допрос все-таки достиг своей цели. Он занервничал и даже слегка разозлился:

— Право, мальчик мой, если вам угодно вдаваться в технические детали, вам придется поговорить с моим секретарем. У меня просто нет времени во все это вникать. Всю самую — э — грязную, так сказать, работу я полностью переложил на его плечи. Да-да…

Глава третья

Через несколько дней после Рождества я позвонил Артуру (мы уже успели перейти на имена) и предложил провести Silvesterabend [2]вместе.

— Дорогой мой Уильям, ну конечно же, я буду просто счастлив. В высшей степени… Другой такой очаровательной и приятной во всех отношениях компании, чтобы отметить наступление этого в высшей степени зловещего Нового года, я и представить себе не могу. Я бы пригласил вас отобедать со мной, но, к сожалению, у меня уже назначена встреча. Ну и где же, по вашему мнению, нам лучше всего встретиться?

— Как насчет «Тройки»?

— Прекрасно, мальчик мой, прекрасно. Я полностью вверяю себя в ваши руки. Боюсь, что среди такого количества юных лиц я буду чувствовать себя несколько не к месту. Старый пень, одной ногой в могиле… И никто не скажет: «Нет же, нет!» Никто не скажет. Сколь жестокосердна молодость. Что ж, ладно. Такова жизнь…

Если уж Артур начал изливать по телефону душу, остановить его не было никакой возможности. Чаще всего в таких случаях я просто клал трубку на несколько минут на стол, зная, что когда я опять поднесу ее к уху, он будет все так же безостановочно тараторить на том конце провода. Однако сегодня у меня был ученик, который ждал урока английского языка, так что мне пришлось прервать Артура самым невежливым образом:

— Ну, значит, договорились. В «Тройке». В одиннадцать.

— Самое удобное для меня время. А я тем временем постараюсь не есть лишнего, пораньше лечь спать и вообще как смогу приготовлюсь к целой ночи Wein, Weib und Gesang. [3]В особенности в том, что касается Wein.Благослови вас Бог, мой мальчик. До свиданья.

Вечером под Новый год я поужинал дома с домохозяйкой и с остальными жильцами квартиры. В «Тройку» я, очевидно, приехал уже будучи, изрядно пьян: у меня отложилось в памяти, что я очень удивился, когда, глянув ненароком в зеркало в гардеробной, обнаружил у себя на лице накладной клоунский нос. В ресторане было не протолкнуться до такой степени, что разницы между танцующими и теми, кто просто стоял в проходах, не было практически никакой. Некоторое время порыскав по залу, я в конце концов обнаружил в дальнем углу Артура. С ним за столиком сидел еще один господин, несколько младше его, с моноклем и набриолиненными темными волосами.

— Ах, Уильям, вот и вы. А мы-то уже начали было беспокоиться, что вы нас надули. Позвольте мне представить друг другу двух моих самых близких друзей: мистер Брэдшоу — барон фон Прегниц.

Барон, человек светский и скользкий, склонил голову. Выгнувшись в мою сторону, более всего похожий в этой позе на выпрыгнувшую из воды треску, он спросил:

— Извините, вы хорошо знаете Неаполь?

— Нет. Ни разу там не был.

— Прошу прощения. Ошибся. У меня было такое чувство, что мы с вами уже где-то встречались.

— Не исключено, — вежливо ответил я, удивляясь про себя, как он может улыбаться и не ронять при этом монокля. Монокль был без ленточки и без оправы и выглядел так, как будто его ввинтили в розовое, гладко выбритое лицо барона путем какой-то кошмарной хирургической операции.

— Тогда, может быть, вы были в прошлом году в Жуан-ле-Пен?

— Нет, боюсь, что нет.

— Ага, понятно, — вежливая улыбка сожаления. — В таком случае, прошу меня извинить.

вернуться

2

Канун Нового года (нем.).

вернуться

3

Вина, женщин и песен (нем.).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: