Тем не менее стена теменоса была внушительным сооружением. С ее постройкой священный квартал приобрел совсем иной облик: он стал гораздо обособленнее, чем в недалеком прошлом. Однако, если говорить о боге луны, то он вовсе не нуждался в такой нелепой, дорогостоящей ограде, как это чудовищное кирпичное сооружение. Стена теменоса прежде всего была крепостной стеной. И в самом деле, в ее восточном углу стояло необычайно массивное квадратное строение, которое могло быть только крепостной башней и вряд ли подходило для каких-либо религиозных целей. Окружай священный квартал Нанна оборонительными сооружениями, как дворец земного царя, Навуходоносор тем самым возрождал древнее представление о боге — правителе города и военачальнике, дом которого служил последним опорным пунктом против врагов. Такое нововведение любопытнейшим образом переплетается со своеобразным уважением к старым традициям.

Как я уже говорил, Навуходоносор перестроил большой двор Нанна. Он почти в точности восстановил план построек Синбалатсуикби, который вел здесь работы, но одновременно применил одно важное новшество. Двор всегда был расположен довольно низко, так что с него приходилось подниматься на террасу зиккурата по лестнице в юго-западных воротах. Навуходоносор поднял уровень двора, и большой двор стал как бы продолжением террасы Этеменигура, хотя прежде он был ниже ее. Когда мы начали здесь раскопки, нас удивил и сначала поставил в тупик толстый слой почвы с массой черепков расписной посуды эль-обейдского периода, почему-то оказавшийся между мостовыми Навуходоносора и Синбалатсуикби. Обычно строители поднимали уровень полов в зданиях тогда, когда старый пол оказывался погребенным под накопившимся с годами мусором. В таких случаях чаще всего верхушки обветшавших стен обрушивали внутрь, утрамбовывали обломки и на них настилали новую мостовую. Но откуда здесь взялись черепки Эль-Обейда? Они не могли попасть сюда с мусором и не могли упасть сверху. Остается единственное предположение: Навуходоносор поднял уровень большого двора не в силу необходимости, а намеренно, и грунт для этого был завезен сюда специально. Но мы знаем по собственному печальному опыту, что докопаться до пластов, богатых черепками эль-обейдского периода, чрезвычайно трудно. Навуходоносор мог бы найти любой другой грунт для засыпки двора с гораздо большей легкостью. И тем не менее… Ради чего же он старался добыть именно эту древнюю почву? Ответ на этот вопрос дают все те же «сторожевые будки» под полом, в которых устанавливали демонов — стражей дома: считалось, что лучше всего эти будки делать из древних кирпичей. Так и здесь, по-видимому, полагали, что земля с расписными черепками времен основания Ура должна освятить двор Нанна, который с незапамятных дней был хозяином и богом-покровителем города.

Таким образом, в данном случае Навуходоносор проявил благоговейный консерватизм. Зато во всех других он был настоящим новатором. В этом можно убедиться хотя бы на ярком примере реконструкции древнего храма Энунмах. Случайно храм Энунмах стал первым зданием, которое мы откопали в Уре. Низкий холмик у подножия зиккурата выглядел весьма обещающе, и он нас не обманул. Первая же траншея, прорытая в его склоне, обнажила стену из обожженного кирпича, замыкающего мощеные комнаты. Это оказалось небольшое квадратное здание из пяти помещений. Против входа у задней стены вестибюля был кирпичный пьедестал для статуй. Четыре двери, — две в задней стене и по одной в боковых, — вели отсюда к комнатам в глубине здания. Две внутренние комнаты были совершенно одинаковыми: в каждой у двери стояла скамья, и каждую делила пополам перегородка. В дальней половине комнат у стены стояли алтари, а против них — кирпичные столы. Очевидно, здесь были святилища, в которых совершались религиозные обряды. Такими же одинаковыми выглядели и две внешние комнаты, но никаких признаков, по которым можно было бы определить их назначение, здесь не оказалось. Такое двойное устройство храма разъяснили нам надписи на кирпичах: это было общее святилище Нанна и его супруги Нингал, в котором каждое божество имело свой алтарь.

Перед зданием расстилался мощенный кирпичом двор, наполовину огороженный двумя крыльями стен из кирпича-сырца, пристроенными к ранее существовавшему квадратному зданию храма. Прямо перед входом стоял продолговатый кирпичный алтарь для приношений. Сбоку от него сохранились остатки второго, большего по размерам алтаря с закрытым стоком, который пересекал дорогу входящим в храм. Он явно предназначался для кровавых жертвоприношений. Жертву закалывали на алтаре, а ее кровь текла перед порогом святилища и, таким образом, доходила до бога, так же как и остальные приношения, которые возлагали на центральный алтарь.

На линии, соединяющей края стен из кирпича-сырца, мостовая опускалась на одну ступеньку, и дальше простирался широкий открытый двор. На кирпичах мостовой нет именных штампов, однако, судя по размерам и форме, это персидские кирпичи самых последних лет существования Ура. Так как соседние ворота в стене теменоса были восстановлены Киром [38], можно предположить, что он же реконструировал и этот храм. Любопытно отметить, как точно совпадают его расположение и отдельные детали внутреннего устройства с расположением и устройством большого храма в Вавилоне персидского периода, описанного Геродотом. Но дальнейшие открытия оказались еще интереснее. Было совершенно очевидно, что, хотя полы и вымощены персидскими кирпичами, стены самого храма значительно старше. На внешнем дворе сквозь дыры в новой мостовой виднелся старый пол. Такой же двойной пол, наверное, был и в комнатах. Чтобы проверить это, я распорядился вынуть в одном из святилищ двенадцать кирпичей и копать под ними вглубь.

В то время наши арабы-землекопы были еще неопытны, и мы все время твердили им, чтобы они ни в коем случае не трогали с места ни одного кирпича. Поэтому, получив мой приказ, они сначала никак не могли понять подобного святотатства, а потом вдруг решили, что мы ищем здесь спрятанное золото. Как ни пытался я их убедить, что нас интересует всего лишь второй мощенный кирпичом пол, мне это не удалось. Наладив работу, я вышел из здания, но через несколько минут один из арабов прибежал за мной. «Мы нашли золото!» — кричал он. И действительно, сразу же под плитами вымостки оказался настоящий клад золотых бусин, серег и подвесок, а также золотая булавка с маленькой женской фигуркой в длинном одеянии. Очевидно, кто-то в момент опасности спрятал здесь часть храмовых сокровищ, по-видимому украшения богини, а потом так и не смог воспользоваться этим тайником.

В то время мы по своей неопытности не смогли оценить одну любопытную особенность обнаруженного клада. Лишь позднее нам стало ясно, что он состоял из предметов разных эпох. Некоторые были изделиями нововавилонского или персидского периода, но часть весьма характерных бусин по своему типу восходит к отдаленному времени царствования Саргона Аккадского. Это говорит о том, что драгоценные предметы могли храниться в сокровищницах храмов сотни и даже тысячи лет.

Наша находка была столь же интересной, как и неожиданной. В первые дни раскопок она помогла нам завоевать известную репутацию, но больше мы не нашли ничего ни в одной из комнат храма. Такое совпадение окончательно убедило наших рабочих в том, что мы знали о существовании клада. В самом деле, почему я приказал им поднять именно эти двенадцать кирпичей?

К счастью, кроме золота, под полом оказалась и вторая вымостка, и каждый четвертый ее кирпич был помечен длинной печатью Навуходоносора. Нижняя вымостка во всех подробностях походила на пол персидского периода: на ней стояли такие же скамейки, столы и алтари, и на внешнем дворе — такой же центральный алтарь. Не сохранилось только второго алтаря со стоком, но уровень вымостки за линией крыльев здания раньше точно так же понижался уступом и переходил в широкий двор, простиравшийся до стен храма. Внешний двор оказался сильно разрушенным. Большая часть вымостки здесь исчезла, а уцелевшая почему-то была очень неровной — вся в буграх и провалах. Впрочем, причина нам стала вскоре ясна, и дальнейшие раскопки подтвердили наши предположения. Вымостка была настелена поверх разрушенных помещений. Там, где внизу стояли стены, она осталась на прежнем уровне, но между стенами заполнявший комнаты грунт осел, и здесь образовались провалы. Эти погребенные под вымосткой комнаты некогда были кладовыми Энунмаха времен Куригалзу. Касситский царь восстановил их точно по плану своих предшественников периодов Ларсы и третьей династии Ура. А эти правители в свою очередь, как уже говорилось в предыдущих главах, старались сохранить первоначальный наземный план.