Частенько они устраивают форменные побоища. «У пустого корыта и кони грызутся», – говорит в таких случаях Карен.

Когда супруги схватятся – слышно на весь дом, стены сотрясаются, стекла дребезжат, оба поносят друг друга последними словами, перебирая в присутствии соседей все подробности своей семейной жизни. В результате муж всегда колотит жену, но порой и ему достается, и тогда он ходит в ссадинах и синяках, потому что она бьет его всем, что попадет под руку.

– Думаешь, я не знаю, что ты водишь сюда мужиков, паршивая сука! Вот тебе за это, вот тебе, вот тебе, шлюха!

Удары мусорщика и истошные вопли его жены разносятся по всему дому.

– Господи! – испуганно восклицает Карен. – Как бы он не забил ее до смерти!

В эту минуту раздается дикий рев и яростные проклятья.

– Я подсыплю тебе яду, – кричит жена. – Я не дам тебе ни минуты покоя, мерзавец, вот увидишь, увидишь!

– Ах, вот как! Получай за это, дрянь! – ревет муж, и снова слышны вопли и грохот – это они опрокидывают мебель и швыряют друг в друга чем попало.

– Что делать? – волнуется Карен. – Нельзя же сидеть сложа руки, когда он ее увечит!

– Сейчас я скажу ему пару слов, – говорит Лаус и прежде, чем его успевают удержать, выскакивает на площадку и звонит в соседнюю дверь. Соседи, живущие этажом ниже, вышли на лестницу, чтобы лучше слышать. Увидев Лауса, они смущенно пятятся назад.

Мусорщик распахивает дверь, злобно крича: «Чего надо?» С его расцарапанного лица течет кровь, окровавленная рубаха изорвана в клочья – вид у него зверский.

– Перестаньте, пожалуйста, бить жену, – запинаясь, говорит Лаус; он бледен, ноги у него подгибаются от волнения и страха, потому что мусорщик громадный, ражий детина.

– Ты чего лезешь не в свое дело, молокосос! – рычит мусорщик и, схватив Лауса за шиворот, подтаскивает к себе. – Я утру тебе сопли, щенок! – шипит он и так встряхивает Лауса, что у того в ушах звенит.

А у Мартина кровь стынет в жилах от страха.

– А ну-ка, оставь парня, – говорит Якоб.

Мусорщик в ярости поворачивается к Якобу.

– Тебе тоже захотелось получить по шее, Карлсен?

– Да, – спокойно говорит Якоб. Сделав шаг вперед, он вырывает Лауса из рук мусорщика и, тряхнув хулигана за ворот, швыряет об стенку, как тряпичную куклу. Он повторяет этот маневр дважды, после чего мусорщик уже не пытается лезть в драку.

– По мне, хоть перережьте друг другу глотку, только не шумите на весь дом, – заявляет Якоб.

Но тут из двери выскакивает жена мусорщика, вид у нее страшный: один глаз почти совсем заплыл, губы распухли, у ноздрей запеклась кровь.

– Ты что сделал с моим мужем? – вопит она. – Ты его убил, изверг! Чего тебе здесь надо? Что ты лезешь не в свое дело?

– Заткнись! – Якоб в сердцах гонит домой Лауса и Карен и захлопывает дверь. Женщина на лестнице продолжает браниться.

– Вот видишь, – говорит Лкоб жене. – А все потому, что мы боялись, как бы он её не изувечил.

– Если б отец не подоспел, я бы сам справился с этим бандитом. – Самоуверенно заявляет Лаус.

– Ты едва в штаны не наложил от страха, – подсмеивается Вагн.

– Что? Вот я тебе… – грозится Лаус.

– А ну, перестаньте, – требует Карен. – Хватит с нас драки у соседей.

А Мартин не сводит глаз с Якоба. Вот какой у него отец! Никому в городе его не одолеть – Мартин твердо в этом уверен. Он когда-то читал про человека, который голыми руками осилил медведя; наверно, и отец так может, ведь он старый матрос, в каких только переделках не бывал!

Меж тем Лаус торопится, он просит у Вагна бриллиантин, а у матери чистую рубашку.

– На тебя не напасешься рубах, – ворчит Карен. – Каждый день меняешь. Подожди, Лаус, ты перевернул все вверх дном, я сама тебе найду.

– Что это ты каждый вечер наводишь фасон – перед кем это ты выставляешься? – посмеивается Якоб, глядя, как Лаус прихорашивается.

Лаус будто и не слышал вопроса отца – он усердно чистит ботинки.

– Приведи девушку к нам, мы хоть поглядим, какая она. – говорит Карен.

– Это вы кому – мне? – удивляется Лаус.

– Да он с луны свалился, – подмигивает Якоб, и все хохочут.

– А родители у нее богатые? – спрашивает Вагн.

– Разве в этом счастье! – говорит Карен.

– Что это за значок ты прицепил к отвороту? – спрашивает Якоб, показывая на желтый значок в петлице Лауса.

– Это королевская булавка, я отдал за нее пятьдесят эре, – Лаус поглаживает значок пальцем.

– А на что он тебе?

– Мода такая.

И Лаус уходит, бросив взгляд на стенные часы, – он опаздывает. По лестнице Лаус спускается довольно неуверенно, но в квартире мусорщика тишина – должно быть, супруги умаялись и теперь между ними мир и согласие. Ваги собирается в кино, только Мартину по молодости лет приходиться остаться дома.

Поздним вечером раздается звонок в дверь. Якоб с Карен переглядываются: «Что еще такое? Неужели опять скандал?»

– Погоди, я сам открою, – говорит Якоб, вынимая изо рта трубку.

Но оказывается, это всего-навсего Вигго, брат Карен, он шел мимо и решил проведать родственников. Карен ласково улыбается брату.

– Сейчас я сварю тебе кофе, – говорит она, – проходи в комнату и садись прямо к столу.

– А хороший табачок у тебя найдется, Якоб? – спрашивает Вигго, доставая трубку.

– Найдется, – говорит Якоб. – Я тут раздобыл немного у шведских моряков.

– Я вижу, у тебя обширные связи.

– Кочегар с одного шведского корабля мой приятель.

– Сдается мне, у тебя на каждом корабле есть приятель-кочегар.

– Ну, уж это ты хватил.

Вигго лыс и носит роговые очки. Вид у него ученый, и в семье все сходятся на том, что он человек с головой. Кабы только он поменьше пил, из него вышел бы толк: Вигго душой и телом социал-демократ и служит в правлении профсоюза.

– Стало быть, Франция капитулировала, – говорит Якоб.

– Да, немцы бьют всех подряд, – отвечает Вигго. – А все потому, что у этих чертовых нацистов во всем твердый порядок и система, они знают, чего хотят, и идут прямо к цели. Дело ясное – войну они уже выиграли.

– А что же, по-твоему, будет с нами, если они выиграют войну?

– Никаких если. Они выиграют. А что будет с нами – совершенно ясно: нам придется приспособиться к их порядку. Конечно, надо постараться сохранить нашу национальную самобытность, но главное – надо избегать трений.

– Как это понять?

– А вот так. Возьмем к примеру движение псалмопевцев – это широкое народное движение, – заявляет дядя Вигго.

– Вот уж поистине курам на смех, – с презрением пожимает плечами Якоб. – Нечего сказать, хорошие советы дают согражданам наши профсоюзные бонзы. Пойте себе псалмы и главное – ни во что не вмешивайтесь; это в национальном духе и к тому же придется по вкусу немцам. Ведь от нацизма не убудет, ему не повредит, если миллион идиотов каждый вечер будет тянуть псалмы, и так из года в год много лет подряд!

– А зачем же вредить нацистам? – возражает Вигго. – Наоборот. Мы должны сотрудничать с ними, найти наилучший выход из создавшегося положения. Будем надеяться, что со временем нацисты немного пообтешутся. Надежда – вот все, что нам осталось.

– Спасибо, утешил, – презрительно хмыкает Якоб. – «Авось до свадьбы заживет!» – сказала девица, уступая насильнику.

– Полно, Якоб, – говорит Вигго, – неужто ты всерьез хочешь, чтобы мы дрались с немцами? Да ведь это чистое безумие, в стране камня на камне не останется. Ты что, не знаешь о карательных мерах, о заложниках, о концлагерях и обо всем прочем? А ведь мы можем этого избежать путем сотрудничества и лояльного поведения. Мы должны сознавать свою ответственность и не лезть на рожон.

– Если все станут так рассуждать, нацисты завоюют мир с помощью одних только угроз, – говорит Якоб. – Мы ведем себя хуже рабов.

– Погоди! – глубокомысленно возражает дядя Вигго. – Вот увидишь, англичане наверняка договорятся с немцами относительно немецких колоний, и тогда они вместе пойдут на Советский Союз. В этом залог нашего спасения. Когда они впоследствии будут колонизировать Восток, тут-то им и понадобится наша помощь.