— В таком случае… надо и в самом деле все взвесить дважды. Может быть, ты и прав. Мы будем думать об этом… а утром поговорим на эту тему еще раз.
Я пожалел о своем звонке. Этой ночью их и без того короткий сон будет еще короче из-за лихорадочного желания снова обсудить со мной мои планы. Для них я прежде всего был их единственным ребенком. Сейчас, больше чем когда-либо, я причинял им беспокойство, по мере того как холодное одиночество холостяцкой жизни засасывало меня все более.
Мне было всего двадцать девять лет, но я уже отметил не без сожаления повторяющиеся попытки вытолкнуть меня в жизнь за пределы больничных стен. Побуждало их к этому частично ощущение вины за тот нажим, который я испытал с их стороны во время учебы. Во всяком случае, когда я позвонил им на следующее утро, отец сказал мне:
— Мы думали всю ночь и в конце концов изменили свою точку зрения в отношении этого путешествия в Индию. Похоже, оно будет и в самом деле очень утомительным, и правильнее будет от него отказаться…
Но к их огромному изумлению я сообщил, что всего лишь полчаса тому назад я согласился поехать и попросил их найти мой британский паспорт и выбрать подходящий для путешествия чемодан…
Вместо радости или хотя бы удовлетворения, я ловил лишь напряженное беспокойство в их голосах, как если бы накануне вечером мы обсуждали возможности не реального, а чисто теоретического путешествия. Это из-за них я изменил свое решение? — хотела знать мама. Я вынужден был ее разуверить. Я тоже много думал и абсолютно самостоятельно решил, что должен ехать. Затем я сообщил им малоприятную новость: профессор Хишин оставил в хирургическом отделении не меня.
На том конце провода воцарилась тишина.
— Хишин предпочел оставить не тебя, а другого ординатора? — недоверчиво произнес наконец мой папа. — Возможно ли это, Бенци?
— Еще как возможно, — ответил я легко, но сердце мое болезненно отреагировало на их растерянное удивление. — Но ничего, никакой трагедии в этом нет. И может быть, и вправду в такой ситуации лучше оказаться где-нибудь подальше и подумать, что делать.
Правда заключалась в том, что я и на самом деле испытывал странное облегчение, как если бы что-то во мне освободилось, оборвалось. С того самого мгновения, как я дал Лазарам согласие сопровождать их в путешествии по Индии — это произошло в шесть тридцать утра, — прелести предстоящего пути стерли из моего сердца и гнев и зависть. Трубку поначалу взяла жена Лазара, и в первое мгновение я не узнал ее голоса, который звучал моложе и свежее, чем накануне вечером. Похоже, она не была удивлена моим решением, как если бы она знала о нем заранее; тем не менее она несколько раз поблагодарила меня, спросив, окончательно ли я решил. Но ее муж, потеряв терпение, выхватил у нее из рук трубку и начал обстреливать меня инструкциями с ужасающим напором. Он собирался в Иерусалим для встречи со специалистом по Индии из Министерства иностранных дел, чтобы запастись рекомендательными письмами и прочими официальными бумагами; свою жену при этом он перепоручал мне для завершения всех необходимых приготовлений.
— А что насчет больницы? — спросил я. — Там ждут меня в операционной этим утром… плановая операция…
Но Лазар высказался абсолютно недвусмысленно: поскольку вопрос с больницей был согласован, все формальности он берет на себя; это его епархия, тем более что профессор Хишин дал свое согласие.
— И, пожалуйста, — выговаривал он мне твердым голосом, — перестаньте думать о больнице и посвятите всего себя исключительно приготовлениям к путешествию. Дорога каждая минута. После полудня мы найдем время, чтобы посидеть с врачами и заведующим аптекой, чтобы обсудить медицинский аспект. Вот чем мы займемся. Да, кстати, я забыл спросить — ваш израильский заграничный паспорт действителен?
Нет, мой заграничный паспорт не был действителен. Я обнаружил это прошлой ночью. Лазар проинструктировал меня, как я смогу найти контору его жены, расположенную в центре города. Его жена была юристом и совладельцем одной из больших юридических фирм. Она, сказал Лазар, позаботится обо всем.
Я с трудом узнал ее, когда она вышла из своего офиса, чтобы встретить меня, в черном выше колен платье, тщательно подкрашенная. Она опять поблагодарила меня за принятое решение с таким подчеркнутым дружелюбием, которое показалось мне искусственным и слишком уж преувеличенным. Я вручил ей свой паспорт, и она тут же передала его одной из девушек, работавших за своими столами. Затем вынула чековую книжку, подписала несколько пустых бланков, которые и протянула мне, сказав: «Ну, это Ханна… она будет этим утром опекать вас и поможет в подготовке к путешествию».
В туристическом агентстве, сплошь увешанном постерами, рекламирующими наиболее знаменитые достопримечательности мира, я ощутил внезапную захватывающую страсть к путешествиям. Два турагента поспешили к нам на помощь. Прежде всего они уведомили Ханну и меня, что путешествующие по Индии обязаны иметь сертификаты о прививках против малярии и холеры, без которых невозможно получить визу, о чем турагенты попросили поставить в известность Лазара и его жену.
— Его жену? — в изумлении переспросил я. — При чем тут его жена?
Но бумаги турагента явственно свидетельствовали о том, что день назад мистер Лазар попросил заказать место в самолете и для его жены тоже — с открытой датой вылета. «Это, наверное, потому, — попытался я объяснить самому себе, — что она не была до конца уверена в моем согласии».
— Наверное, она хотела подстраховаться.
— Вполне возможно, — вежливо согласились турагенты. — Но тем не менее не забудьте напомнить ей о необходимости иметь справку о прививках.
Именно в этот момент я ощутил первую тень, опустившуюся на то ощущение радости, которое только-только стало охватывать меня. Ведь я вообразил, что предстоит энергичное, быть может, даже по преимуществу авантюрное предприятие, свершаемое двумя мужчинами, которые, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, ощутят живительную радость крепкой мужской дружбы, способной сплотить их воедино… Но если эта дама, жена Лазара, будет тащиться по пятам… не превратится ли вся затея в утомительное и тяжкое мероприятие в сопровождении пары родителей более чем среднего возраста?
Но был ли у меня обратный путь? Мог ли я отыграть обратно?
Сидя этим поздним утром напротив банковского служащего в ожидании валюты, я видел свой, теперь уже полностью действительный заграничный паспорт в изящных руках Ханны, которая потратила все это утро на то, чтобы сопровождать меня от одной конторы к другой, организуя вместо меня все необходимое, как если бы я был стопроцентным инвалидом. Какого черта жена Лазара решила составить нам компанию? Было ли это на самом деле как-то связано со здоровьем ее дочери или по какой-то неведомой мне причине ситуация потребовала усиления родительского присутствия? При всем при том я все еще надеялся, что миссис Лазар откажется от своего намерения в самую последнюю минуту. Мне совсем не нравились ее постоянная забота и дружелюбные улыбки. Она могла только усложнить и затормозить наше путешествие, думал я, рассчитываясь с ее клерком, от которого получил обратно свой паспорт, и со смирением отвергая ее предложение сопровождать меня до медицинского пункта, где я мог сделать необходимые прививки, за которые, судя по всему, она тоже собиралась заплатить.
Я оседлал свою «хонду» и помчался в это место, чтобы уткнуться в дверь, наглухо закрытую в связи с забастовкой медсестер.
И в то время, пока я бродил по коридорам, ища выход из создавшегося положения, я наткнулся на старого, еще по медицинскому колледжу, приятеля. Его выгнали с четвертого курса из-за какой-то истории с девушкой, на которой он впоследствии женился, — сейчас он работал здесь в качестве секретаря районного управления здравоохранения. Мы дружески обнялись; а когда он услышал о предстоящем путешествии в Индию, порадовался за меня. Когда же я сказал, что все, абсолютно все, мои расходы будут щедро оплачены, обхватил меня за шею в полном восхищении и сказал с нескрываемой завистью: