Те из вас, кто помнит по собственному детству, насколько сильно ощущается гнет этой атмосферы намеков и недомолвок и как быстро ребенку приходится с ней свыкнуться, согласятся, что категория «неприличного» создана взрослыми. Более того, по наблюдениям за детьми и по собственным воспоминаниям легко удостовериться, что дети быстро перенимают искусственные установки взрослых, становясь маленькими резонерами, моралистами и снобами. В крестьянской среде условия совершенно иные. Дети узнают о сексе в раннем возрасте: они не могут не видеть сексуальных отношений родителей и других родственников; они слышат то, что говорится при ссорах, когда непристойная брань сопровождается добросовестным перечислением «технических деталей». Они ухаживают за домашним скотом, размножение которого является очень важным вопросом в доме и свободно обсуждается во всех подробностях. Поскольку они погружены в естественный мир, то менее склонны делать тайно то, что могут делать открыто и в свое удовольствие. Дети рабочих, возможно, находятся посередине между этими двумя крайностями. Не контактируя с животным миром, они, с другой стороны, еще чаще наблюдают постельные сцены и слышат непристойности.

К чему приводят эти существенные различия между детьми из обеспеченных семей и детьми пролетариата? Прежде всего, «непристойное поведение», усугубляемое среди детей из среднего класса подавлением естественного любопытства, намного менее выражено в низших классах и проявляется позже, когда «непристойность» связана уже с генитальной сексуальностью. В высших классах, после того как интерес к неприличному изживает себя и появляются новые интересы, в жизни ребенка начинается латентный период. Новые интересы занимают ребенка, и отсутствие определенных знаний, обычное у детей образованных родителей, обусловливает позднее возникновение генитального интереса.

В низших классах эти знания и генитальный интерес уже имеются в этом возрасте и представляют первый этап постоянного, неуклонного развития с раннего периода до полного сексуального созревания.

Природа общественного влияния дополняет эти факты, и в результате в жизни ребенка из обеспеченной семьи возникает значительный перерыв. При том что вся его жизнь до шести лет была посвящена развлечениям, сейчас он вдруг должен ходить в школу и готовить уроки. Крестьянский ребенок уже до этого помогал с готовкой, или присматривал за младшими детьми, или ухаживал за гусями или овцами. В это время в его жизни нет никакого перерыва.

Таким образом, при том что детский интерес к неприличному пробуждается в крестьянском ребенке и ребенке из рабочей семьи раньше и в другой форме, он менее тайный, меньше обременен чувством вины, следовательно, он менее аморальный, менее «анально-эротический» и в большей мере связан с полом. Он легче переживается и более естественно перерастает в раннюю сексуальную игру. Латентный период почти полностью отсутствует или, во всяком случае, гораздо менее выражен. Теперь нам понятно, почему психоанализ, занимающийся невротиками из состоятельных слоев общества, выявил этот период, а доктор Молл, чьи наблюдения носили общий медицинский характер, — нет.

Но если у нас и были какие-то сомнения по поводу классовых различий и причин этих различий в нашем обществе, они должны рассеяться, когда мы обратимся к Меланезии. Здесь, конечно, условия отличаются от тех, в которых растут дети из образованных классов нашего общества. Как мы помним из пятой главы, раннее «непристойное поведение», тайные игры и интересы здесь отсутствуют. В сущности, можно сказать, что для этих детей не существует категорий «приличное-неприличное», «чистое-нечистое». Те же причины, по которым эти категории для наших крестьян не так важны, как для среднего класса, еще более явно и непосредственно действуют в Меланезии. Для меланезийцев нет табу на секс в целом; естественные функции не скрываются ни за какой завесой приличия, в том числе от ребенка. Учитывая, что эти дети бегают голышом, что выделительные функции воспринимаются в этом обществе как нечто естественное, что не существует общего табу на обнажение частей тела или на наготу в целом; учитывая, что маленькие дети в возрасте трех и четырех лет начинают сознавать существование такого явления, как генитальная сексуальность, и что вскоре это и другие детские игры будут приносить им удовольствие, мы заключаем, что различие между двумя обществами объясняется скорее социальными факторами, чем биологическими.

Этап, который я сейчас описываю, — соответствующий нашему периоду латентности, — является этапом детской независимости, когда маленькие мальчики и девочки играют вместе в своего рода детской республике. Один из главных интересов этих детей составляют сексуальные игры. С практикой секса в раннем возрасте дети знакомят друг друга, или иногда их знакомят с ней старшие товарищи. Разумеется, на этом этапе они неспособны совершить половой акт и довольствуются всевозможными играми, в которых взрослые предоставили им полную свободу. Таким образом, они открыто удовлетворяют свои любопытство и чувственность.

Очевидно, что доминирующий интерес таких игр имеет, как выразился бы Фрейд, «генитальную» природу, что во многом они вызваны желанием подражать действиям и интересам старших детей и взрослых и что этот период почти полностью отсутствует в жизни более благополучных европейских детей и только в малой степени наличествует в крестьянской и рабочей среде. Говоря об этих развлечениях детей, туземцы часто называют их «развлечениями соития» (мвайгини квайта).Или говорят, что они играют в мужа и жену.

Не нужно думать, что все игры носят сексуальный характер. Многие дети вовсе не играют в такие игры. Но у маленьких детей есть особые занятия, в которых сексу отводится главное место. Меланезийские дети любят «играть в мужа и жену». Мальчик и девочка строят небольшой шалаш и называют его домом; они делают вид, что исполняют функции жены и мужа, и среди них важнейшей, конечно, является половой акт. Либо группа детей идет на пикник, где развлечения включают в себя еду, драку и сексуальные игры. Или они разыгрывают церемонию торговой сделки, заканчивающуюся опять-таки сексуальными играми. Чувственные удовольствия, по-видимому, не составляют исключительный предмет их интереса; в таких более сложных играх также должен присутствовать какой-нибудь творческий и романтический интерес.

Очень важный аспект этой детской сексуальности — отношение к ней взрослых. Как уже говорилось, родители не считают ее хоть сколько-нибудь предосудительной. В целом они воспринимают это как нечто само собой разумеющееся. Самое большее, что они могут делать, — это шутить на эту тему между собой, обсуждая любовные трагедии и комедии мира детей. Они никогда и не помышляют о том, чтобы вмешаться или выразить неодобрение, при условии, что дети достаточно благоразумны, т. е. не устраивают свои любовные игры в доме, но уходят куда-нибудь в укромное место.

Но прежде всего дети предоставлены сами себе во всех своих любовных делах. Не только нет родительского вмешательства, но и вообще взрослые не питают извращенного сексуального интереса к детям и, конечно, никогда не участвуют в такого рода играх. Насилие над детьми меланезийцам неизвестно, и человек, играющий с ребенком в сексуальные игры, показался бы им смешным и отвратительным.

Очень важная черта сексуальных отношений детей — уже упоминавшееся табу на отношения между братом и сестрой. С раннего возраста, когда девочка впервые надевает юбочку из травы, братья и сестры одной матери должны быть разлучены согласно строгому табу, запрещающему любые близкие отношения между ними. Даже еще раньше, когда они только начали ходить, они играли отдельно. Позднее они никогда не общаются свободно в социальном плане; не должно быть и малейшего подозрения в том, что один из них заинтересован в любовных делах другого. Хотя в играх и языке для детей нет ограничений, даже совсем маленький мальчик не может ассоциировать секс со своими сестрами, а тем более делать намеки или шутить на эту тему в их присутствии. Такой порядок сохраняется в течение всей жизни, и величайшая бестактность, какую только можно вообразить, — это спросить брата о любовных делах его сестры или наоборот. Это табу очень рано разрушает семью, поскольку мальчики и девочки, чтобы избежать друг друга, должны покинуть родительский дом и идти в другое место. С учетом всего этого можно представить себе огромную разницу между нами и меланезийцами в вопросе подростковой сексуальности на этом этапе позднего детства. В то время как в нашем обществе среди образованных классов на это время приходится перерыв в развитии сексуальности и латентный период, сопровождающийся амнезией, в Меланезии очень раннее проявление генитального интереса приводит к такому типу сексуальности, который нам совершенно незнаком. Начиная с этого периода, сексуальность меланезийских детей развивается постоянно, хотя и постепенно, до достижения возраста полового созревания. При условии строжайшего соблюдения одного табу общество позволяет развиваться подростковой сексуальности абсолютно свободно.