Генерал И. П. Рослый в командование корпусом вступил недавно. И сразу же на него свалилось тяжелое испытание. Было не ясно, какие силы противник сумел ночью перебросить через реку, но не вызывало сомнения, что через час, а тем более через два их будет больше. Командир корпуса зашел в оперативный отдел, послушал оценку обстановки операторами. Имел право бросить упрек, что штаб не знал последних данных, но промолчал, видимо понимая, что пока этих сведений никто еще не получил. К сожалению, они не всегда поступали в штаб в тот же момент, когда происходили изменения в положении и состоянии группировок войск на фронте, а их особенно ждали. А если противник добивался успеха и теснил наши части, то еще медленнее доходили от подчиненных данные обстановки. Вроде оберегали они вышестоящий штаб от плохих сообщений, выжидали более удобное время для передачи подобных сведений.

Комкор доложил обстановку командарму, попросил его нанести удары авиацией по переправам и резервам противника, выдвигающимся к реке. Отдав необходимые указания штабу, выехал на НП 8-й бригады. При выезде командира в войска с ним обычно следовал офицер оперативного отдела. В этом случае все распоряжения, отдаваемые командиром, сразу же становились известны штабу, а через него — начальникам родов войск и служб, соседям, вышестоящему штабу и взаимодействующим с корпусом частям и соединениям. Тем самым все органы управления немедленно подключались к активной работе по обеспечению выполнения распоряжения командира, что, несомненно, повышало эффективность проводимых мероприятий.

На этот раз довелось ехать мне. Комкор не порадовал командира бригады тем, что дополнительно усиливает ее артиллерией или проводит здесь контратаку своим вторым эшелоном. Но на месте событий он глубже вник в обстановку, объективно оценил усилия, предпринятые бригадой по ликвидации вражеского плацдарма.

Обстановка на участке обороны бригады все более накалялась. Мелкие контратаки, проведенные до этого командирами батальонов, не принесли ожидаемых результатов. По всем данным, фашисты продолжали спешно накапливать силы, намереваясь в ближайшее время приступить к активным действиям по расширению плацдарма. Для срыва их замысла требовалось незамедлительно перебросить сюда необходимые силы и средства, чтобы противодействовать врагу. По корпус не имел резервов, нечего было сиять и с других участков.

Оставалось самое простое: провести контратаку двумя батальонами 8-й бригады, с тем чтобы несколько задержать переход противника в наступление.

— Где же взять батальоны? — удивился комбриг, услышав распоряжение.

Склонившись над картой, командир корпуса и командир бригады долго вместе перебирали все участки, оценивали возможные направления ударов противника, заново размечали границы районов обороны батальонов.

После многих прикидок все-таки высвободили необходимые силы для проведения контратаки. Трудно было перестраивать боевой порядок под сильным огнем. Многие сотрудники штаба бригады выдвинулись в подразделения, чтобы на месте в короткие сроки обеспечить выполнение решения командира.

Контратака, проведенная бригадой, до некоторой степени нарушила планы фашистов, задержала начало их активных действий. Она подтвердила, что противник уже создал на южном берегу Терека довольно сильную танковую группировку и, чтобы выдержать ее удар, мало одного упорства подразделений и частей на занимаемых рубежах, потребуется предусматривать быстрый маневр силами корпуса на угрожаемые направления. Только при этом условии возможен успех в предстоящей схватке с противником.

На другой день мне пришлось снова, теперь уже с майором Т. Н. Дроздовым, выехать в бригады. Комкор хотел услышать мнение операторов о возможных действиях противника: где он начнет атаки и какими силами, надежно ли прикрыт стык бригад западнее станицы Терской.

Дроздов остановил машину около редких кустов, вблизи огневой позиции батареи. Отсюда я направился в левофланговый батальон 10-й бригады, которым командовал майор П. П. Климентьев. Поднявшись на бугор, почувствовал горячее дыхание боя. Впереди густо ложились взрывы. Отчетливо просматривалась бескрайняя долина, по которой в любом направлении могли наступать танки.

Комбат со своим штабом располагался в наспех отрытых окопах. Для него этот бой, как выяснилось, был первым испытанием в новой должности. Связь с ротами осуществлялась только посыльными. Климентьев показал положение подразделений на местности. Правее кукурузного поля оборонялась первая рота. Мы направились туда. Командир роты лейтенант Н. А. Донец обрадовался нашему приходу. Я понимал его: приятно в преддверии серьезной схватки с врагом видеть старшего. «Значит, все нормально. Начальники тоже следят за обстановкой и беспокоятся за исход боя».

— Я развернул второй взвод под углом к канаве, — жестикулируя руками, быстро говорил Донец. — Противник пустит танки вдоль дороги. Мои хлопцы будут бить по бортам. Врылись в землю. Два расчета ПТР держу рядом, на всякий случай. Пехота не страшна. Один пулемет роту положит, — смело оценивал лейтенант возможности своих сил и средств.

— А где ваш комиссар? — поинтересовался я.

Донец поднял кверху лопатку. Слева, около редких стеблей подсолнечника, показалась такая же.

— Он на фланге. Опасное место. Дыра там, соседа близко нет. Если танки прорвутся в стык, то придется поворачивать фронт первого взвода и выдвигать туда ПТР, — пояснил он свой замысел.

Понравился мне лейтенант. Взвод, по его оценке, — большая сила: он способен прикрыть стык с соседом, нанести поражение огнем превосходящему противнику. Иначе и не могло быть. Из успехов вот таких взводов и рот вырастала победа. Если устоят бойцы, не дрогнут, не оставят свои позиции, то противник не пройдет. Даже если проскочат танки — пехоту задержат.

Только издали поле казалось ровным, а вблизи оно, как кожа под микроскопом, бугристое, в промоинах, исполосованное заросшими канавами. С трудом я увидел выступающие над землей две башни танков, да и то после того, как прозвучали оттуда выстрелы.

Лейтенант Донец сообщил о замеченных передвижениях пехоты и танков через поляну в сторону кукурузного поля, которое охватывало с обеих сторон дорогу, идущую от Моздока на юг. Видимо, противник накапливал здесь силы для атаки. Хотя местность везде была доступна для танков, скорее всего, враг собирался обрушить удар вдоль дороги, где ему уже удалось вклиниться в оборону. Наших сил на этом направлении было мало.

Встретившись с Дроздовым на КП, я доложил о результатах работы, вместе оценили обстановку. Мнение было единодушным: в ближайшее время противник введет в бой основную группировку вдоль дороги на Вознесенскую. Сюда требовалось срочно выдвигать противотанковые средства и уплотнять боевые порядки пехоты.

Перед тем как принять решение, комкор часто заслушивал мнение операторов. С большим вниманием относился к предложениям Дроздова. Наши выводы совпали с мнением Рослого.

На перегруппировку частей и инженерное оборудование новых рубежей времени оказалось мало. Уже 4 сентября фашисты, сосредоточив силы на узком участке, после короткого, но сильного артиллерийского налета нанесли удар танками и пехотой. В трудном положении оказалась 8-я бригада. Противник продвигался вдоль шоссе на Вознесенскую. Танковый таран захватил также участок 62-й морской стрелковой бригады. Пропала связь с командиром бригады полковником С. П. Кудиновым. Генерал Рослый не отходил от радиостанции.

— Брось позывные, — распорядился он, — вызывай открыто. Может быть, забыл Кудинов свои клички.

С нашего НП было видно, как вражеские танки прорвались к пункту управления бригады. Комкор среагировал немедленно. Приказал провести контратаку силами 9-й бригады во фланг противнику. Подразделения врага остановили. На связь вышел Кудинов.

Спокойный, мужественный голос:

— Все в порядке. С места не сдвинулся. Спасибо за помощь.

Из девяти танков, прорвавшихся к КП бригады, пять были уничтожены бутылками с горючей смесью. Бригада совместно с танковым батальоном контратаковала прорвавшуюся группировку противника. Смело и напористо действовали подразделения моряков. Враг не выдержал, отошел. На поле боя застыло около трех десятков его танков.