— Придется вам остаться, — вздохнул Сидней, втайне удивляясь удачному совпадению снежной бури с его замыслом. — Наверно, хотите подкрепиться.

Ленни закурил дорогую сигарету.

— Как называется выпивка, которую людям дают перед чаем?

— Аперитив? — наугад предположил Сидней.

— Спасибо, мистер С., с удовольствием. Капелька того самого шерри хорошо пойдет. Ты чего, Никель?

— Ничего, — отмахнулся Ник. По правде сказать, его угнетала и беспокоила мысль о ночевке в доме старика, вдобавок он чувствовал возникавшую боль в горле. Непредвиденные изменения плана подрывали идеально сбалансированное напряженное ощущение благополучия; он досадовал, что у него нет ни зубной щетки, ни смены белья. Страстному желанию поскорее забиться в нору со своими священными реликвиями, провести ночь в одиноких раздумьях угрожала природа, и, когда Ленни согласился с Сиднеем насчет вынужденной ночевки в коттедже, оставалось только смириться.

— Кролик, — объявил Сидней.

— Где? — спросил Ник.

— Кролика едите? — переспросил он в ответ.

Ник пожал плечами:

— Наверно… Не знаю.

Сидней кратко кивнул, поднял крышку кастрюли.

— Я просто подумал, что вы вполне можете быть не только трезвенником, но и вегетарианцем, — хмыкнул он. — Сюда надо добавить картошки. Сейчас спущусь в подвал, принесу.

Ленни начал что-то говорить, выглянув в окно, и передумал, когда Сидней открыл заднюю дверь и вышел в метель.

— Что скажешь? — ухмыльнулся он, делая долгий глоток из бутылки с шерри. — Пещера сокровищ или как?

— Много хорошего, — согласился Ник. — Так какой же план? Дать ему по башке и загрузить фургон?

Ленни устремил на него твердый взгляд.

— До чего же ты гадкая тварь. — Он сделал еще три глотка, вытер губы, поставил бутылку на место. — Нам это ни к чему в любом случае.

— Знаю. Заметил.

— Чего?

— Родных нет. Отсюда до передней только три фотографии, по всей видимости, давно умерших. Старик либо разругался с наследниками, либо их вообще не имеет. Так или иначе…

— Хорошо мыслишь, Никель, — кивнул Ленни. — Быстро учишься. Он владеет вот этим милым маленьким коттеджем, полным сто́ящих вещей, и все это некому унаследовать. Просто стыд, будь я проклят, заканчивать жизнь среди плодов своего труда, которые некому оставить, кроме поганого сборщика налогов. Бедный глупый старик. Если не мне…

— Откуда ты знаешь, что дом ему принадлежит? Может, он его арендует.

— Нет.

— Ты у него спрашивал?

— Спрашивал о планах насчет дома, когда брал лишку за водосточные трубы, он сказал, коттедж входит в имение. Думаю, если добавить стоимость картин и прочего барахла, накинется, может, еще тысяч десять. — Он вскочил, провел рукой по хромированной решетке обогревателя. — Первым делом обдеру старую жалкую кухню, выложу каменной плиткой. Эту стенку пробью, поставлю встроенную мебель, ледник сзади заделаю, сбагрю каким-нибудь яппи [4]из Коптилки. — Он погрозил Нику пальцем. — Только не испорти дело, не проболтайся о прошлом.

— То есть о том, что мы оба сидели?

— Именно, — сморщился Ленни. — Он схватится за палку не с той стороны, если узнает, что мы срок мотали. Примет нас за преступников или вроде того.

— По-моему, все-таки лучше в открытую… — начал Ник, но Ленни сразу пресек возражения:

— Николас, человек сидел в тюрьме. Выпущен условно-досрочно. Бывший аферист. Как ни крути, следующие пять лет в конце каждого дня должен выполнять условия закона семьдесят четвертого года о реабилитации правонарушителей, [5]поэтому держи хлебало на замке, черт возьми.

В распахнутую ветром дверь вошел Сидней, снежинки, как конфетти, крутились над его головой.

— Давайте помогу, мистер Стармен! — крикнул Ленни. — Только что говорил Николасу, в каком замечательном состоянии вы содержите свой старый дом.

Кроме того, что кроличья похлебка горячая, больше Ленни в ней ничего не нашел. В жирном оранжевом вареве плавало все, что растет в окрестных полях, но, насколько ему известно, жилистое мясо вполне могло оказаться и кошкой. Что б это ни было, его подстрелили с близкого расстояния самым жестоким образом, и на край каждой тарелки выкладывались твердые черные свинцовые дробинки, словно криминалистические вещественные доказательства. Ленни наблюдал, как Ник со стариком обсасывают кости, макают в жирное варево хлеб, и гадал, не будет ли неучтивым распечатать купленный пирог. Он налил себе еще вина, с видом знатока изучил этикетку, жалея, что не взял более подходящего к настроению пива, которое предлагали ему в магазине.

— «Скала Деи», — кивнул Сидней. — Лестница к Богу.

— Лестница на небеса, — пробормотал Ник, подливая в тарелку похлебку.

— М-м-м… довольно крепкое, я бы даже сказал, грубоватое, — заметил Ленни. — Как считаете?

— Как нижнее белье монашек, мистер Ноулс, — согласился Сидней, взял бутылку, взмахнул перед Ником. — Mai confii gens en a home que no beu.

Ник поднял глаза:

— Не понял…

— Старая каталонская пословица: никогда не верь непьющему мужчине. Возможно, возникла во времена арабской оккупации, однако до сих пор считается справедливой.

— Значит, не доверяйте мне, — пожал плечами Ник. — Я вас и не просил.

Сидней улыбнулся, наполняя свой стакан.

— Напомните, как вас зовут.

— Ник Крик.

— Мистер Крик, — кивнул Сидней.

— Можно просто Ник.

Старик покачал головой:

— Если не возражаете, предпочту обращение «мистер Крик».

— Вот что я вам скажу, — вставил Ленни. — Готов выпить его вино в обмен на свою похлебку. Честно?

Ник вытер губы салфеткой, отломил еще кусок хлеба.

— Вы здесь всю жизнь прожили, мистер Стармен?

— Пока еще не всю, мистер Крик, — ответил он.

— Когда-нибудь уезжали из Норфолка?

Сидней прикрыл рукой рот, глядя на Ника поверх стакана.

— Пару раз, — сказал он наконец.

— А в Коптилке когда-нибудь были? — спросил Ленни, наливая себе вина.

— В Лондоне? Конечно. Жил в Килберне, Лайм-хаусе, Кэмден-тауне, на набережной Виктории…

Ленни не был в Лондоне с семилетнего возраста, но считал себя экспатриантом-кокни. [6]

— Знаю ребят из всех этих районов, — соврал он.

— А еще где? — расспрашивал Ник.

— Ну, в Германии несколько раз, — улыбнулся старик, — в самых лучших местах: в Берлине, Кельне, Гамбурге…

— Я однажды ездил в Кельн на конференцию, — сообщил Ник. — В Старом городе очень мило, кругом полно пивных.

— А я думал, вы трезвенник, — нахмурился Сидней.

— Я туда не заходил, — объяснил Ник. — А вы что делали в Кельне?

Сидней хлебнул «Скала Деи».

— Бомбил его, — ответил он, встал, вылил остатки вина в стакан Ленни.

Они секунду смотрели друг другу в глаза, потом Ленни отвел взгляд, а Сидней продолжал разглядывать круглолицего и румяного претендента на его имущество. Мистер Ноулс почти нестерпим: здоровенный, грубый, невежественный, самоуверенный, упрямый пьяница с интеллектом осла и стрижкой каторжника. Компаньон его смахивает на недокормленного неврастеника, впрочем, явно имеет мозги и образование. Трезвенность указывает на заметную нехватку моральной устойчивости, слабоволие, не заслуживающее доверия, хотя его присутствие, несомненно, отчасти полезно. Сидней покачал головой при мысли пуститься в авантюрное путешествие с парой этих придурков, но вопрос стоит так: теперь или никогда. Вдобавок еще нет гарантии, что они согласятся.

— В картишки перекинуться не желаете, мистер С.? — предложил Ленни. Свистнуть стариковскую пенсию — одно дело; выиграть ее на три карты — совсем другое.

— Возможно, попозже, — сказал Сидней. — Сначала разрешите показать кое-что вам обоим. — Он с трудом поднялся со стула, схватившись рукой за больное бедро. — Пройдем в другую комнату, джентльмены.