Следователь:Опишите обстоятельства вашего ареста.
Власик:Я был арестован Берия, который без конца надо мной издевался. Берия много раз допрашивал меня насчет этой тетради. Я не мог сообщить ему никаких подробностей. Я ничего об этом не знаю, кроме того, что сказал.
Заявление лейтенанта А. П. Титова,
Кремлевский полк охраны б июля 1953 года (Выдержка)
Я находился на дежурстве в помещениях руководства Кремля с 22. 00 1 марта 1953 года до 06. 00 2 марта. Приблизительно в 04. 40 я встретил товарища
Л. П. Берия и второго товарища, чья личность мне неизвестна. Товарищ Берия нес маленький чемоданчик или портфель.
Допрос П. Г. Рапавы, лейтенанта НКВД
7 июля 1953 года (Выдержка)
Следователь:Расскажите, что было после вашего отъезда с дачи И. В. Сталина с предателем Берия.
Рапава:Я отвез товарища Берия домой.
Следователь:Расскажите, что было после вашего отъезда с дачи И. В. Сталина с предателем Берия.
Рапава:Вот теперь я вспомнил. Я отвез товарища Берия в Кремль, где ему надо было забрать бумаги из своего кабинета.
Следователь:Расскажите, что было после вашего отъезда с дачи И. В. Сталина с предателем Берия.
Рапава:Мне нечего добавить к тому, что я сказал.
Следователь:Расскажите, что было после вашего отъезда с дачи И. В. Сталина с предателем Берия.
Рапава:Мне нечего добавить к тому, что я сказал.
Допрос Л. П. Берия
8 июля 1953 года (Выдержка)
Следователь:Когда вы впервые узнали, что у И. В. Сталина есть тетрадь для личных записей?
Берия:Я отказываюсь отвечать на какие-либо вопросы, пока мне не разрешат выступить перед Центральным Комитетом в полном составе.
Следователь:И Власик и Поскребышев — оба подтвердили, что вы проявляли интерес к этой тетради.
Берия:Центральный Комитет является тем форумом, перед которым следует ставить такие вопросы.
Следователь:Значит, вы не отрицаете своего интереса к этой тетради.
Берия:Центральный Комитет является тем форумом…
Совершенно секретно
30 ноября 1953 года
Заместителю министра государственной безопасности
А. А. Епишеву
Вам поручается в кратчайшие сроки завершить расследование антипартийной преступной деятельности предателя Берия и передать дело в суд.
Центральный Комитет
Маленков,
Хрущев
Допрос Л. П. Берия 2 декабря 1953 года (Выдержка)
Следователь:Мы знаем, что вы забрали тетрадь И. В. Сталина, однако вы продолжаете это отрицать. Что вас интересовало в этой тетради?
Берия:Прекратите.
Следователь:Что вас интересовало в этой тетради?
Берия:(Обвиняемый жестом дает понять, что отказывается сотрудничать.)
Совершенно секретно
23 декабря 1953 года
Центральный Комитет, товарищам Маленкову, Хрущеву
Разрешите доложить, что вынесенный Л. П. Берия смертный приговор о расстреле был приведен к исполнению сегодня в 01. 50.
Генеральный прокурор СССР
Постановление 27 декабря 1953 года
Специальное Судебное присутствие Верховного Суда СССР вынесло следующее решение по делу лейтенанта П. Г. Рапавы: отбывание наказания в лагере строгого режима сроком на 15 лет.
Суворин больше не мог видеть свои грязные руки. Он зашагал по пустому коридору, пока не нашел туалет. Когда он выскребал грязь из-под ногтей, зазвонил его мобильный телефон. От этого звука, раздавшегося в тишине Лубянки, он даже подпрыгнул.
— Суворин.
— Говорит Нетто. Мы потеряли Третий номер.
— Кого? Что ты такое говоришь?
— Потеряли Третий номер — историка. Он вместе со всеми вошел в ресторан. Но не вышел. Похоже, сбежал через кухню.
Суворин тяжело вздохнул и притулился к стене. События выходят из-под контроля.
— Сколько времени прошло с тех пор?
— Около часа. В оправдание Бунину должен сказать, что он был на дежурстве восемнадцать часов. — Пауза. — Товарищ майор!
Суворин зажал трубку между подбородком и плечом. Он вытирал руки и думал. Он, собственно, не винил Бунина. Нужно по крайней мере четыре человека, чтобы пристойно вести наблюдение. Для безопасности — шесть.
— Я здесь. Сними его с дежурства.
— Сообщить об этом шефу?
— По-моему, не надо, а ты как считаешь? Нечего докладывать по два раза в день. А то он еще решит, что мы ничего не умеем. — Суворин облизнул губы и почувствовал на них пыль. — Почему ты сам-то не едешь домой, Виссарион? Встретимся завтра в моем кабинете в восемь утра.
— Вы что-нибудь обнаружили?
— Только то, что, когда люди говорят о «старых добрых временах», они несут околесицу.
Суворин прополоскал рот, сплюнул и вернулся к папкам.
Берию расстреляли, Поскребышева выпустили, Власик получил десять лет, Рапаву сослали на Колыму, Епишева отстранили от дел, расследование топталось на месте.
Особняк Берии прочистили от чердака до подвала и ничего не нашли, кроме замурованных человеческих останков (женских), частично распавшихся под действием кислоты. В подвале у Берии были оборудованы собственные камеры. Дом опечатали. В 1956 году министерство иностранных дел обратилось в КГБ с вопросом, нет ли у них здания, которое можно было бы предложить для посольства недавно созданной Республике Тунис, и после короткого обследования посольству был предоставлен дом на Вспольном.
Власика впоследствии дважды допрашивали по поводу тетради, но это не добавило ничего нового. За Поскребышевым установили слежку, его телефонные разговоры прослушивались, ему посоветовали написать мемуары, и, когда он их написал, рукопись изъяли «на вечное хранение». В папке была подколота выписка из этой рукописи — на одной странице:
«Что происходило в уме этого несравненного гения в последний год жизни, когда ему стало ясно, что и он смертен, — я понятия не имею. Вполне возможно, что Иосиф Виссарионович поверял свои самые сокровенные мысли тетради, которая в последние месяцы его жизни, полной неустанного труда на благо своего народа и всего прогрессивного человечества, постоянно находилась при нем. Следует надеяться, что этот замечательный документ, являющийся, по всей вероятности, квинтэссенцией мудрости этого ведущего теоретика марксизма-ленинизма, будет когда-нибудь обнаружен и опубликован на благо…»
Суворин зевнул, закрыл папку и отложил ее в сторону; взял другую. Это оказались еженедельные доносы стукача по фамилии Абидов, которому поручено было не спускать глаз с заключенного Рапавы во время его пребывания на урановом руднике в Бутыгычаге. В размноженных под копирку размазанных строчках не было ничего интересного. Записи неожиданно обрывались лаконичной пометкой лагерного начальства, сообщавшего о смерти Абидова от ножевого ранения и переводе Рапавы на лесоповальные работы.
Новые папки, новые стукачи — и снова ничего. Бумаги, разрешающие освободить Рапаву по истечении срока, проверенные специальной комиссией Второго Главного управления, — все в порядке, печать поставлена, разрешено освободить. Вернувшемуся из заключения предоставлена соответствующая работа — в железнодорожном депо Ленинградского вокзала; осведомитель КГБ на месте — мастер Антипин. Вернувшемуся из заключения предоставлено жилье в недавно отстроенном комплексе «Победа революции»; осведомитель на месте — управдом. Новые доносы. Ничего. Дело заново рассмотрено и переведено в раздел «Разбазаривание государственных средств». Это 1975 год. В папке ничего нового вплоть до 1983 года, когда личность Рапавы вновь прошла проверку по требованию заместителя начальника Пятого управления (по идеологическим диверсиям).
Так, так…
Суворин затянулся трубкой, пососал ее, почесал мундштуком лоб и принялся опять листать папки. Сколько этому типу лет? Рапава, Рапава, Рапава… вот: Папу Герасимович Рапава, род. 9/9/27.
Значит, ему за семьдесят — старик. Но не такой уж и древний. Не настолько древний, чтобы быть непременно покойником, хотя средний срок жизни мужчин в стране — пятьдесят восемь лет (и этот показатель к тому же понижается), ниже, чем в сталинское время.