— Почему вы не постучали? — спросила она.

Поняла ли она, думал Эндрю, внимательно слушая из темноты, что это тот человек, которого он боялся. Перепуганный, он тщетно искал способ, как предупредить ее. Он представлял себе обезьяноподобное лицо Карлиона, глядящее на нее с обезоруживающей искренностью.

— В таком месте осторожность не помешает, — сказал он. Его голос прозвучал немного ближе, как будто он перешел к камину. — Вы не одна? — спросил он.

Эндрю прижал руку к горлу. Что-то выдало его. Возможно, пока он стоял в темноте, как слепой, она беззвучно указала, где он прячется, подмигнув или подняв бровь. Ему на миг захотелось распахнуть дверь и броситься на Карлиона. По крайней мере, они схватились бы, как мужчина с мужчиной, подумал он, пока недремлющий внутренний критик не усмехнулся: «Ты не мужчина». По крайней мере, трус может быть хитрым, возразил он и, встав на колени, приложил глаз к замочной скважине. Почти сразу он увидел говорящих Элизабет сидела на стуле с носком в руке, спокойно выискивая дыры. Она переигрывает в спокойствие, подумал он со страхом. Карлион стоял над ней и наблюдал с явной смесью почтения и сожаления. Он слегка повернулся в сторону двух чашек, которые с бесстыдной наглостью стояли на столе.

Она закончила исследование носка и положила его на колени.

— Я одна, — сказала она. — Мой брат только что вышел. Он рядом, — добавила она. — Мне ничего не стоит позвать его, если вы не уйдете.

Карлион улыбнулся.

— Не надо меня бояться. Может быть, я знаю вашего брата. Немного выше среднего роста, хрупкого телосложения, темноволосый, с испуганными упрямыми глазами.

— Нет, мой брат не такой, — сказала Элизабет. — Он невысокий, коренастый и очень сильный.

— Тогда я ищу не его. — Он взял одну из чашек. — Он, должно быть, совсем недавно был здесь, — сказал он. — Чай горячий. Он так спешил, что не допил свой чай. Любопытно, что мы не встретились. — Он оглядел комнату, даже не пытаясь скрыть свое любопытство.

— Вы взяли мою чашку, — сказала Элизабет и добавила саркастически: — Вы мне позволите допить?

Эндрю, стоя на коленях у замочной скважины, ослабил воротник, в то время как губы Элизабет коснулись чашки и она допила остатки его чая.

«Странная чаша любви», — с горечью подумал он. Но горечь исчезла перед волной смирения, которая на миг очистила его рассудок от ощущения страха. Он стоял на коленях, чтобы видеть комнату за дверью, но сейчас в душе он стоял на коленях перед Элизабет. Она святая, подумал он. Милосердие и мужество, с которыми она спрятала его от врага, он принял как должное, но то, что она пила из его чашки, поразило его запутавшееся воображение своим удивительным благородством. Этот жест задел его самое уязвимое место — сознание собственной трусости. Стоя на коленях в потемках не только комнаты, но и своей души, он представлял, как, без колебаний, она нежно коснулась его губ и осквернила свои.

— Я не встретил вашего брата, — повторил Карлион, по-прежнему с нежностью и сожалением.

— Есть другая дверь, — сказала она не раздумывая.

Карлион повернулся, и Эндрю, наблюдавшему через замочную скважину, показалось, что их глаза встретились. Его смирение и вера исчезли так же быстро, как появились. Карлион сделал шаг по направлению к двери. Она предала меня, подумал Эндрю, в панике нащупывая нож. Однако он не отважился открыть лезвие, даже когда нашел то, что искал, так как щелчок могли услышать через закрытую дверь.

Карлион, казалось, смотрел прямо на него. Невероятно, что он не видел глаза, который наблюдал за ним сквозь замочную скважину. Однако он колебался, возможно в замешательстве, как некогда Эндрю, от мужества девушки, думая, что у нее, по всей вероятности, есть подмога, что здесь должна быть западня. Затем она заговорила, беззаботно и не торопясь, наклонясь вперед, чтобы погреть руки у огня:

— Не стоит туда идти. Он запер дверь, когда уходил.

Для человека в темноте наступил миг неизвестности, пока Карлион колебался. Ему надо только попытаться открыть дверь, чтобы все вышло наружу. В конце концов он воздержался. Частично, возможно, потому, что боялся западни, но в основном, должно быть, его поставило в затруднительное положение то рыцарство, которое не позволило ему открыто продемонстрировать недоверие к словам женщины. Он отвернулся и стоял посреди комнаты в почти что трогательном замешательстве. Если бы он знал заранее, что придется иметь дело с женщиной, он послал бы в дом одного из своих спутников — маленького хитрого кокни Гарри или слоноподобного Джо.

Она с легкой насмешкой осмотрела его — от срезанного лба и глубоко посаженных глаз до маленьких, слегка расставленных ступней, странно контрастировавших с остальным обликом.

— Вы весь в грязи, заметила она и бросила выразительный взгляд на пол, все еще свежий и чисто выскобленный миссис Батлер.

— Сожалею, очень сожалею, — сказал он. — Дело в том…

— Не трудитесь лгать, — рассеянно пробормотала она. Ее внимание, казалось, было приковано к пылающему сердцу камина. — Вы кого-то ищете. Сразу видно. Если только не убегаете от кого-то, как тот, другой.

— Другой? — Он взволнованно подался вперед, и Эндрю снова приготовился к предательству. Питье из его чашки, которое наполнило его таким смирением, теперь, казалось ему, только подчеркивало подлость измены.

— Тот, которого вы описали, — сказала она, — напуганный и упрямый.

— Он здесь? — Эндрю едва расслышал шепот Карлиона. Правая рука Карлиона скрылась во внутреннем кармане.

— Он спал здесь прошлой ночью, — сказала она.

— А сейчас?

— Ушел утром, я думаю, на север, но точно не знаю.

— Да, это так, — пробормотал Карлион. — Мы почти столкнулись, но он ускользнул в этом чертовом тумане. Он может вернуться сюда.

Она засмеялась:

— Не думаю, — и указала в угол, где стояло незаряженное ружье. — Побоится, — добавила она, — да и постыдится.

— А твой брат? — спросил он с неожиданной быстрой вспышкой подозрительности.

— Его не было прошлой ночью, но я предупредила вашего друга, что он будет здесь сегодня. И вас предупредить? — добавила она.

— Я не боюсь, — ответил Карлион, — и не стыжусь.

Она посмотрела вновь на его грязную одежду.

— Но вы тоже в бегах, — сказала она, — от чего?

— От закона, — не колеблясь, честно сказал Карлион. — Не от друзей и не от себя, — задумчиво добавил он.

— К чему такая суматоха? — спросила она; ее глаза, загоревшиеся в красном отблеске огня, глядели на него снизу вверх со страстной искренностью, одинаково осуждая его грязь, его бегство, его поиски.

Он, как зачарованный, смотрел на нее в каком-то замешательстве, как будто пытаясь уцепиться взглядом за блестящий предмет, смутно сверкающий на дне темного и глубокого колодца.

— Он вроде Иуды, — сказал он тихо и неохотно.

— Он не показался мне человеком с деньгами, — сказала она. — Вы не ошибаетесь?

— Не знаю. Но если бы я его встретил, я бы сразу узнал. Он слишком труслив, чтобы что-то скрывать. — Он слегка поежился от холодного сквозняка, незаметно прокравшегося под дверь.

— Вам холодно, — сказала Элизабет, — идите к огню.

Он некоторое время смотрел на нее, как будто пораженный ее дружелюбием, а затем подошел к камину, чтобы дать теплу и пламени окрасить руки червонным золотом.

— Почему бы вам не оставить его в покое? — спросила она. — Он стоит хлопот и риска?

Глаза Карлиона настороженно глядели из глубоких глазниц, как будто он размышлял, насколько можно открыться этой безмятежной незнакомке.

— Я очень хорошо его знаю, — сказал он неохотно. — Мы были друзьями. И он должен знать меня хорошо. Теперь я его ненавижу. Уверен — это именно ненависть.

Ее голос коснулся его подобно тихому, теплому пламени.

— Расскажите мне, — попросила она.

Он посмотрел на нее с выражением изумления, медленно нахлынувшего из темного, спрятанного в глубине источника.

— У тебя чудесный голос, — сказал он. — Ты как будто готова подпеть любому незнакомцу? Ты знаешь, кто я? — спросил он.