– Японец был признан сумасшедшим, но не является ли термин «сумасшествие» условным? Разве наше общество не запирает в психиатрических больницах всех тех, чья индивидуальность не ограничена произвольными рамками нормальности? – обличительно вопросил собравшихся председатель клуба. – В человеческом организме скрыто много рецессивных черт, которые могут проявиться достаточно неожиданно. Общество – тоже своего рода организм. А значит, можно ожидать, что в человеческом сообществе, даже находящемся на очень высоком уровне развития, скрыты некоторые рецессивные черты, проявляющиеся нередко весьма бурно, но не в крупных масштабах, а в единичных случаях. Эти единичные события, как показывает упомянутый случай японского студента, квалифицируются как действия особей умственно неполноценных или – чаще – как преступления.

Общество хочет забыть о своем видовом прошлом и репрессивно относится к лицам, которые служат живым напоминанием о времени, когда каннибализм практиковался в ритуалах и был просто частью религиозных обрядов. Источником ритуального каннибализма была реальная потребность дополнения меню наших доисторических предков человеческим мясом. Вероятно, этого требовал наш первичный метаболизм – и до сих пор требует у некоторых особей, скажем так… рецессивных. Это факт, все чаще подтверждаемый криминальными хрониками.

Так давайте все вместе разрушим предрассудки и поможем нашим ближним, которые скрывают в себе первобытный метаболизм, свойственный некогда всем нам.

Мы пригласили на сегодняшнюю встречу Франсуа, который расскажет нам о своем опыте. – Председатель указал на типа лет тридцати, с запавшими щеками и глазами, обведенными темными кругами. Франсуа встал, поклонился и снова сел в удобное кресло. Председатель поощрил Франсуа к откровенности: – Пожалуйста, расскажи нам о своих проблемах, ты – среди людей, которые хотят помочь тебе, которые наверняка тебя поймут.

Франсуа по-прежнему молчал, но, вероятно, впал в глубокую задумчивость, поскольку начал – как делаю г в подобных ситуациях большинство французов – ковырять в носу. Вскоре он очнулся, посмотрел на улыбающегося председателя и как будто что-то вспомнил.

– Нет, я не верующий, ну, может, иногда, но чаще – нет. Уже несколько лет у меня голод, голод по чему-то, чего я еще никогда не ел. Как-то раз я увидел старушку, которую переехал грузовик, это было летом, от тела еще шли испарения, и я понял, что мой голод – это голод по человеческой плоти и человеческой крови, – признался Франсуа и замолчал.

– Тебе удалось удовлетворить свою потребность? – спросил один студент.

– Да, – коротко ответил Франсуа, – но потом я испугался, что застукают.

– Ты мог бы ответить подробнее, как ты удовлетворил свою потребность? – допытывался любознательный студент.

Франсуа неуверенно посмотрел на терапевтически улыбающегося председателя.

– Я иногда подрабатывал помощником в больнице в хирургическом отделении. Но на самом деле я брал то, что осталось после операции и больше уже никому не пригодится.

– А этот голод часто на тебя нападает? – спросила девушка, которая все время что-то записывала.

– Ну, может, раз или два в год.

– Ты можешь конкретно определить время года или месяц? – раздался весьма обстоятельный вопрос.

– Не знаю, – честно ответил Франсуа.

– А если бы не было работы с такими выгодными отходами, то ты мог бы напасть на кого-нибудь, вот так, на улице? – ненаучно забеспокоилась девушка с излишне богатым воображением.

Но тут председатель поблагодарил Франсуа и повернулся к несколько сконфуженной аудитории.

– Друзья, предлагаю подписать петицию, требующую открыть доступ в больницы и специализированные медицинские центры для таких людей, как Франсуа. Я считаю это обязательным по нескольким причинам. Во-первых, это позволило бы удовлетворить гуманным способом рецессивные потребности. Кроме того, мы избежали бы нежелательных для общества случаев нарушения закона. Во-вторых, с этих людей снимется комплекс неполноценности. В итоге все поймут, что каннибализм есть еще одно проявление богатства природы homo sapiens. В конце коннов такая акция позволила бы нам, антропологам, непосредственно провести фундаментальные лабораторные исследования этого интересного явления. И в-третьих, распределение человеческого белка, который уже никому не пригодится, как выразился Франсуа, проводимое под медицинским контролем, предохранит потребителей от заражения СПИДом. Предлагаю основать комитет защиты рецессивного каннибализма и…

Я ушла с собрания не потому, что имела что-нибудь против защиты рецессивного каннибализма – история Франсуа меня даже растрогала, – но я не люблю состоять в комитетах, являющихся узаконенной и окостенелой формой общественной активности.

Лучшая работа, посвященная иконографии Марии Магдалины, – книга мадемуазель Мадлен Дельпьер. Эта книга сохранилась в рукописи и находится в библиотеке Лувра. Я не являюсь студенткой школы Лувра, а значит, не могу пользоваться ее великолепным книжным собранием. Однако пытаюсь уговорить библиотекаря, чтобы он выдал мне в читальный зал одну-единственную книгу, которой нигде больше не достать.

– Нельзя. Вы должны записаться в школу Лувра.

Я не хочу записываться в эту снобистскую школу для благовоспитанных барышень, но ничего другого не остается.

– Ладно, на один семестр запишусь. Где тут секретариат?

– Очень жаль, но сейчас середина ноября, и мы не принимаем новых студентов, – с удовлетворением сообщил библиотекарь.

– То есть как это? Чтобы получить книгу, надо записаться, но записаться нельзя, потому что уже поздно?

Библиотекарь пожал плечами и пошел есть бессмертный petit déjeuner. Дама, которая его сменила, сказала, что не надо никуда записываться. Один раз, в виде исключения, мне можно прочесть книгу в читальном зале. Работа мадемуазель Дельпьер, написанная в 1947 году, оказалась докторской диссертацией и хранилась, согласно каталогу, в библиотечном архиве, то есть совсем в другом здании. Я прошла через Квадратный двор, достала пропуск и добралась до архива. Очень симпатичная дама проглядела каталог, в котором обнаружила, что работа мадемуазель Дельпьер находится в библиотеке музея Галлиера.

Что может быть приятнее, чем прокатиться на метро от станции «Лувр» до станции «Йена»? На месте я узнала, что музей Галлиера – это музей моды и костюма, а в библиотеку можно пройти после предварительного (не менее чем за день) заявления в секретариат. Я состроила страдальческую гримасу иностранца, в аккурат опаздывающего на самолет в свою заморскую страну, и в конце концов портье позволил мне войти.

Дамы-библиотекарши, удивленные моим вопросом о работе мадемуазель Дельпьер, сказали, что в Лувре, наверное, ошиблись, потому что у них ни одной книги о Марии Магдалине нет. Я вернулась в Лувр, протрясясь полчаса в набитом метро. Пропуск, Квадратный двор, очень любезная дама еще раз сверяется с каталогом и отправляет меня обратно в музей Галлиера. Там – снова переговоры с портье и вновь удивленные дамы-библиотекарши, но на сей раз удивленные несколько более конструктивно.

– Откуда у нас, в музее костюма, может быть книга о святой и вдобавок святой, единственным костюмом которой были ее волосы?

Сильный аргумент, но у меня нет сил возвращаться в Лувр. Я уговариваю библиотекарш порыться в каталоге, однако, к моему удивлению, они звонят директору музея. Через минуту директор является лично в образе очаровательной пожилой женщины, представившейся мне как мадемуазель Дельпьер.

Я была безмерно счастлива, что мадемуазель Дельпьер до сих пор пребывает в добром здравии и работает, в противном случае я бы никогда не смогла прочесть докторскую диссертацию, которую она хранила у себя, в частной квартире, а не в библиотеке музея Галлиера, как ошибочно указывалось в каталогах.

Поиски работы мадемуазель Дельпьер себя оправдали. Благодаря ей я нашла фотографию портала церкви двенадцатого века в Нейи-ан-Дижон, на котором изображены рядом Мария Магдалина и Ева. С левой стороны барельефа Адам и Ева в раю едят запретный плод – Грех. С правой: трапеза у Симона, Мария Магдалина, грешница, склоненная перед Христом, мажет миром Его ноги – Покаяние. Внизу Мадонна с младенцем и три волхва, приносящие дары.