– Рано или поздно они все поймут, что ты создана для того, чтобы идти со мной по жизни.

– Боюсь, это будет непросто.

– А зачем тогда жить, если не бороться за то, что тебе дорого? – спросил он ее, и она с ним согласилась.

– Ты бы очень понравился моей маме.

– Мне очень жаль, что я ее не знал.

Маргарита прижала руку к сердцу.

– Она всегда со мной, в моем сердце. И я знаю, она считает, что я поступила правильно, выбрав любовь к тебе.

Он галантно протянул ей руку.

– Так идем? И пусть весь Рим судачит, увидев нас вместе!

– Подозреваю, что ты упадешь ниже некуда в глазах света, появившись в обществе булочницы из Трастевере!

– Я вижу тебя совсем иначе, любовь моя. И мне нет дела до того, что думает мир. – И он увлек ее к входной двери, уже распахнутой одетыми в бархат слугами. Они шагнули под звезды, и летний ветер овеял их желанной прохладой.

– Сейчас я готова встретиться с любым из твоих важных друзей, – сказала Маргарита.

– Что, снова задержка? – взревел Агостино Киджи. Эхо его низкого голоса разлетелось под каменными сводами замка Сант-Анджело. – Это невозможно! Недопустимо!

Рядом с представительным чернобородым банкиром, облаченным в оливково-зеленый бархат с серебряным шитьем, стоял кардинал Биббиена. Он одним из первых приехал на еженедельный обед, который Киджи на сей раз устроил недалеко от Ватикана, в древней папской крепости. Пиршественный стол был накрыт в библиотеке, полном воздуха, обширном помещении с высокими потолками и массивными окнами. Любимый шут понтифика, Николо, развлекал гостей в углу залы.

Руки Биббиены были сложены словно для молитвы, однако выражение его лица никак не соответствовало этому кроткому жесту. Он явно торжествовал победу.

– Боюсь, друг мой, что дело обстоит именно так, – терпеливо произнес он. – Как только до меня дошли эти неутешительные новости, я поспешил сообщить их тебе – для того лишь, чтобы предупредить по-дружески. Синьор Санти только что сказал Его Святейшеству, что ему потребуется еще немного времени, чтобы справиться со всеми заказами. Он утверждает, что запаздывает с работой, оттого что занят чертежами для собора Святого Петра и надзором за раскопками. Вынужден признать, что это одно уже способно поглотить все его время. Но тем не менее я подозреваю, что он потчует нас фальшивыми оправданиями, которые лишь прикрывают истинную причину его занятости.

– До свадьбы четыре дня, а ты мне говоришь, что фреска в той самой зале, где готовится торжество, не будет готова к сроку! Он же сам меня заверял в обратном!

– Боюсь, то были пустые заверения.

Разозленный до крайности, Киджи как-то не заметил, сколь терпелив и последователен в своих объяснениях Биббиена, за которым раньше не замечали подобных добродетелей.

– Так больше не может продолжаться! Я серьезный человек, и мне нужна эта фреска! Либо он отправит своего помощника, Романо – или как там его? – следить за тем, чтобы ее сделали в срок, либо черта с два я ему заплачу!

– Может, так и стоит поступить? Нет, все-таки за этим скрывается серьезная помеха!

Киджи высокомерно взглянул на кардинала.

– Девица!

– Да-да, девица. Удивительно, как простая шлюха без роду и племени сумела нарушить весь ход его жизни, помешать работе и запятнать его доброе имя. Только подумай, как это может отразиться на ценности его картин! – Кардинал вздохнул для пущей убедительности, помолчал и продолжил: – Жаль, что моя бедная племянница не успела выйти за него замуж до появления этой бесстыдницы, но, увы…

– Какая наглость! Эта простолюдинка из Трастевере не смеет отнимать у меня внимание художника! – взорвался Киджи. – У нас был уговор насчет этого заказа еще до того, как он ее где-то подцепил!

– О, друг мой Агостино, как я разделяю твой гнев! Тебе обязательно нужно будет поговорить с ним об этом сегодня, – вкрадчиво подсказал Биббиена.

– Неужели великий Рафаэль найдет для нас время, выбравшись из постели, которую делит с этой распутницей? – съязвил Киджи, пылающий праведным гневом.

Тут-то и появилась Маргарита под руку с Рафаэлем.

Всех в зале сковало мертвое безмолвие. Биббиена увидел, как Маргарита побледнела под любопытными взглядами собравшихся. Постепенно тишину разбавил шелест голосов. Придушенные смешки вылетали из злоречивых уст, прикрытых ладошками, высокомерно вздернулись вверх подбородки. На мгновение Биббиене показалось, что Маргарита сейчас развернется и убежит, или ему просто очень этого хотелось. Увы, булочница из Трастевере горделиво выступала, опираясь на руку Рафаэля. Она была противоположностью его худосочной племяннице и поражала бесспорной цветущей красотой, заключенной в дорогую раму из расшитой бисером и золотой нитью парчи. И что за лицо…

Продажная девка!

– Судя по всему, он решил привести сюда эту девицу, желая доставить гостям дополнительное развлечение! – произнес кардинал шепотом.

Он улыбался. Если его не обманули, на этом сборище будут сделаны кое-какие важные объявления, и кардиналу подумалось, что нельзя было выбрать более удачного времени для представления девицы Луги избранному обществу.

Шло время, кардинал смотрел на Рафаэля и Маргариту, сидящих рядом, перед блюдами с миндалем, инжиром и кусками жирного желтого сыра. Ему невыносимо было наблюдать это явное притяжение между ними, тихий разговор, обмен улыбками, переглядывание и почти детский смех.

Его преосвященству не давала покоя мысль о том, что Рафаэль еще не заплатил за разбитое сердце его племянницы. Что бы он, Биббиена, ни сделал, любое публичное порицание художника обязательно заденет и его самого, особенно если он в будущем вознамерится занять Святой престол. Нет, он должен действовать осторожно и втайне от досужих взглядов. Он будет осмотрителен. Как и во всем остальном, включая недавний разговор с кардиналом деи Росси, которого он, пользуясь давней дружбой, попросил замолвить за него словечко перед понтификом. Мол, всего себя отдает духовному служению. Биббиена жаждал выделиться среди других пастырей.

Рядом с Рафаэлем должна была сидеть Мария. Это место по праву принадлежало ей, а не гулящей девке. Папский паяц, рыжий, в ярких одеждах, сыпал шутками, но Биббиена был не в настроении забавляться.

В ожидании обеда большинство гостей открыто разглядывали возлюбленную Рафаэля, впервые сопровождавшую его. Внезапно понтифик поднял руку, призывая гостей к молчанию. Все немедленно подчинились. Шут поклонился и ушел. Стихла музыка и звон бокалов.

– Бернардо, – начал Папа высоким голосом, – последнее время мы много слышим о твоей усердной работе. Именно ты выбрал верный тон для нашего послания императору Максимилиану, чем немало способствовал успеху дела, но благородно молчишь о своих заслугах. Твоя самоотверженность нам очень приятна.

Восхитительно! Да, надо будет отблагодарить за это кардинала деи Росси! Биббиена вежливо улыбнулся.

– Благодарю вас, Ваше Святейшество, за такую высокую похвалу. Однако само это поручение уже было для меня наградой, – ответил он.

– Тем не менее, Бернардо, я хочу, чтобы ты получил награду за свой усердный труд. В знак моей благодарности и поощрения.

Понтифик приложил пухлый палец в перстнях к подбородку, наслаждаясь собственным великодушием.

– Все знают, с каким интересом я слежу за раскопками Домус Ауреа и поиском предметов искусства, которые все еще находят в развалинах этого дворца, несмотря на то что в прошлом он подвергся варварскому разграблению и был уничтожен.

– Я собственными глазами видел удивительные фрески, – вторил Биббиена, предвкушая подвох, который ожидает Рафаэля. – Как вы знаете, именно образцы древнего искусства вдохновили меня на то, чтобы воспроизвести их в собственных покоях с помощью нашего весьма занятого Рафаэлло.

– Время от времени прошлое преподносит нам дары, размерами уступающие фрескам. Они приподнимают завесу забвения над великолепием древнего Рима. – Не прерывая прочувствованной речи, понтифик снял с пухлого пальца левой руки маленькое золотое колечко с красным камнем квадратной формы. – Вот что было найдено на раскопках Домус Ауреа, которыми руководит наш славный Рафаэль. Если верить Светонию, это было любимое кольцо жены императора Нерона, что делает его бесценным. – Папа поднял свои выпуклые глаза с красноватыми белками на Биббиену. – Как и ты выказал себя бесценной находкой для нашего двора.