– Разве ты не знаешь, что ни один уважаемый муж Божий не переступит этого порога? И даже Его Святейшество не сможет вас повенчать, потому что задерживается во Флоренции. Вы никогда не поженитесь!

– Он обещал.

Глаза Биббиены сузились.

– Да? Но это он сказал так, для твоего спокойствия. Как ты, когда делал предложение Марии.

Рафаэль неожиданно схватил Биббиену за руку. Его хватка оказалась на удивление сильной.

– Тогда вы повенчаете нас, ваше преосвященство! Если вам не наплевать на мою бессмертную душу, то будьте истинным пастырем и благословите нашу любовь ради прошлой дружбы! Ну же, сделайте это для меня!

Биббиена удивленно выгнул брови.

– Если я правильно понял, ты не доверял эту почетную обязанность никому, кроме Его Святейшества!

– Мы оба знаем, что я не доживу до его возвращения из Флоренции. Прошу, дайте мне упокоиться с миром, сделав ее моей женой… Я должен знать, что она будет в безопасности.

– Боюсь, я не могу исполнить этой просьбы, – спокойно ответил кардинал. – Ты нездоров, мечешься в лихорадке, а потому не сумеешь надлежащим образом подготовиться к столь важному шагу. Как только ты выздоровеешь…

– Я не выздоровею! – простонал Рафаэль. – Вы знаете об этом не хуже меня!

– Я, конечно же, буду молиться как за твое здоровье, так и за спасение твоей бессмертной души, сын мой.

– Простите меня за то, что я не любил вашу племянницу, как вам этого хотелось, – произнес Рафаэль с искренностью и прямотой, которая раньше нравилась им обоим. Но было уже слишком поздно для всего. И для воспоминаний о прошлом тоже.

– Ну что ж, мы все допускаем ошибки, которые нам дорого обходятся, – изрек кардинал. – И ты, очевидно, не исключение. Одна из твоих ошибок теперь останется с тобой навеки.

Маргарита покрыла голову и вместе с Донато шагнула в сумрачную прохладу церкви Санта-Доротеа, где не была уже больше года. Вместе с густыми ароматами ладана и воска на нее нахлынули теплые, радостные воспоминания из другой жизни. Она снова обрела ощущение безопасности, покой и уверенность. Ничего подобного она не ощущала уже долгое время. Осенив себя крестным знамением, она подошла к алтарю, где зажигал длинные белые свечи старый добрый священник падре Джакомо.

Старик нежно обнял ее. Он никогда не заговаривал с ней о том, какую греховную жизнь она вела.

– Правду ли говорят, дитя мое, что великий художник при смерти? – спросил он.

Маргарита застыла. Одна мысль об этом была ей невыносима.

– Да, он болен, но обязательно поправится, падре. Я должна в это верить.

– Тогда, значит, ты пришла сюда за молитвой и утешением?

– Нет, чтобы напомнить вам об обещании, которое вы нам дали несколько лет назад. Прошу вас, нет, умоляю, придите на Виа Алессандрина и повенчайте нас, не предавая это огласке!

Теперь настала очередь падре застыть от изумления. Он коснулся поблекшего серебряного распятия, висевшего у него на груди, и покачал головой.

– Это невозможно, дитя мое.

– Но почему? Я знаю вас еще с детства, падре! Вы обедали в моем доме, праздновали с нами нашу радость! Вы делили со мной мое горе, когда я хоронила мать, и мое счастье, когда я встретила Рафаэля! – Она настаивала так, будто от его согласия зависела ее собственная жизнь.

– Неужели в Риме некому больше провести этот обряд?

Она опустила глаза, потом снова посмотрела на старика и коснулась его руки.

– Нет. Поэтому я пришла сюда, чтобы умолять вас. Мы хотим венчаться тайно. Мы должны это сделать, чтобы лекари прислушались к моему мнению! Они не могут найти лекарства от лихорадки, поэтому настаивают на том, чтобы все время пускать ему кровь, а он и так уже ослаб! Ему нужно другое лечение, я чувствую, но эти люди даже не хотят со мной разговаривать! А теперь, когда они считают, что конец уже близок, никто из священников не станет нас венчать, чтобы я не смогла ему помочь, а они, не дай Бог, не замарали свое доброе имя!

– Ты считаешь, что мое доброе имя менее ценно, чем их?

Она замялась, поняв, что оскорбила его.

– Я лишь надеялась, что наша почти семейная связь покажется вам достойной того, чтобы рискнуть ради нее. И вы сами обещали Рафаэлю!

– Это был знак учтивости, и время было другое.

– Тогда назовите цену. Я заплачу, сколько вы попросите!

– Маргарита! – Он сдерживался и говорил с ней так, будто она была маленьким ребенком, испытывавшим его терпение. – Кардинал Биббиена стоит надо мной. Он управляет всеми делами Церкви. Если я ослушаюсь его, он уничтожит меня или вышлет за границу. Ты должна понимать, что никакие деньги тогда мне не помогут.

– Но вы не просто слуга Церкви, а в первую очередь – ученик Господа, тот, кто должен различать добро и зло в Его глазах!

Старый пастырь положил руку ей на плечо и повел ее к выходу. Донато мрачно брел за ними с опущенной головой, не произнося ни слова. Распятие на груди падре Джакомо покачивалось с каждым шагом.

– Да, я ученик Божий. И к этому званию стремлюсь приблизиться каждый день своей жизни. Но я всего лишь слабый человек.

– Вы наша последняя надежда.

– Прости, Маргарита. Но я не так силен, чтобы сразиться с ними всеми и дать тебе то, чего ты желаешь. Одно я могу тебе предложить, ибо это в моих силах. Я могу предоставить тебе убежище, место, где ты сможешь спрятаться, когда понадобится. Монастырь Сант-Аполлония. Эта обитель известна тем, что принимает молодых женщин, которые в сложное время…

Она все поняла. Монастырь находился напротив мастерской Рафаэля. Горькая ирония этого предложения была ей невыносима.

– Ни слова больше! Я не буду прятаться!

– Что же ты тогда думаешь делать?

– Он не умрет! – заявила она. Любая иная мысль казалась ей предательством.

Падре Джакомо попытался взять ее за руку.

– Но что, если он все-таки умрет, дитя мое? Ты не хочешь подумать о том, что с тобой будет дальше? Не забывай, хотя бы о монастыре Сант-Аполлония, когда не найдешь другого прибежища. Прошу тебя, помни об этом!

Она уходила в гневе.

– У меня нет будущего без Рафаэля! Какая разница, что станет со мной, если он умрет?

Эти слова занозой засели в ее сердце. Если Рафаэль умрет, ее жизнь действительно будет окончена. Ее самой тоже не будет. Она просто не сможет жить даль tue без него.

Старый священник, должно быть, угадал это в ее глазах, потому что протянул руку и сильно сжал ее плечо. То, что он сказал, было полно нежности и заботы:

– Считай, что вы уже состоите в браке, дорогая. Ибо глубока ваша любовь друг к другу. Считай, что Господь уже видит в тебе жену Рафаэля и что освящению вашего союза перед лицом Всевышнего помешали только страсти человеческие.

– Значит, вы не станете нас венчать? – спросила она еще раз. Слезы бежали по ее щекам горячими потоками. – Прошу вас, ради стольких лет нашей дружбы!

– Я бы очень хотел преодолеть свои страхи, дорогая. И прошу у тебя прощения за то, что я слабый человек и недостаточно хороший священник.

Она знала, что падре не хотел ее обидеть, и все же его отказ нанес ей глубокую рану. От нее все отвернулись. Она не признавала монастырей, и теперь ей придется за это поплатиться. Но это уже не имело значения, потому что не было цены выше, чем смерть Рафаэля.

Маргарита неслышно вошла в маленькую мастерскую рядом со своей спальней. Ее сердце истекало кровью от мысли о том, что она не сможет ему помочь. Проходя возле двери, она заметила Джулио и Елену, которые стояли обнявшись.

– Что нам делать? – тихо спрашивала Елена.

Джулио что-то сказал ей в ответ, но Маргарита не расслышала. Потом они снова замолчали.

Чувства Джулио и Елены не удивили и не расстроили ее. Но при виде порванных и горящих рисунков она ринулась вперед, сжав руки в кулаки.

– Немедленно прекратите! – кричала она. – Я запрещаю вам говорить о Рафаэле Санти так, будто он уже для нас потерян! Джулио, ты же его самый близкий друг! Ты должен верить в то, что Рафаэль поправится и, когда это произойдет, ему понадобится вся наша любовь и поддержка, на которую мы будем способны! Как ты можешь…