Первое — это повторный матч на первенство мира между Алехиным и Боголюбовым. Претендент остался верен своим намерениям, высказанным пять лет назад, и вновь вступил в борьбу за желанный титул. Матч проводился в двенадцати городах Германии с 1 апреля по 14 июня 1934 года на тех же условиях, что и предыдущий.

Но на этот раз Алехин, выиграв 2-ю партию, уверенно наращивал свой перевес и не позволил сопернику приблизиться по количеству одержанных побед. Только неожиданные осечки чемпиона на самом финише чуть отсрочили развязку напряженного поединка.

Александр Алехин отстоял почетное звание чемпиона мира и выиграл матч со счетом 15½: 10½ при 8 победах и 3 поражениях.

Вторым значительным состязанием 1934 года в биографии Алехина стал крупный турнир в Цюрихе, проходивший с 14 по 28 июля. Находясь в хорошей спортивной форме, чемпион играл, как всегда, активно, изобретательно. Он красиво, с жертвой ферзя, завершил атаку в партии с Эмануилом Ласкером, одержав победу на 26-м ходу.

Работая в 1985 году над книгой «50 миниатюр чемпионов мира», Анатолий Карпов пришел к выводу, «что среди чемпионов мира именно Алехину принадлежит рекорд по числу эффектных миниатюр. При этом 30 ходов для него часто оказывалось слишком много, он благополучно укладывался и в 20».

Из 15 партий, сыгранных в Цюрихе, Алехин в 12 одержач победы, сделав ничьи с Флором, Боголюбовым и только одну партию проиграв Эйве. Набранные им 13 очков принесли первый приз. На очко отстали от него Флор и Эйве, разделившие второй и третий призы. Боголюбов с 11½ очками получил четвертый, Эм. Ласкер с 10 очками — пятый. Последующие призовые места заняли Бернштейн, Нимцович и Штальберг.

Триумф Александра Алехина в Цюрихском турнире все восприняли как естественное явление. К победам чемпиона мира привыкли, его превосходство над другими ведущими гроссмейстерами было многократно доказано. Казалось, что трону шахматного короля ничто не угрожало.

Всемирная слава, всеобщий почет и в то же время неуклонно нараставшее неудовлетворение своей жизнью, депрессия… Эти полярные чувства странным образом совмещались в одном человеке — Александре Александровиче Алехине в 1930-е годы.

Нет, к шахматам его любовь, конечно, не угасла — они постоянно были смыслом жизни, им отдавалось, по существу, все время. Хотя, конечно, бывали периоды перенасыщения, утомления.

Получая постоянно информацию о широком развитии шахмат в Советском Союзе, Алехин сожалел, что лишен возможности жить и играть в России, в родной Москве. Его настроения хорошо передал близко знавший чемпиона мира писатель Лев Любимов в воспоминаниях «На чужбине»:

«Алехин производил впечатление сильного, волевого человека. Он умел говорить умно, с весом, но в речи его всегда проскальзывало невольное раздражение. Да, несомненно, что-то в его судьбе постоянно раздражало его. Вдохновлялся по-настоящему, когда говорил о шахматах, причем если собеседник был иностранец, всегда подчеркивал, что самая высокая шахматная культура в Советском Союзе…

Алехин был, конечно, человеком больших страстей, но чужбина, сознание, что он не у себя, что только в том же «родном доме», о котором тосковал Бунин, его могли бы признать по-настоящему, и в то же время какое-то малодушие, мешавшее ему решительно признать ошибочность своей разлуки с родиной — все это надломило его, лишило внутренней опоры… Я довольно часто встречался с Алехиным, бывал у него в доме, играл с ним и порой выигрывал… в бридж. Характерно, что Алехин хотел (впрочем, тщетно) достигнуть и в бридже самого высокого класса.

По-настоящему Алехин царил в Париже лишь в белом, обпитом растениями павильоне, где в саду «Пале-Рояль» помещался шахматный клуб. Это был главный шахматный центр французской столицы, там постоянно слышалась русская речь и тон задавали кроме Алехина — О. Бернштейн, С. Тартаковер, Е. Зноско-Боровский и еще другие эмигранты».

При встречах с гроссмейстерами Сало Флором и Андрэ Лилиенталем, побывавшими в Советском Союзе, Алехин долго расспрашивал их о своей родной стране. «И даже я — не психолог — понял и прочел в глазах Алехина, что он очень тоскует по Москве», — писал Флор. Вторил ему и Лилиенталь: «Однажды мы сидели с Флором в кафе, туда пришел Алехин. Разговорившись с нами, он сказал, что мечтает вернуться на Родину. Он не раз заговаривал на эту тему, это было его заветной мечтой…»

Ностальгия все сильнее овладевала Алехиным.

«…В 1933 году я впервые увидел грусть в глазах Алехина, — вспоминал Флор. — На перроне пражского вокзала он провожал меня в Москву на матч с Ботвинником. Сам он оставался в Праге, куда приехал на гастроли. Только моя неопытность в жизни и молодость были причиной того, что я не понял, насколько печальны и трагичны для Алехина были эти проводы на пражском вокзале».

Тогда же Алехин попросил Флора выяснить в Москве у руководителей Всесоюзной шахматной секции вопрос о возможности его возвращения на Родину. Ответа не последовало, он откладывался на потом…

Возможно, определенную сумятицу в настроение Алехина внесли и изменения в личной жизни. Еще в мае 1933 года, сразу же после возвращения из кругосветного путешествия, он прекратил всякие отношения с Надеждой Семеновной Васильевой, с которой состоял в гражданском браке. Их союз длился восемь лет и, вероятно, был не настолько прочен, как виделось окружающим. Нам не дано знать, в чем именно выражалась зыбкость этого семейного очага. У Алехина, всегда стремившегося к домашнему уюту, тогда, видимо, были причины для резкого изменения своего образа жизни.

Тут, может быть, уместно привести слова жены видного шахматного деятеля СССР, сказанные в беседе с автором книги для объяснения мотивов развода одного ныне здравствующего чемпиона мира: «Не каждая женщина может быть супругой чемпиона мира по шахматам, который всецело живет в ином мире, мысленно и в поступках, по особому распорядку. А она — обычная женщина, желающая видеть внимание, общаться с родными и знакомыми, бывать в гостях и принимать их, посещать театры, вернисажи… Муж же постоянно, если не за шахматной доской и за книгой, то в мыслях анализирует. Отрешен от всего, особенно накануне, в ходе и после соревнований, а они идут чередой одно за другим. В разъездах систематически. Спать ложится в 2–3 часа ночи и встает лишь в 12 часов дня».

Пробыв год на холостяцком положении, Алехин женился на Грейс Висхар, родившейся в Америке. Она была в то время вдовой британского армейского офицера, владельца чайной плантации на Цейлоне Арчибальда Фримена. Бракосочетание чемпиона мира с Грейс состоялось 26 марта 1934 года в городе Виллафранка-сюр-Мер, что живописно расположился во Французской Ривьере. А предшествовало этому довольно длительное знакомство. Ведь впервые они встретились в сентябре 1932 года во время турнира в Пасадене, где в местном клубе Грейс показала себя неплохой шахматисткой. У нее был опыт игры в заочных соревнованиях по переписке, а став супругой Алехина, она принимала участие вместе с ним в приватных блицтурнирах. Именно такой момент был зафиксирован на снимке, сделанном в Праге в 1943 году.

Грейс вела корреспонденцию мужа, давала советы во всех делах, взяла на себя решение повседневных проблем. Когда Алехин играл в турнирах, жена неизменно находилась рядом. В ее отсутствие им овладевали раздражительность и нетерпение.

Грейс тонко чувствовала и разделяла интересы мужа, ей было суждено стать последней спутницей жизни гроссмейстера. По мнению исследователей биографии Алехина, он искал в женщине не идеал красоты, не возлюбленную, а материнское тепло, заботу. Вероятно, этим объясняется, что все спутницы Алехина были старше его более чем на десять лет и, за исключением Анны-Лизы Рюэгг, являлись вдовами. В их присутствии он чувствовал себя спокойнее, увереннее.

В конце 1934 года Александр Алехин получил новый вызоб на матч за первенство мира. Его прислал 35-летнмй голландский гроссмейстер Махгилис (Макс) Эйве. Показанные им результаты в предыдущих состязаниях не производили большого впечатления. В его активе были победы в Гастингских турнирах 1930–1931-х и 1934–1935 годов (в обоих случаях впереди Капабланки), дележ вторых-третьих призов в Берне и Цюрихе, но в сравнении с достижениями других ведущих гроссмейстеров они выглядели скромнее. Совсем бледно смотрелись результаты Эйве в матчах — из 9 поединков с наиболее сильными противниками он проиграл четыре: Алехину в 1926–1927 годах, два матча Боголюбову в 1928-м и 1928–1929 годах, Капабланке в 1931 году.