Я пообещал ему в ближайшие же дни сыграть с ним несколько легких партий…»

Однако, как вспоминал Ф. И. Дуз-Хотимирский, их знакомство тогда не ограничилось легкими партиями. Саша попросил мастера «заниматься с ним шахматами регулярно и в первую очередь по теории дебютов». Федор Иванович согласился. О том, как проходили эти занятия, лучше самого наставника никто не расскажет. Дуз-Хотимирский вспоминал:

«…Мы встречались на квартире Алехиных, в одном из тихих переулков Москвы. Юноша мог часами выслушивать мои шахматные высказывания, к которым (говоря между нами) я основательно готовился дома. Темой наших «уроков» в течение первого месяца являлись обычные рассуждения по вопросам стратегии шахматной борьбы. Все рассуждения мы подкрепляли, естественно, примерами из практических партий.

Занятия продолжались, но я не мог судить об их эффективности. Юный Алехин слушал меня и молчал. То ли он не понимал меня, и вся моя работа шла, следовательно, «впустую», то ли, наоборот, он сугубо критически относился ко всем моим рассуждениям. И то и другое меня, конечно, не устраивало. Я готов был отказаться от дальнейших занятий, как вдруг заметил на его столе убористую тетрадь, где на титульном листе значилось: «Я и Дуз-Хотимирский. Москва — 1906 г.» Я был озадачен и заинтригован. Алехин, находившийся здесь же, смутился: «Я собирался показать вам…» И протянул мне тетрадь.

Записи в тетради представляли собой «квинтэссенцию» всего сказанного мною за эти два месяца нашего знакомства. Эти записи были снабжены лаконичными примечаниями на полях вроде: «Возможно и так!», «Это интересно!», «Едва ли!», «Обратить особое внимание!», «Идея правильна, но как ее реализовать?» и пр. и пр.

Я с облегчением вздохнул. Мой труд не оказался напрасным!

Алехин делал быстрые успехи, его игра становилась все смелее и увереннее. Меня радовали инициативность этой игры, ее идейная насыщенность, многообразие мотивов в нападении и защите.

Через год юный Алехин выдвинулся в ряды сильнейших шахматистов Москвы и легко мог конкурировать с Блюменфельдом, Ненароковым, Гончаровым и со мною, которые считались тогда лучшими шахматистами города…»

Прерывая на этом выдержки из воспоминаний Ф. И. Дуз-Хотимирского, заметим, что Саша имел в то время хорошую практику дома. Его постоянным партнером по-прежнему был старший брат Алексей, получивший в турнирах Московского шахматного кружка первую категорию. В квартиру Алехиных часто заходили другие молодые московские первокатегорники: Василий Иванович Розанов, Константин Иванович Исаков, Николай Петрович Целиков, братья Алексей, Сергей и Павел Сергеевичи Селезневы. Пожалуй, наиболее постоянным партнером Саши был тогда В. Розанов, ставший в 1907 году его соперником в первой турнирной партии. Пока же в квартире Алехиных игрались легкие и консультационные партии.

Вспоминая о консультационной партии с Александром Алехиным, Н. П. Целиков писал: «…после окончания ветречи было большим наслаждением следить за его анализом. Варианты следовали за вариантами, каскад комбинаций поражал нас почти на каждом ходу. Он горел в такие минуты, голубые глаза на одухотворенном лице говорили о сильном возбуждении. Этот слишком напряженный «шахматный тонус» и обусловливал повышенную нервозность Алехина.

Желание доказать то или иное спорное положение конкретными вариантами роднило А. Алехина с Чигориным, творчество которого юный Алехин изучал еще, так сказать, со школьной скамьи.

Нам казалось, что он помнит все варианты, весь шахматный материал, который он прочел. Временами А. Алехин жаловался на свою память, которая сохраняла много ненужных подробностей и загромождала, как он говорил, его голову ненужной рухлядью. Он мог посмотреть на таблицу цифр и почти мгновенно запомнить их. Вместе с тем надо отметить, что Алехин, хорошо учившийся в гимназии, был, однако, не в ладах с математикой. Этот факт еще раз показывает, что шахматные способности специфичны…»

Особенно ошеломляющее впечатление на партнеров и очевидцев производила игра юного Саши Алехина вслепую, в сеансах одновременной игры и даже по переписке, где противники имели, казалось бы, вдоволь времени на обдумывание позиции и ответных ходов. Выиграть вслепую, не видя доски и фигур, в 10 ходов у В. Ненарокова в 1907 году или в 16 ходов у В. Любимова в 1908 году! Такое трудно представить. И тем не менее такое было, и партии эти сохранились.

Однако столь эффектная игра совсем не означала, что Саша тогда уже поднялся на высокий уровень. Все еще было впереди, знаний и опыта не хватало, требовалась стабильность игры.

Вспоминая свой начальный путь в шахматах, Алехин об этом периоде скажет кратко: «В 12 лет попробовал играть вслепую. В 1907 году пошел в шахматный клуб».

К тому времени Московский шахматный кружок, сменивший за свою историю несколько адресов, переехал на улицу Большая Дмитровка в дом № 32. Не тот, многоэтажный с мебельным магазином, построенный в 1903 году, что выходит фасадом на улицу, а другой, старый двухэтажный особняк, оказавшийся теперь в глубине двора.

Переехал… Вернее сказать, вернулся. Вернулся в здание, памятное тогда всем московским энтузиастам шахмат. Ведь в этом особняке, принадлежавшем прежде семье барона Д. Шеппинга, размещалось в конце XIX века Московское Собрание врачей, где часто бывал А. П. Чехов, упомянувший о здешнем ресторане в рассказе «Дама с собачкой», а с 1890 по 1902 год находился Московский шахматный кружок. Это был, пожалуй, один из самых интересных периодов его деятельности. По инициативе кружка в этих стенах с 7 (19) ноября 1896 года по 14 (26) января 1897 года игрался матч-реванш на первенство мира между Эмануилом Ласкером и Вильгельмом Стейницем, который шестидесятилетний эксчемпион проиграл, по существу, без борьбы: из 17 партий он в 10 сдался, в 5 согласился на ничью и лишь 2 выиграл. Ласкер сохранил тогда за собой почетное звание.

А затем здесь же состоялось два Всероссийских турнира, собравших почти всех сильнейших шахматистов страны. Первый из них, положивший начало национальным чемпионатам России, проводился с 3 по 19 сентября 1899 года, а второй — с 26 декабря по 14 января 1901 года. Оба турнира завершились убедительной победой М. И. Чигорина, намного опередившего своих соперников. В первом турнире он набрал 12 очков из 13 (2-е место — Эммануил Шифферс с 9½ очков), а во втором — 16½ из 17 (2-е место — тот же Э. Шифферс с 14 очками). В то время Михаил Иванович Чигорин по праву считался шахматной гордостью России, очевидным претендентом на мировую корону.

В этом же здании тогда, на рубеже двух веков состоялись и первые чемпионаты Москвы. Среди их участников особенно выделялся председатель кружка профессор Московской консерватории Александр Владимирович Соловцев. Он занял первое место тут в турнире сильнейших шахматистов города в 1891–1892 годах (это была его третья победа в подобных состязаниях) и затем, выиграв в 1899 году матч у Б. Григорьева, стал первым чемпионом Москвы.

Вот такие исключительно интересные памятные события уместились в том небольшом отрезке времени, когда Московский шахматный кружок впервые размещался в неприметном теперь особняке.

К этому остается лишь добавить, что после вторичного вселения сюда кружка именно здесь в марте 1907 года с необычайным успехом завершились гастроли М. И. Чигорина. Венчал их двухкруговой турнир с участием великого гостя и четырех сильнейших шахматистов Москвы. Чигорин был в то время уже тяжело болен и все же играл с большим подъемом и занял вновь первое место.

Думается, что в числе зрителей этого турнира вполне мог быть и четырнадцатилетний гимназист Александр Алехин. Не исключено, что он знал и всю историю шахматных соревнований, состоявшихся в особняке. Это, по всей вероятности, только усиливало волнение молодого шахматиста, занявшего вскоре тут же в просторном зале место за шахматным столиком. Турнир назывался «Весенним», но начался в первых числах июня 1907 года. Партнер был знаком — Василий Иванович Розанов, над ним Саша в партиях, игранных дома, имел явный перевес, но как сложится первая встреча в официальном соревновании?