- Да нет, вернуться. Двое из них, родные братья Ивана. Они мои деды, по материнской линии, а еще один по отцовской. Тот, что по отцу, будет дважды ранен, и очень долго будет лежать в госпиталях, а затем всю оставшуюся жизнь, лечиться. Он так и умрет, с осколком танкового снаряда в легком. Вот так! А то, что вы просите, я уже давно, просто накидал на бумаге. То, что вспомнил.

  - Можно взглянуть?

  - Да вот, пожалуйста! - я достал из кармана, сложенный тетрадный лист, взял его у Ивана, еще пару дней назад.

  Майор развернул бумагу и прочитав первые строчки, поднял глаза.

  - Вот только не надо так на меня смотреть, да я знаю, что говорю. Дойдут немцы до Москвы, но не войдут, а в декабре мы откинем их от столицы. Но вот дальше, нужно будет быть очень осторожными, чтобы не повторилось то, что было в моем времени.

  - Ленинград, точно не возьмут?

  - Точно, но он будет в кольце блокады 900 дней. Город сильно пострадает от бомбежек и артобстрелов, умрет от голода и ран очень большое количество населения. Но город устоит! Опять же нельзя допустить многих ошибок, при попытках его деблокады. Они нам аукнутся позже, когда появится Русская Освободительная Армия. Очень большой объем работы нужно провести!

  - Я сам из Ленинграда, у меня там семья. Жена, родители, дочь!

  - Будем надеяться, что все обойдется.

  - Ладно, иди, отдыхай, помни свое обещание! Я скоро вернусь.

   Наше доблестное начальство, решило воспользоваться удачным стечением обстоятельств. На следующий день после нашего рейда, части 111 дивизии, сделав небольшую петлю, ударили во фланг и лоб восьмой танковой дивизии немцев. Давая тем самым возможность для удара нашей дивизии. И генерал Лебедев, не упустил этот шанс. Так как 111 ударила во фланг, немцы были вынуждены развернуть частично войска для отражения этого выпада. Подставив, таким образом, другой свой фланг, под прямой удар нашей дивизии. Топлива у немцев не было, и они были ограничены в маневре. А у нас все-таки была пехотная дивизия, с приданной в усиление 24 танковой. Танкисты брали пехоту на броню, и сходу проламывали небольшие фашистские укрепления, просто сметая их.

  Меня отправили в обоз, по приказу большого начальства, и участвовать я не мог, хотя и просился. Во главе моего отделения поставили Зимина, он был достаточно умным человеком, и повоевал побольше моего! А я тащился вместе с кухней, реммастерской и санитарами. Конечно, наступление не могло быть без жертв, и было бы больше, если бы мы не уничтожили топливный склад фашистов, но все же было очень страшно смотреть на такое количество убитых и раненых. Я помогал перетаскивать и тех, и других. Стирал и кипятил бинты, делал много того, что не видят глаза солдата стоящего в строю. Это очень страшно. Только бинтуют одному бойцу простреленную грудь, как он умирает, бинты сматывают, стирают, и наматывают другому, едва они высыхают. Да, врачи, и особенно девчушки санитарки очень выносливые. Обычному человеку, такое зрелище не вытерпеть.

  Наступление было задумано, как я думаю, не для того, чтобы просто отодвинуть врага подальше. На это просто не было сил и средств. А скорее для выбивания у немцев танков, и надо признать, Лебедеву это удалось. Хоть и ценой больших потерь. В первый же день боев, наши вклинились на пять километров вглубь немецкой обороны и, нанеся серьезные потери противнику, отошли, не давая себя окружить. Надо сказать, что мы уже учитывали свои промахи, и старались вести себя умнее. 111 дивизия, начавшая всю эту кашу, понеся более серьезные потери, не оголила наш фланг, а планомерно отступала вместе с нами. С какой-то стороны мы зря это затеяли, но в то же время, полнокровная танковая дивизия немцев, превратилась в ни что. Ее придется выводить на переформирование. А это уже хорошо, т.к. сократилось количество танков, в непосредственной близости к Ленинграду. Какое то время, у фашистов уйдет на переброску войск в этот район, но за это время и наши подтянут свежие войска.

   Через неделю, три последних дня из которой ушли на отдых, появилось высокое начальство. Известный мне майор НКВД, нашел меня в санбате. Увидев его, я сразу понял, поеду с ним!

  - Здравствуй Сергей!

  - И вам того же! Как мои дела, совсем хреново?

  - Не знаю, как это правильно оценить. У меня приказ доставить тебя в Москву.

  - На Лубянку, или сразу в Бутырку, или куда там сажают?

  - К Лаврентию Павловичу! Хочет с тобой познакомиться.

  - Блин, может, я здесь останусь. Здесь хоть пользу какую-нибудь принесу, а там просто сгину!

  - Да не все так плохо, как ты себе рисуешь! Если бы хотели тебя просто вытрясти, на предмет знаний будущего, то для этого было бы достаточно обычного следователя. Поверь, все говорят, но тут дело другое. Товарищ Берия, просто так к себе не позовет. Да расслабься ты, сержант!

  - Вам легко говорить, а мне так тупо страшно. Такого про НКВД в наше время начитался и наслушался, так хоть живьем ложись!

  - Собирайся, скоро едем!

  - Нищему собраться, только подпоясаться!

  - И все потомки у нас такие остроумные?

  - Большая часть, там жизнь такая. Кто не шутит, тот быстро зачахнет.

  - Ну, готов?

  - Пойдемте, по дороге с мужиками попрощаюсь, и все.

  - Хорошо!

  Я быстро нашел Зимина, парни были недалеко, ждали. Я попросил Саню, приглядывать за дедом, сказал ему, что поймет потом. Вот так, догадайся! Меня дружно похлопали по спине, и мы с майорм уселись в машину. Ехать надо было километров тридцать, до ближайшего аэродрома. Без приключений не обошлось. Отъехав от расположения дивизии на пару километров, в небе вдруг появился самолет. Долбанный лаптежник, начал заходить нам в лоб, ревун у него, не дай бог услышать в мирное время, обделаешься! Водила дал по тормозам, а мы вылетели из машины как наскипидаренные. Бросились в разные стороны и залегли на землю. Короче, дальше шли пешком. Эти суки, так наловчились кидать свои бомбочки, что он первой же расхреначил Эмку под орех. Благо мы отбежали немного. Но взрывной волной откинуло далеко, еле встал. Сначала и рукой пошевелить не мог. Тело все ныло после падения. Майор поднял меня, и мы устремились к ближайшей рощице. Водитель и еще один боец, охранник, наверное, бежали вслед за нами. Оружие было только у пресловутого охранника, да у майора пистолет. Ну, у меня нож в сапоге, без него вообще никуда не хожу, да заныканая за пазухой фенька. Если бы майор знал, уже бы отобрал. А феньку мне незаметно положил в карман Мурат, вот чертила, как знал, что пригодится. Теперь вот топать неизвестно сколько, без оружия на войне нельзя.

   Шли по окраине леса, кругом было тихо. Вообще, опасаться стоило только самолетов, ибо здесь наш тыл, а сейчас не июнь. Тылы прочесывают постоянно. Когда уперлись в дорогу, майор несколько растерялся. Но, быстро сообразив, махнул рукой, указывая направление. Пройдя еще километра четыре, на дороге послышался шум мотора. Все залегли на обочине, а полкан послал охранника посмотреть, если наши, то остановить. Машиной оказалась полуторка с ранеными, но нас взяли. Водила полуторки, старый хохол, с огромными как у таракана усами, покочевряжился, но, увидев форму, а особенно удостоверение энкавэдэшника, сразу сник.

  - Да ты не боись, отец. Мы свои, на аэродром идем, - сказал ему майор. Машину у нас списали немцы, пришлось пешком!

  - А документы покажите!

  - Да, пожалуйста! Майор достал красную книжицу и раскрыл.

  - Водила присвистнул, и сказал, садитесь.

  Мы запрыгнули в кузов, аккуратно, чтобы никого не задеть, уселись. Водила тронул машину. Приехав в госпиталь, помогли разгрузить машину, меня удивил энкавэдэшник, который вместе со всеми носил раненых. И не меня одного, легко раненые даже отказывались от помощи, говоря, что могут сами, но тот их не слушал.

  От госпиталя до аэродрома было около двух верст, мы прошли их пешком. Прибыв, майор ушел к летчикам, а мы остались сидеть возле ближайшего бомбовоза. Что за штука я не знал, наверное, какой-нибудь ТБ-3, или еще чего.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: