— Мы тоже сойдем, — убежденно проговорил Люсьен, словно соглашаясь с Уилом. — Если не…

Скрип наверху заставил всех прислушаться. Кто-то приближался к трюму. В напряженной тишине слышались лишь осторожные шаги да возня крыс. Неожиданно темноту помещения прорезал яркий свет.

Джеред зажмурился, не желая никого видеть.

— Уходи!

— Я пришла поговорить с тобой, — сказала Квинн, приблизив к решетке так хорошо знакомое ему красивое лицо.

— Поговорить?!

Джеред с трудом сдержался, чтобы не сказать что-либо оскорбительное. Но все равно жажда мести заглушала в нем остальные чувства.

— Да, именно поговорить.

Боже, какой у нее пленительный, нежный голос! Но Джеред не собирался опять попасться на крючок.

— О чем? — насторожился он. — Желаешь опять потренироваться в меткости?

— Может быть, она пришла освободить нас? — Эпплгейт даже попытался встать на колени, словно собираясь молиться.

— Что тебе нужно? — прохрипел Джеред, подозревая, что Квинн собирается поиздеваться над ним, бессердечная маленькая сучка.

— Я хочу задать тебе один вопрос…

Квинн помолчала, собираясь с духом. Она так и не смогла уснуть этой ночью и, несмотря на предостережения Пиквита, все-таки спустилась в трюм.

— Вопрос?! — не удержался от сарказма Джеред. — Например, что бы мы пожелали на ужин? О, вы все здесь такие радушные хозяева…

Квинн постаралась сдержаться.

— Конечно же, нет. Хотя вы, должно быть, изрядно проголодались.

На какое-то мгновение она пожалела пленников, невзирая на ненависть их капитана.

— Мы очень голодны, — подтвердил Эпплгейт, с надеждой глядя вверх. — О, чего бы только я не отдал за баранью ногу!

— Ха, баранью ногу! — Джеред едва не задохнулся от негодования. — Единственное, на что ты можешь рассчитывать, — это хлеб и вода.

Эпплгейт сокрушенно вздохнул.

— Мечтать не запрещается.

В душе Квинн затеплилась слабая надежда, и пиратская дочь решила сделать ставку на этого голодного коротышку.

— Я решила спросить, не найдутся ли среди вас такие, кто с радостью взялся бы за оружие и присоединился к нам? — вкрадчиво проговорила она, обращаясь к Эпплгейту.

— Стать пиратами?!

Джеред не верил своим ушам. Какая наглость — обращаться к ним с подобным предложением!

— Да.

Квинн медленно подняла лампу, освещая свое лицо.

«Боже, до чего же она красива!» — пронеслось в голове Джереда.

— Дочь «дьявола» предлагает нам стать предателями! Никогда!

Несмотря на ошейник и связанные за спиной руки, ему удалось подняться на ноги, и он оказался лицом к лицу с Квинн.

— Никогда?

Они долго сверлили друг друга глазами: полные презрения карие и рассерженные серые. Хотя Квинн ожидала подобного ответа, тем не менее он застал ее врасплох. Она в который раз восхитилась мужеством этого гордого человека.

— Говори только за себя, капитан Камерон, — неожиданно для всех произнес Уил Бартоломью, медленно поднимаясь с пола. — Я готов присоединиться к вам: все же лучше, чем гнить здесь.

— Ублюдок! — презрительно сплюнул Эпплгейт.

— Ублюдок и предатель! — поддержал его Люсьен.

Поступок Бартоломью сразил Джереда в самое сердце, но он даже не подал вида, пытаясь успокоить остальных.

— Спокойнее, джентльмены! Пусть Уил поступает так, как считает нужным, но помните о том, что его рано или поздно ожидает виселица.

По давнему обычаю, осужденных на казнь пиратов выводили из тюрьмы в сопровождении процессии, которую возглавлял офицер с серебряным веслом в руках, что символизировало власть Верховного Суда Адмиралтейства. Деревянные виселицы воздвигались на затопляемой приливом береговой полосе. Приговор приводили в исполнение во время отлива. За казнью обычно наблюдала огромная толпа зрителей с северного берега Темзы или с кораблей и лодок, стоящих на якоре. Тела повешенных снимали только по прошествии трех приливов.

— А я все-таки рискну, — Уил Бартоломью был готов на все, лишь бы вырваться из этого сырого, заплесневелого трюма. — Если бы ты, капитан, был благоразумным, то поступил бы точно так же.

— Благоразумным?! — очнулся Джеред, немного смущенный тем, что его вниманием опять завладела эта ненавистная женщина.

Он снова посмотрел на Квинн, с каждым разом находя ее все более привлекательной. Черные волосы блестящим шелком обрамляли нежный овал лица; широко распахнутые серые глаза были удивительно красивы, пухлые губы манили к себе… Проклятье! Джеред покачал головой, отгоняя наваждение. Какой же он дурак!

— Будь я действительно благоразумным, я бы не сидел сейчас в собственном трюме, — Джеред сердито плюхнулся на свое место. — Поступай как знаешь, Бартоломью. Что касается меня и остальных, мы не желаем стать висельниками.

— Висельниками?!

Квинн даже не допускала подобной возможности: ее отца никогда не поймают!

Губы Джереда искривились в понимающей усмешке.

— Не сомневаюсь, все вы, негодяи, считаете, что неуловимы, но придет время, и вам придется сполна заплатить за свои грехи.

Его высокомерие раздражало Квинн. А она-то, наивная, надеялась склонить капитана на свою сторону!

— Значит, таков твой ответ? — поинтересовалась Квинн у упрямца.

— Да.

Джеред повернулся к ней спиной.

— Что ж, быть посему, — окончательно потеряв самообладание, Квинн прошипела: — Мне наплевать, что ты можешь сдохнуть здесь от голода!

В эту минуту она, действительно, думала именно так. От ее сочувствия не осталось и следа. Квинн уже не хотела сотрудничать ни с капитаном, ни с его матросами. Однако она была уверена, что Джеред Эйвери Камерон очень скоро поймет, что напрасно так поступил с ней.

Облаченная в белую капитанскую рубашку, Квинн стояла на палубе своего корабля. Скрипели наполненные ветром паруса, который рвал волосы девушки, обдувал ее стройную фигурку.

Слушая пронзительные крики чаек, Квинн задумчиво отбросила с лица темные пряди и облизнула губы, почувствовав на них соль и запах океана. Море давно стало неотъемлемой частью ее жизни.

— Ты — прирожденная морячка, — говаривал отец.

И это было правдой. Квинн страстно любила морскую стихию и корабли. Даже Черная Борода поразился, как быстро его дочь привыкла к пиратской жизни.

Прищурившись, Квинн пристально всматривалась в морскую гладь. Она так любила все это: и свежий ветер в лицо, и постоянно меняющийся цвет моря, поскрипывание корабля, запах смолы и океанской воды… Да, она, действительно, прирожденная морячка. А что касается пиратства… Квинн называла это «большой игрой» и в совершенстве овладела ею.

Пират… Она вспомнила, с каким негодованием произносил Джеред это слово, и стала размышлять о жизни, которую выбрала для себя. Квинн вовсе не считала морских разбойников такими ужасными и кровожадными, как все говорили о них. Чаще всего это были самые обыкновенные моряки, соблазненные возможностью быстро разбогатеть за счет грабежей. Одни из них стали пиратами потому, что не смогли найти иную работу, другие — из-за жестокого обращения офицеров на их корабле. У некоторых были даже жены и дети. Конечно, временами морские разбойники вели себя из рук вон плохо, но это скорее от скуки, чем от злобы. Именно от скуки они частенько забавлялись со своими пленниками.

Что касается язвительного замечания Джереда Камерона насчет виселицы, то это, увы, горькая правда. Немногим пиратам удавалось начать новую жизнь, хотя были и такие, кто стал землевладельцем или купцом. Чаще всего морского разбойника ожидало возмездие за его злодеяния. Некоторые из них доживали свой век в нищете, другие умирали от ран и болезней. Но Квинн давно свыклась с тем, что на корабле под черным флагом с черепом и костями жизнь и смерть всегда ходят рядом.

— Меня не повесят, — упрямо прошептала она. — Я — дочь Черной Бороды.

Огромные волны, накатываясь одна на другую, разбивались о борт корабля, пенясь и окутывая все вокруг сонмом соленых брызг. Как похож отец на эти грозные валы: такой же неудержимый, непобедимый и непредсказуемый. Будучи пиратом до мозга костей, Черная Борода наслаждался каждой минутой своей полной тревог и опасности жизни. Он как никто другой соответствовал роли предводителя отчаянных головорезов. Отец всегда старался быть первым, стремился победить. Всегда и во всем!