— Особенно со мной.

— Ваш любимый Байрон сказал бы «с такой как я».

— Я не знаю, что случилось с вами сегодня вечером, Лу, но вы не похожи на себя.

— Да. Но сейчас я больше похожа на себя, чем раньше. Я сильно старалась быть похожей на кого-либо еще. Но не на нее! — крикнула она, опять указывая на окна дома Чемни. — Такая, как я, я не могу быть хорошенькой. Вам скорее бы удалось сделать негра белым. Я действительно старалась стать хоть чуточку лучше, но сегодня вечером я почувствовала себя такой несчастной, такой слабой, не знаю, как точнее сказать, для меня все звучит одинаково, что выбежала из дома и хотела уйти, если бы могла.

— Бедная Лу! — пробормотал Уолтер с жалостью и так мягко, как будто хотел убаюкать этого капризного ребенка. — Бедная, глупая, нетерпеливая Лу! Пойдемте, сейчас а расскажу вам мою большую тайну.

— О том, что вы скоро женитесь, я полагаю? — сказала она. Есть женщины, которые, находясь в таком же настроении, в каком сейчас была Луиза, могут говорить с исключительной отстраненностью о том, что ранит их душу.

— Ничего подобного. Я хочу сказать вам правду — я еще не решил вопроса о своей женитьбе. Конечно, Флора — прекрасная девушка. Отрицать это невозможно. Только вы видите перед собой человека, который должен решить, подходит ли такое очарование девушки к его собственному характеру и не сможет ли ему пресытить столь сладкая жизнь. Некоторым людям даже нравится медовое бытие с некоторым привкусом уксуса. В общем, у меня есть неприятная черта — я сам не знаю, чего хочу.

Все это было сказано очень свободно и искренне, как будто он разговаривал со своим приятелем, а не с молодой женщиной.

— В чем же состоит ваш большой секрет тогда? — спросила Лу, все еще в раздосадованном тоне.

— Это касается вас, моя дорогая Луиза. Давно, когда я только начал рисовать Ламию, я решил хоть как-то отплатить вам за вашу доброту, за то, что вы согласились позировать мне.

— За мою доброту! — презрительно отозвалась девушка. — Разве было не лучше для меня сидеть и слушать поэзию, чем тереть щетками дверь и бегать по поручениям.

— Я рад, что это было не неприятно для вас, но все равно: по отношению ко мне, это был добрый поступок. И меня все время мучила мысль, что я должен что-то сделать. Поэтому, когда я обнаружил, что вы очень умная девушка, я сказал себе, что дам вам некоторое образование. Если картина получится, то про себя условно я подумал, что отдам Лу в лучший пансион, который смогу найти, на три года. В конце же своего обучения она станет прекрасно образованной молодой девушкой и сможет жить так, как подобает колодой леди. Молодые женщины и понятия не имеют, кем они могут быть, а ведь есть телеграфные офисы, деловые центры и еще много разного, что открыто для слабой половины человечества в наши дни. Но картина пока не имеет успеха, она даже еще не отослана на конкурс. Но «Эсмеральда», для которой вы также позировали, уже на выставке и о ней говорилось в полдюжине газет, так что вы принесли мне успех, Лу.

— Я очень рада, — ответила она мягко.

— Поэтому, поскольку промедления невосполнимы, я решил закончить все картины, для которых вы мне позируете, настолько быстро, насколько я это смогу, и начать немедленные мероприятия по устройству вас в школу.

К его большому удивлению, девушка решительно покачала головой.

— Я не пойду в школу, — сказала она, — очень хорошо, что вы подумали об этом, я благодарна вам, но я не хочу учиться. Вы не сможете превратить меня в леди, так же как и в гувернантку. Я не смогу спокойно обучать детей грамматике и географии, даже если бы это был мой единственный шанс избежать бедности, Я неплохо понимаю в арифметике и могла бы выучить что-нибудь. Хотела бы узнать что-нибудь о деловом производстве в вечерней школе мистера Примроуза на Кэйв-сквер. Хотя я думаю, что скорее эмигрирую, когда вы закончите свои картины. У меня есть тетя в Австралии и я иногда действительно подумываю покинуть Войси-стрит и бабушку вместе с ее придирками.

Уолтер Лейбэн даже вздрогнул. Перед ним была уверенная в себе молодая женщина, для которой он не мог ничего сделать, женщина, способная так спокойно обсуждать свою поездку на другой конец земного шара.

— Я не могу выразить как вы разочаровали меня, сказал он. Подумайте об этом спокойно, попытайтесь представить себе вопрос с разных сторон. Учтите все выгоды образования.

— Что может это значить для меня, кроме того, что я стану чуть образованнее? — спросила Лу задумчиво, — и что буду ненавидеть Войси-стрит сильнее, чем сейчас. Ведь у меня не появится другой отец, хотя я люблю своего, или новая бабушка. Вряд ли это поможет мне встать на один уровень с той совершенной леди на Фитсрой-сквер.

— Как часто вы ее вспоминаете! Образование как раз сможет поднять вас до ее уровня. Ведь только образование составляет сегодня ее превосходство. Ее миловидность — результат утонченного воспитания, ей никогда не приходилось сталкиваться с действительной жизнью.

— Зато мне так много пришлось, — ответила Лу быстро. — Вам не удалось смыть с меня вульгарность. Грамматика английского и французского языков, музыка и рисование вряд ли будут полезны для меня. Это похоже на то, как папа переделывает картину, может, она и становится чуточку лучше, но безвкусное изображение и фальшивые краски остаются теми же.

— Вы говорите, как философ, — сказал художник, немного обидевшись за то, что его душевный порыв был расстроен таким образом. — Я преклоняюсь перед вашим суждением. Более я ничего говорить не буду.

— Теперь вы сердитесь на меня, — сказала Луиза, уловив нотку обиды в его голосе, — но я действительно благодарна вам. Мне было бы не очень приятно, если бы вы попытались сделать что-либо, чего делать не следует, например, дать мне образование, — продолжала она смеясь, — это никчемная роскошь для людей нашего класса. Я могу читать, писать и подводить счета для бабушки и могу даже поспорить с молочником, который иногда хочет, чтобы заплатили за то, чего не покупали. Этого вполне достаточно для меня. Не думаю, что могла бы полюбить Шекспира и Байрона больше, чем сейчас, если бы когда-либо смогла получить приличное образование.

— Возможно, и нет, но вы бы смогли более критично отнестись к ним.

— Это значит, что я могла бы увидеть их ошибки. Если так, то я не хочу быть критиком.

— Ну что вы за упрямая девушка.

— О, вам не удастся вытащить меня из грязи, я была рождена в ней. Конечно, вы на некоторое время изменили мою жизнь, осветили ее, но когда картины будут окончены, последует расставание. Вы покинете меня.

— Покинуть вас! Лу, разве хорошо так говорить, когда я хочу быть вашим преданным другом — настолько преданным, как если бы мы были с вами брат и сестра. Есть подлость, есть определенные законы общества, которые удерживают хоть как-то разных подонков, но которые оставляют так мало возможностей для дружбы между мужчиной моего возраста и девушкой вашего. Если вы не позволите мне отправить вас в школу, то я не знаю, есть ли еще одна вещь, которая могла бы укрепить нашу дружбу. Клянусь честью, что думал об этом у «Ричмонда» всю вторую половину сегодняшнего дня.

— У «Ричмонда»! — воскликнула Лу. — Вы были с ними у «Ричмонда»? Я видела, как вы все выходили из кареты.

— Бедная девочка, терять свое время, наблюдая за другими людьми…

— «Ричмонд»! Это, наверное, прекрасное место, не правда ли?

— В общем, да, — ответил молодой властелин мира, уверенный в том, что годовой доход позволит ему свободно перемещаться по всему свету, и не очень расположенный к восторженным высказываниям по поводу окрестностей Лондона. — Конечно, это неплохое местечко. Вы когда-нибудь бывали там?

— Я никогда нигде не была, за исключением Хэмпстедской пустоши и леса.

— Что за лес?

— Еловый. А что, разве есть другие леса?

— Другие леса! Бедный ребенок. Думать, что этот мир прекрасен, когда вы вряд ли видели что-нибудь кроме Войси-стрит. Пусть все условности общества исчезнут. Думаете, что ваша бабушка разрешила бы мне взять вас за город, Лу? Я бы мог взять двухместный экипаж напрокат и отвезти вас в прекрасную маленькую деревушку на берегу Темзы — в Шеппиртон или Холлифорд, или в другое место. Я бы попросил старую леди поехать с нами, только боюсь, она будет ворчать.