На второй день охоты погода настолько испортилась, что к полудню пришлось оставить все попытки что-нибудь подстрелить. И Малколм решил уехать раньше, не дожидаясь вечернего поезда на Лондон.

Он приехал на Джон-стрит вскоре после ужина, а не так, как его ждали, в час или два ночи.

«Это будет приятным сюрпризом для Флоренс», — думал он, надеясь, что его неожиданный приезд побудит ее сменить гнев на милость.

Открыв дверь своим ключом, он вошел в холл и, поставив часть багажа на пол, нажал звонок и вызвал горничную, чтобы та помогла ему перенести из такси оставшиеся вещи.

Появилась горничная, тихая и несколько напуганная девушка; находясь под строгим началом Нанны, она редко появлялась на глаза господам, разве что когда прислуживала за столом.

— Миссис Уортингтон дома? — справился Малколм.

— Она наверху, сэр, — ответила девушка и, как ему показалось, бросила на него испуганный взгляд.

Малколм в раздражении прогнал неприятные предчувствия.

«Я совсем схожу с ума, — подумал он. — Все что-то мерещится. Мне следовало стать писателем, а не дипломатом».

Он медленно поднялся на лестнице, заглянув по дороге в темную гостиную, и поднялся этажом выше.

Когда он достиг площадки, дверь спальни Флоренс открылась, и вышла Нанна.

Увидев его, она вздрогнула и застыла, будто увидела привидение.

— Вам не следует входить к ней, сэр, мисс Флоренс нездорова.

От Малколма не ускользнуло, в каком сильном она волнении. Нанна впервые так оговорилась и назвала свою хозяйку «мисс Флоренс». К тому же трудно было не заметить, как сильно дрожат у нее руки.

— Разумеется, Нанна, я должен ее видеть, — коротко сказал он. — Что с ней?

— Сэр, не надо входить к ней, — решительно заявила Нанна, положив руку на ручку двери. — Я скажу ей, что вы здесь, если вы подождете меня внизу.

— Никогда не слышал большего вздора! — воскликнул Малколм. — Не собираетесь ли вы помешать мне войти в спальню моей жены? Не забывайтесь, Нанна!

На одно безумное мгновение у него мелькнула догадка, что в спальне Флоренс любовник и Нанна пытается помочь скрыть это.

Он одолел два широких шага к двери спальни, но Нанна преградила ему дорогу.

— Дайте мне пройти, — резко сказал Малколм, — и оставьте свои тупости.

Она еще пыталась сопротивляться, но затем сдалась.

— Постарайтесь быть разумным, — попросила она. — Вы пожалеете, если войдете.

Малколм какую-то секунду смотрел на нее, как на безумную, а затем, оттеснив ее, повернул ручку двери.

Комната была в полумраке. Флоренс лежала на постели. Лампа на ночном столике была накрыта темным платком.

Малколм, застыв, молча смотрел на нее, а потом окликнул:

— Флоренс.

Она не ответила, тогда он снял платок с лампы, чтобы увидеть лицо Флоренс. Оно было опухшим, глаза закрыты.

— Флоренс, — снова позвал он и коснулся ее руки, лежащей поверх одеяла. Она горела.

— В чем дело? — вдруг спросила Флоренс и, открыв глаза, медленно оглядела мужа.

— Что с тобой, дорогая?

Она смотрела на него, плохо соображая, затем сказала:

— Но ты же не должен быть здесь. Ты вернулся слишком рано, почему?

Она снова закрыла глаза и отвернулась, пряча лицо в подушку от света лампы, а затем пробормотала:

— Нанна сказала, что все обойдется...

Внезапно Малколм все понял.

Затрудненность речи, запах спиртного в спальне, красные воспаленные глаза... Флоренс была пьяна.

Он простоял еще минуты две, глядя на нее, а затем, не сказав ни слова, вышел на лестничную площадку. Нанна стояла вполоборота, уставившись в пол. Видимо, она ждала его.

Когда он приблизился к ней, она не подняла опущенных глаз. Малколм грубо схватил ее за плечо и заставил повернуться к нему лицом.

— А теперь, — сказал он, — может быть, вы скажете мне всю правду?

Нанна посмотрела на него и открыла было рот, чтобы что-то возразить, но, даже не услышав еще слов, Малколм уже знал, что это будет ложь.

— Правду! — приказал он грубо. — В противном случае вы тотчас же покинете этот дом.

— Я делала все, чтобы вы никогда этого не узнали, — промолвила наконец Нанна. — Когда вы с ней, она — нормальный человек, но одиночество для нее невыносимо. Она всегда была такой, не могла устоять. Но если рядом любящий ее человек, этого не случается.

— Когда она стала пить? Почему? — добивался ответа Малколм.

— Это наследственное, — промолвила Нанна глухим тихим голосом. — Ее мать в клинике. Она сумасшедшая и никогда оттуда не выйдет.

— Почему никто мне этого не сказал?

— Мы думали, — промолвила Нанна, — то есть ее тетка и я, что, выйдя замуж, она бросит это. Флоренс была так несчастна в школе.

— Вы хотите сказать, что она пила, еще будучи школьницей? — с трудом поверил своим ушам Малколм.

— Да, сэр. — Голос Нанны был едва слышен.

— А когда жила у тетушки на Белгрейв-сквер, до нашей женитьбы?

— Тоже, сэр.

— А после?

— Лишь однажды, когда вы уехали в Берлин. Она не выносит одиночества, она была так несчастна...

Малколм застыл от неожиданности. Впервые по лицу Нанны он увидел, что она способна на эмоции. В глазах ее были слезы. Рассказывая о той, кого любила, она ломала руки. Но в сердце Малколма не было и капли жалости к ней.

Именно она, а не Флоренс, предала и обманула его.

Не это бедное создание, лежащее в бессознательном состоянии в постели, а именно она, Нанна, решившая положить на алтарь своей любви к Флоренс жизнь любого молодого человека.

Малколм спустился в свою комнату. Неожиданно его охватил страх.

Утром он говорил с Флоренс, и она, рыдая, обещала, что никогда, никогда больше не прикоснется к спиртному.

— Я люблю тебя, дорогой, — твердила она, — и, клянусь нашей любовью, сдержу обещание. Для меня нет ничего дороже нашей любви, Малколм, дорогой, я клянусь нашей любовью, что никогда больше не буду пить. Я не хочу пить, — жалобно добавила она после паузы. — Честное слово. Я выпила лишь каплю, потому что была несчастна, а потом, словно кто-то вселился в меня, и я выпила еще, потом еще... О, Малколм, мне бывает иногда так страшно. Не давай мне пить, помоги мне. Ты сделаешь это?

— А теперь, любимая, послушай, что я тебе скажу, — промолвил Малколм твердым голосом. — Никто не сможет помочь тебе, если ты сама себе не поможешь. Ты должна бороться с этой привычкой. Я не верю в наследственность, это все глупости. Мы будем бороться вместе, ты и я, но ты должна обещать мне, что сделаешь все, что от тебя зависит.

В течение трех недель они снова были счастливы. Нанна несколько успокоилась.

Малколму казалось, что она даже рада тому, что он взял на себя часть ее тревоги и этим немного облегчил то бремя, которое она несла одна.

Однажды Малколм был приглашен на юбилейный банкет в департамент по поводу двадцатипятилетия службы одного из сотрудников.

Ужин был лишь для сотрудников департамента, но после него был бал, куда приглашались жены и друзья.

Флоренс была немного огорчена, что Малколм не мог взять ее на ужин, но согласилась прийти на бал в обществе двух-трех друзей Малколма. Бал начинался в половине одиннадцатого.

Малколм в отличном настроении ушел из дома в половине восьмого, оставив Флоренс решать, в каком платье ей лучше пойти на бал — в белом или черном. Одно очень идет ей, но к другому больше подходят ее драгоценности.

Ужин был удачным, речи — короткими, остроумными и по делу, шампанское было отличным, а вручение подарка — очень трогательным.

В половине одиннадцатого взволнованный Малколм направился в бальный зал, куда уже начали съезжаться гости. Он пообещал двум-трем своим друзьям, что его очаровательная жена потанцует с ними.

Но Флоренс в зале не было, не было и тех, с кем она обещала приехать.

Малколм не особенно беспокоился, ибо знал неточность своих друзей и их привычку забывать о времени.

Но когда пробило одиннадцать, он начал испытывать тревогу. Когда часы пробили четверть двенадцатого, он заметил в толпе своих друзей, но Флоренс с ними не было. Однако их объяснение его успокоило.