Спустя какое-то время Малколм почувствовал, что поведение девушки задевает его мужское самолюбие.

«Черт побери, — думал он. — Что на уме у этой девицы?»

И тут вдруг вспомнил, сколь банальными были мнения, которые она высказывала, или замечания по поводу чего-то, чему оба они оказывались свидетелями.

Похоже, эта девушка не умеет читать, писать и, судя по всему, думать. Он начал уже верить, что прелестное личико и изящная фигурка — всего лишь красивая оболочка, за которой — пустота.

Что ж, этого следовало ожидать. Недаром существует убеждение, что красивая женщина чаще всего глупа. Он слышал это еще мальчишкой.

Вскоре он стал замечать, как холодны и неприветливы к полковнику завсегдатаи гостиной отеля. У таких, как он, обычно бывает много знакомых и нет друзей.

Марсия, напротив, была очень популярна. Ее всегда окружало общество каких-то мужчин непонятного вида. Но она не проявляла к ним никакого интереса, и вечерами, появившись в казино и останавливаясь перемолвиться со знакомыми, она вскоре присоединялась к отцу, а значит, и к Малколму.

В одном Малколм был уверен — особой любви между отцом и дочерью не было.

Он видел, что поведение дочери приводит в отчаяние отца, а та, в свою очередь, не скрывала своей антипатии к отцу и не собиралась, по возможности, менять свое поведение.

Стоило полковнику сказать Малколму, что Марсия прекрасно танцует, как она тут же, сославшись на усталость, заявляла, что танцевать больше не намерена.

Она отказывалась играть с ним в теннис до тех пор, пока полковник не нашел молодую пару, которая нуждалась в партнерах.

Без особой радости Марсия вынуждена была стать четвертой. Когда после ленча они встретились на теннисном корте, Малколм был поражен происшедшей в ней переменой. Выйдя на корт, Марсия, казалось, забыла обо всем.

Играла она хорошо, у нее был сильный удар слева, что редко удается женщинам. В короткой складчатой юбочке она двигалась по корту с живостью, так противоречившей ее обычной апатии.

Марсия была партнером Малколма в двух сетах. Оба сета они выиграли. Уставшие, побросав ракетки, они вдруг весело и непринужденно рассмеялись.

— Отличная игра, партнер, — похвалил ее Малколм. — Право, отличная.

Малколм понимал, что победа досталась им благодаря игре Марсии, ибо он, когда-то неплохо игравший в теннис, за последние годы потерял спортивную форму и нередко допускал неточные удары.

— Великолепно! Спасибо, — поблагодарили их партнеры. — Вы позволите нам завтра попробовать взять реванш?

Марсия ответила не сразу, и Малколм опередил ее:

— Пожалуйста, соглашайтесь. Вы не представляете, как много это дало мне сегодня.

Марсия какое-то время смотрела на него серьезным задумчивым взглядом и наконец сказала:

— Хорошо, но сыграем до ленча. Это более подходящее время для игры.

Впервые с ними не было полковника, а значит, и не было неприятного чувства, что все это подстроено им. Поэтому, когда они после игры покидали корт, Малколм отважился пригласить Марсию выпить чашку чаю в баре.

Ее мгновенное согласие не могло не удивить его, ибо он привык к ее постоянным отказам на все предложения, исходившие от него или от отца.

Усевшись в глубокие мягкие кресла бара, они стали ждать, когда принесут чай.

— Сигарету? — спросил Малколм, но Марсия отрицательно покачала головой.

— Я не курю, — ответила она.

— Но это так несовременно, не правда ли? — заметил Малколм.

Марсия пожала плечами.

Здесь, вне корта, ее оживление постепенно угасало. Малколм почти в смятении ждал, как на лице ее вот-вот снова, как маска, появится прежнее недовольное выражение и печально опустятся уголки алых губ.

— Вам нравятся Канны? — спросил он.

— Я ненавижу это место, — ответила она.

В ее голосе было столько гневного презрения, что он испугался; не прежняя скука, а скорее горечь и откровенная ненависть.

— Зачем же вы здесь? — не мог не спросить он.

Марсия улыбнулась с горькой иронией и, словно то был глупый вопрос ребенка, ничего не ответила.

Малколм чувствовал, что она могла бы о многом ему рассказать, если бы решилась. Интуиция не обманывала его. Что же скрывалось за этой прелестной внешностью?

Странно, но Марсия как женщина совсем не привлекала его.

Она и ее отец интересовали его лишь постольку, поскольку способны были отвлечь хоть на время от тяжелых мыслей, а он в этом очень нуждался. Но как мужчина он оставался равнодушным.

Марсия была, бесспорно, очень красива, так красива, что он невольно любовался ею. Но равнодушие ко всему вокруг словно заключило ее в ледяную оболочку.

Она держалась надменно и отстраненно. Он не мог приблизиться к ней с тем, чтобы узнать, состоит ли она, образно говоря, из живой плоти и крови.

В их отношениях есть что-то абсурдное, внезапно подумал Малколм — ведь и он тоже тщательно старался ничем себя здесь не выдать.

Ни полковник, ни его дочь так и не узнали, женат ли он или холост, а возможно, даже вдовец. Без гроша ли он в кармане или миллионер.

Если Марсия очень мало знала о нем, то и он почти ничего не знал о ней, кроме того, что она очень красива.

Малколм провел в ее обществе почти три дня, а знал о ней не больше, чем о любой девушке, сидящей напротив него в вагоне метро.

В голову внезапно пришла дикая идея рассказать ей о себе, чтобы попробовать хоть как-то изменить выражение ее голубых глаз.

Он подозревал, что она тоже контролирует себя и свои настроения, держась настороженно, недоверчиво и почти враждебно.

«Мы не отдаем себе отчет в том, как сильна в нас недоверчивость», — печально подумал Малколм.

Интересно, знает ли Марсия, как недоверчиво относится он к тому вниманию, какое оказывает ему ее отец. Это возникло с первых минут их знакомства, хотя оба делали вид, что ничего такого не замечают.

Поддавшись неожиданному порыву, удивившему его самого, Малколм вдруг сказал:

— Я надеюсь, что не кажусь вам скучным собеседником, хотя боюсь, что это именно так. Вот уже много лет, как я забыл, что такое радость, да и не стремился познать ее. Моя жена была долго и тяжело больна. Она умерла совсем недавно.

Он ждал, что ответит Марсия, искал на ее лице положенного в таких случаях сочувствия, но она неожиданно спросила:

— Вы несчастливы?

Удивленный, он не стал лукавить.

— Нет, — ответил он, но поскольку она молчала, сам задал вопрос: — Почему вы спросили об этом?

— Потому, что вы не похожи на несчастного человека, — ответила девушка. — Только...

Она умолкла, подыскивая слова.

— Только что? — не выдержал Малколм.

Его не на шутку заинтересовало, что она думает о нем, как, пожалуй, всякого, кто пожелал бы узнать чужое о себе мнение, но, помимо этого, любопытно было выяснить, насколько проницательна в своих суждениях эта странная девушка.

— Мне трудно сказать, — задумчиво произнесла Марсия. — Трудно определить, каким вы мне кажетесь...

Она нахмурила брови, пытаясь сосредоточиться, и посмотрела на него оценивающим взглядом. Его вопрос ничуть не смутил ее.

— Попытайтесь, — подбодрил ее Малколм. — Я хочу знать.

— Вы мрачны, — наконец сказала она. — Мрачны и многое испытали, если вы правильно поймете меня. Вам словно нанесли сильный удар, который оставил свой след. В вас чувствуется даже какой-то вызов, будто вы хотите доказать, что все это не совсем так.

Малколм с удивлением повернулся к ней. Итак, она все же наблюдательна. За непроницаемой надменной маской прячется способность размышлять! Ему вдруг стало боязно признаться себе в том, что нарисованный ею портрет, в сущности, верен.

— Не очень приятная характеристика, — только и смог сказать он, и самому стало стыдно за банальность своего ответа.

Марсия потянулась за одним из неаппетитных на вид пирожных, которые подали к чаю.

— Я полагаю, вы хотели услышать правду, — спокойно ответила она.

Переодеваясь к ужину, Малколм продолжал размышлять над ее словами.