На фоне призрака удавки, маячившего передо мной, было слабым утешением узнать от Дюберли, который, похоже, был испуган всем этим делом ничуть не меньше меня, что в обществе не пришли к единодушной уверенности, что я-таки жульничал за картами. Д’Израэли — я же говорил, что он был умница, — чертовски разумно заметил, что мошенник вряд ли будет сам доставать из кармана доказательства своей вины. Он считал, что виновный скорее будет протестовать и сопротивляться попыткам обыска. Конечно же, Диззи был прав, но другие, более недоверчивые, не согласились с ним. Поэтому в глазах большинства я все же был жуликом, да еще опасным маньяком, которому суждено окончить свои дни на каторге в каменоломне. Как бы там ни было, скандал был грандиозным, и уже на следующий день дом опустел словно по мановению волшебной палочки, миссис Локк слегла от огорчения, а ее муж ожидал только, когда Брайант придет в себя, чтобы сдать меня в полицию.

Даже сейчас я не знаю, кто стал причиной последовавших вслед за этим событий, но чувствую, что и тут не обошлось без старикашки Моррисона. Что бы дальше ни случилось с Брайантом, моя политическая карьера на этом завершилась, так и не успев начаться. В лучшем случае меня ославят шулером и предадут суду за физическое насилие — это если Брайант выживет.

В любом случае всем дальнейшим я обязан Моррисону, хотя я не знаю, хотел ли он навсегда избавиться от меня или планировал просто вывести из игры на время. Полагаю все же, что ему было наплевать на то, жив я или умер, — главное, чтобы его интересы не пострадали.

Он пришел проведать меня на пятый день и сказал, что Брайант вне опасности. Я испытал такое облегчение, что был почти счастлив, когда он называл меня жуликом, лжецом, негодяем, животным и тому подобными лестными эпитетами — так или иначе, выбирать мне не приходилось. Исчерпав основной поток негодования, старый хрыч плюхнулся в кресло и, дыша, словно кузнечные мехи, проговорил:

— Золотце мое, похоже, ты отделаешься за эту выходку легче, чем того заслуживаешь. Не твоя вина, что печать Каина, которая лежит на тебе, дала знать о себе именно в этот проклятый день. Ты просто животное — настоящий зверь, вот кто ты есть, Флэшмен, мерзкое злое чудовище! — он вытер свое потное лицо. — Ну ладно, Локк не даст ходу этому делу — за это ты должен благодарить меня — да и этот малый, Брайант, будет молчать. Тьфу! Пару сотен — и он точно заткнется, ведь он такой же офицер и джентльмен, вроде тебя. Я могу купить многих таких, как вы, — мусор да и только. — Он вновь тяжело задышал и бросил на меня быстрый взгляд. — Но мы не будем раздувать скандал, не правда ли? Ты не можешь вернуться домой — полагаю, ты с этим согласен?

Я не спорил — да и не мог себе этого позволить — и попробовал лишь сказать что-то насчет того, что Элспет будет тосковать, но, похоже, сделал это зря. На мгновение мне показалось, что Моррисон меня сейчас ударит. Он покраснел и заскрипел зубами.

— Попробуй только еще раз упомянуть ее имя, только один-единственный раз, и Господь мне свидетель, тебя отправят в тюрьму уже на этой неделе! Будь проклят тот день, когда ты впервые поднял на нее глаза! Один Бог знает, за что мне и моим ближним небеса ниспослали такое тяжкое наказание, как ты!

Ну, по крайней мере он не тратил время на молитвы обо мне, подобно Арнольду, — Моррисон был лицемером иного рода, человеком дела, который не сотрясает воздух понапрасну прежде чем перейти к делу.

— Для тебя лучше было бы покинуть Англию на некоторое время, пока это прок…тое недоразумение хоть немного забудется, если это вообще возможно. Полагаю, твои родственнички смогут уладить дело с командованием Конной гвардии — осмелюсь предположить, там подобные скандалы не в новинку. Об остальном позабочусь я сам, улажу все детали, и, нравится тебе это или нет, мой теленочек, тебе придется плясать под мою дудку. Это понятно?

— Полагаю, что выбора у меня нет, — ответил я и, подумав, что нелишне будет немного подольститься к этому старому негодяю, добавил: — Поверьте мне, сэр, я испытываю искреннюю признательность за все, что вы для меня делаете, и…

— Придержи свой язык, — отрезал он, — ты известный лгун. Говорить больше не о чем: пакуй свои чемоданы и двигай в Пул. [16]Там наймешь комнату в «Адмирале» и будешь ожидать от меня сигнала. Никому ни слова и никаких фокусов, иначе мы с Локком откажемся тебе помогать, и ты для начала окажешься за решеткой, а после будешь выпрашивать милостыню. Вот деньги.

Моррисон швырнул на стол объемистый кошелек, повернулся и вышел вон.

Я и не пробовал возражать — он держал меня за горло, и я уже не удивлялся готовности моих родственничков и друзей поскорее спихнуть меня куда подальше из Англии, лишь только к тому появлялась хоть малейшая возможность. Мой родной папаша, затем лорд Кардиган, а теперь еще и старикашка Моррисон, все они горели желанием поскорее от меня отделаться и, как и в предыдущих случаях, у меня не было возможности с ними спорить. Оставалось лишь идти, куда прикажут, и принимать то, что мне приготовили Господь Бог и Джон Моррисон.

В полдень я выскользнул из дома и к вечеру уже был в Пуле. Здесь я прождал целую неделю — сперва трясясь от страха, но понемногу приходя в себя. Во всяком случае, я был свободен, а мог ведь и попасть под суд. Что бы ни ждало меня впереди, я скорее всего снова вернусь в Англию — не больше, чем через год, а уж к тому времени все дело будет по большей части забыто.

Забавно, но про то, что я набил морду Брайанту, забудут гораздо быстрее, чем про эту штуку с картами. Правда, чем дольше я над всем этим думал, тем больше мне казалось, что ни один разумный человек не поверил бы обвинениям Брайанта в мой адрес, — его хорошо знали как льстивого грязного щенка, в то время как я, мало того, что пользовался всеобщей известностью, так слыл еще и честным стариной Гарри в глазах любого, кому казалось, что он хорошо меня знает. В самом деле, некоторое время я даже думал над тем, чтобы отправиться обратно и разобраться с проблемой на месте и сразу, но у меня не хватило на это духу. Слишком уж свежи были неприятные воспоминания, а Моррисон, без сомнения, тут же отправил бы меня за решетку. Нет, я приму лекарство, каким бы горьким оно ни было, — я уже понял, что не стоит плевать против ветра, как, бывало, говаривал этот хрыч Моррисон. Оставалось только наилучшим образом воспользоваться тем, что он для меня приготовил.

Что именно мне предстояло, я понял на восьмой день, когда какой-то человек захотел видеть меня, не успел я еще закончить завтрак. Говоря по правде, я уже подкрепился и к тому времени даже решил заняться служанкой, которая зашла, чтобы убрать со стола. Я зажал ее в углу, а плутовка все причитала, что она, дескать, девушка порядочная — хотя, могу поклясться, наверняка была не из таковских, — как вдруг раздался стук в дверь. Девчонка воспользовалась этим, чтобы ускользнуть. Она впустила посетителя, поправляя чепчик и изо всех сил пытаясь изобразить недовольство знаками моего внимания.

— Соус! — воскликнула она. — Я еще не…

— Убирайся, — сказал гость. Служанка бросила на него быстрый взгляд и исчезла.

Он захлопнул дверь ногой и стоял, глядя на меня. В этом взгляде было нечто такое, что я хотел было сказать — лопни мои глаза, если я позволю этому типу распоряжаться в моей комнате, — но промолчал. Они были светлыми, как вода в фарфоровом блюде, блестящими и при этом абсолютно пустыми и холодными, как льдинки. Они были широко расставлены на его коричневом от загара крючконосом лице и взирали на мир таким пустым и вместе с тем пристальным взглядом, что становилось ясно: их владелец — ужасный человек. Над ними поперек всего лба у незнакомца был шрам, который иногда дергался, когда этот тип говорил. Когда же он был чем-либо раздражен, а это случалось довольно часто, то шрам наливался кровью.

Ого, подумал я, вот и еще одно милое знакомство на мою голову.

— Мистер Флэшмен? — спросил он. У него был странный хрипловатый голос с выговором уроженца северных графств. — Меня зовут Джон Черити Спринг.