— Помогите, капитан! Капитан, не бросайте меня! Ради всего святого, капитан! Помогите!

Это был Кирк. Он лежал на мелководье, а с полдюжины этих черных ведьм вцепилось в него. Они выволокли его на берег, крича и смеясь, а нас между тем относило течением. Какой-то отважный идиот налег на рулевое весло, а Комбер, истекая кровью, словно теленок на бойне, все же закричал:

— Помогите ему, сэр! Мы должны вернуться! Мы должны спасти его!

Спринг отодвинул его в сторону и сам бросился к рулевому веслу с еще одним матросом. Несмотря на стрелы, свистящие над головой, общими усилиями им удалось отвести каноэ подальше, к мангровым зарослям на противоположном берегу реки. Теперь мы были вне досягаемости копий, а вскоре и стрелы перестали долетать до нас, хотя последняя попала-таки в руку одному из гребцов, пригвоздив ее к дереву. Спринг выдернул ее и моряк скорчился, зажимая свою рану. И тут пресвятой Джо Комбер вновь принялся за свое:

— Вернемся, сэр! Мы же не можем бросить Кирка!

— Бог мой! Да неужели? — рявкнул Спринг. — Гляньте-ка на меня, мистер. Если этот уб…док не смог убежать, это его проблемы!

Вот это по-мужски, подумал я, капитан у нас что надо, знает, что делает. Теперь даже Комбер, лицо которого было искажено болью, понимал, что ничего не выйдет: эти бестии сгрудились на берегу вокруг несчастного Кирка. Мы видели, как они со смехом срывали с него одежду, а несколько из них отошло в сторону, чтобы развести огонь. Хозяйственные девицы, что и говорить.

Кирк продолжал вопить, а мы увидели, как эта моя девчонка в белом тюрбане опустилась рядом с ним на колени, и тут его крики перешли в жуткий визг, от которого кровь застыла в жилах. Несколько амазонок приплясывали на берегу, жестами показывая нам, что она сделала с нашим товарищем. Комбер застонал и начал терять сознание, а Спринг, ругаясь, как сумасшедший, бросился заряжать ружье. Он крикнул, чтобы мы последовали его примеру, и мы дали залп, но дальше задерживаться было опасно, и вот под стоны Кирка и торжествующие крики этих черных тварей мы разобрали весла и бросились грести изо всех сил. С попутным течением мы двигались довольно быстро и я, наконец, смог успокоиться и возблагодарить свою звезду за очередное счастливое избавление. Из полудюжины наших, достигших лодки, только я один не получил ни единой царапины. Спринг был ранен мачете в левую руку, но рана была неглубокой. Остальные также получили раны средней тяжести. Но если плоть Спринга пострадала незначительно, его амбициям был нанесен куда более жестокий удар. Он проклинал Гезо, называя его вероломным псом, и ругал амазонок словами, которые смогли бы заставить покраснеть даже морского пехотинца. Однако наибольшее его возмущение, которое он выплескивал вновь и вновь, пока мы гребли вниз по течению, заключалось вот в чем: «Черт возьми, я потерял этих черных шлюх. Столько лет — и я все потерял из-за этих свиней! Даже эту, последнюю — ее прикончили! Боже мой, я же уже держал их в руках!»

Я тоже сожалел о том, что так и не успел воспользоваться моей Гебой, увенчанной белым тюрбаном, хотя и несколько другим, менее академическим способом. Но тут я подумал о Кирке и сразу понял, что все нежные чувства, которые я мог бы питать к этой черной леди, вдруг умерли. Когда я вспоминаю об этом сейчас, то не могу не сказать, что во мне разгорается прежнее пламя. Все же она была девчонкой, какую еще надо поискать.

Как только опасность счастливо миновала, ко мне опять вернулось прекрасное расположение духа. Я уже говорил, нет ничего лучше, чем уцелеть в переделке, в которой погибли твои товарищи, а наши потери были тяжелы. Пять человек погибло во время поспешного отступления из Апокото. Помимо Кинни, Кирка и одного из охранников, остававшихся у лодки, еще двое были зарезаны амазонками по пути и еще пропал юнга, намеренно оставленный Спрингом, хотя, честно сказать, это не была такая уж большая потеря. (Возможно, это даст вам некоторое понятие о том, что за люди составляют команду работорговцев с африканского побережья, если я скажу вам, что никто и слова не сказал против этого решения капитана — так или иначе, никто не любил эту маленькую дрянь).

Что касается остальных, то похоже было, что Комбер уже не жилец. Моя девчушка так ловко ударила его копьем под ребра, что рана напоминала палубный люк. Хирург Мэрфи, когда пришел в себя, объявил, что ничем не может помочь, разве что обмыть и перевязать рану, что он и сделал. «Но что там творится внутри, — заметил он при этом, — я сказать не могу». Так что полумертвого Комбера положили в койку, а миссис Спринг принялась ухаживать за ним.

— Это уж точно сведет беднягу в могилу, даже если его рана не окажется смертельной, — заметил Мэрфи.

Затем мы принялись за работу. На следующий день после наших приключений в Апокото в лагере на берегу собралась уже почти тысяча негров, и Спринг горел желанием как можно быстрее загрузить товар и убраться прочь. Его беспокоило, что у выхода в море нас может подстерегать патрульный корабль. Опасения же Салливана, что Гезо может прийти в голову мысль спуститься вниз по реке и покончить с нами, он не принимал во внимание. По мнению Спринга, не Гезо, а сами амазонки решились напасть на нас на обратном пути. Сейчас же они спасли шестерых своих подруг, а Гезо заполучил свои револьверы, так что он вряд ли захочет и дальше преследовать нас. Капитан был прав: Санчес, который был удивительно расторопен для испанца, днем позже отправился переговорить с Гезо и разузнать, все ли в порядке. Он нашел старого негодяя в большом беспокойстве из-за опасений, что Спринг перестанет теперь торговать с Дагомеей. Санчес поспешил его успокоить и даже намекнул, что если Гезо сейчас решится пожертвовать парой амазонок, это могло бы способствовать восстановлению дружеских отношений, но теперь этот черномазый мерзавец был слишком осторожен, чтобы провоцировать своих телохранительниц. Он только крепче прижимал к себе ящик с револьверами и умолял Санчеса заверить Спринга, что он остается его другом, сава-сава, и надеется, что они будут продолжать выгодный бизнес, — и это при том, заметьте, что Кирк и двое других моряков, которых амазонкам удалось захватить, были доставлены в Дом Смерти. Эти черные шлюхи хорошо потрудились над пленниками — на потеху торжествующей толпы. «Они все еще живы, — сообщил Санчес, но уже мало чем напоминают разумных существ». Таким образом, достоинство обеих сторон было сохранено, но ни на что более ни Спринг, ни Санчес уже не рассчитывали. На «Бэллиол Колледже» натянули абордажные сети и зарядили двенадцати- и девятифунтовки, а патрули Санчеса зорко следили за тропами в джунглях и за рекой. К счастью, пока все было спокойно, и процесс погрузки рабов продолжался. Поскольку наш второй помощник был мертв, а третий — при смерти, мне приходилось работать за троих. Даже при помощи матросов, которые так хорошо знали свое дело, как наши, совсем не просто было загнать шесть сотен тупых испуганных негров в трюм для рабов — это было потруднее, чем погрузить ирландскую пехоту на военный транспорт.

Для начала Спринг и Мэрфи прошлись по лагерю, отбирая самых лучших парней и девчонок. Их сбивали в группы по сто человек — мужчин и женщин отдельно — огромная масса вонючих, колышущихся черных тел. Все полностью обнаженные, они стояли, сидели на корточках и просто валялись на земле. Над загонами постоянно — денно и нощно — стоял сплошной гул, прерываемый ненадолго лишь когда неграм приносили лохани с какой-то бурдой. Что меня особо удивляло, так это то, как Спринг и Мэрфи не боятся разгуливать среди этих животных — всего лишь вдвоем среди сплошной испуганной черной массы, сопровождаемые только несколькими охранниками, которые по их приказу выбирали наиболее подходящие экземпляры. Если бы у черномазых была бы хоть капля смелости, они могли бы разорвать их на кусочки, но рабы лишь уныло сидели, что-то бормоча. Я вспоминал амазонок и думал, что же могло так превратить их из отважных дикарей в стадо тупых животных, — очевидно, это была одна из загадок африканского побережья. Салливан говорил мне, что, по его мнению, черные знали, что им суждено стать рабами, но будучи безмозглыми скотами, даже не думали как-либо избежать своей судьбы.