А потом он увидел коляску. И прежде, чем кто-нибудь в коляске успел его заметить, он был уже на дороге, и его лошадки бежали привычной рысью, которую знала вся округа, – маленькие копытца мелькали быстро, хотя две большие лошади шагом повезли бы бричку не намного медленнее. Он знал, что его уже заметили и узнали, когда шагах в двухстах от коляски он натянул вожжи и ждал, сидя в своей бричке, приветливый, ласковый и безмятежный, только лицо у него было измученное, и Варнер, поравнявшись с ним, остановил коляску.

– Здравствуй, В. К., – сказал Варнер.

– Доброе утро, – сказал Рэтлиф. Он приподнял шляпу, раскланиваясь с женщинами, сидевшими сзади. – Миссис Варнер, миссис Сноупс, мое почтение.

– Куда это ты? – спросил Варнер. – В город?

Рэтлиф не стал лгать, у него этого и в мыслях не было, он только улыбался учтиво, даже слегка заискивающе.

– Нет, я выехал нарочно, чтобы вас встретить. Хочу переговорить с Флемом. – Тут он в первый раз взглянул на Сноупса. – Садись ко мне, я подвезу тебя до дому.

– Ха! – сказал Варнер. – Значит, ты проехал две мили, а теперь повернешь назад и проедешь еще две, только чтобы с ним поговорить!

– Вот именно, – сказал Рэтлиф. Он все смотрел на Сноупса.

– Ты не такой дурак, чтоб надеяться что-нибудь продать Флему Сноупсу, – сказал Варнер. – И уж наверняка у тебя хватит ума ничего у него не покупать, правда?

– Не знаю, – сказал Рэтлиф прежним приветливым, непринужденным и непроницаемым тоном, и глаза его глядели на Сноупса с истомленного бессонницей лица. – Я всегда считал себя умным человеком, но теперь не знаю. Я подвезу тебя, – сказал он. – К обеду ты поспеешь.

– Ну что ж, вылезай, – сказал Варнер зятю. – Так он все равно ничего не скажет.

Сноупс тем временем уже зашевелился. Он сплюнул через колесо на дорогу, повернулся и задом слез на землю, широкий и неторопливый, в засаленных светло-серых штанах, белой рубашке и клетчатой кепке; коляска тронулась. Рэтлиф затормозил бричку, Сноупс сел рядом с ним, он развернул лошадей, и снова они побежали привычной неутомимой рысцой. Но Рэтлиф натянул вожжи и заставил их идти шагом, не давая им снова перейти на рысь, а Сноупс, сидя рядом с ним, беспрерывно жевал. Они не смотрели друг на друга.

– Я насчет этой усадьбы Старого Француза, – сказал Рэтлиф. Коляска уже обогнала их на сотню шагов и, так же как они, поднимала целое облако пыли. – Сколько ты думаешь запросить за нее с Юстаса Грима?

Сноупс сплюнул табачную жвачку через колесо. Он жевал не спеша, безостановочно, и, видимо, это нисколько не мешало ему ни сплевывать, ни разговаривать.

– Он небось ждет уже возле лавки? – сказал он.

– Да ведь ты, наверно, сам велел ему приехать сегодня? – сказал Рэтлиф. – Так сколько же ты думаешь с него запросить? – Сноупс назвал цену. Рэтлиф коротко хмыкнул, почти как Варнер. – И ты думаешь, что Юстас Грим сможет отвалить этакую кучу денег?

– Не знаю, – сказал Сноупс. Он снова сплюнул через колесо.

Рэтлиф мог бы сказать: «Значит, ты не хочешь продавать усадьбу», – а Сноупс ответил бы на это: «Я продам что угодно». Но они этого не сказали. Им это было ни к чему.

– Ладно, – сказал Рэтлиф. – А с меня ты сколько запросишь? – Сноупс назвал цену. Она была та же. На этот раз Рэтлиф хмыкнул, совсем как Варнер. – Я говорю только о десяти акрах при этом старом доме. Я не покупаю у тебя весь Йокнапатофский округ. – Они перевалили через последний холм, и коляска Варнера прибавила ходу, удаляясь от них. До Французовой Балки теперь было рукой подать. – Ну ладно, первый спрос не в счет, – сказал Рэтлиф. – Так сколько ты хочешь за усадьбу Старого Француза?

Его лошади тоже норовили перейти на рысь, увлекая вперед легкую бричку. Рэтлиф сдержал их, дорога начала поворачивать, и за школой открылась Французова Балка. Коляска уже исчезла за поворотом.

– На что она тебе? – сказал Сноупс.

– Под козье ранчо, – сказал Рэтлиф.

– Так сколько же? – Сноупс сплюнул через колесо. Он в третий раз назвал ту же цену. Рэтлиф отпустил вожжи, и крепкие, неутомимые лошадки побежали рысью, минуя последний поворот, мимо пустой школы, и вся Балка теперь была на виду, а впереди снова показалась коляска, уже за лавкой. – А что этот тип, который учительствовал здесь года три, не то четыре назад? Лэбоув. Не слышно, что с ним сталось?

В седьмом часу в пустой запертой лавке Рэтлиф. Букрайт и Армстид купили у Сноупса усадьбу Старого Француза. Рэтлиф подписал передаточную на свою половину ресторанчика на окраине Джефферсона. Армстид дал закладную на свою ферму вместе со всеми службами, инструментом, скотом и с тремя милями проволочной загородки в три ряда; Букрайт уплатил свою долю наличными. Потом Сноупс выпустил их, запер дверь, и они остались на пустой галерее в гаснущих отблесках августовского заката и смотрели, как Сноупс идет к дому Варнера, – вернее, смотрели ему вслед только двое, потому что Армстид уже сел в бричку и ждал там, не шевелясь, источая все ту же упорную и клокочущую ярость.

– Теперь усадьба наша, – сказал Рэтлиф. – Надо нам ее караулить, а то кто-нибудь привезет туда дядюшку Дика Боливара и станет искать клад.

Они заехали сперва к Букрайту (он был холост), сняли тюфяк с его кровати, захватили два одеяла, кофейник, сковородку, еще одну кирку и лопату, а потом поехали к Армстиду. У него тоже был только один тюфяк, но еще у него была жена и пятеро малышей; кроме того, Рэтлиф, который видел этот тюфяк раньше, знал, что стоит его снять с кровати, как он рассыплется. Армстид взял одеяло, а вместо подушки они помогли ему набить отрубями пустой мешок и, обойдя дом, вернулись к бричке, а жена его стояла в дверях, и четверо детей жались к ее ногам. Но она не сказала ни слова, и когда Рэтлиф, тронув лошадей, оглянулся, в дверях уже никого не было.

Когда они свернули со старой дороги и поехали через косматую можжевеловую рощу к развалинам дома, было еще светло, и они увидели возле самого дома повозку, запряженную мулами, а из дверей вышел человек и остановился, глядя на них. Это был Юстас Грим, но Рэтлиф так и не понял, узнал ли Армстид Юстаса или ему было все равно, кто это, потому что, прежде чем бричка остановилась, он соскочил на землю, выхватил лопату из-под ног у Букрайта и Рэтлифа и, озверев от боли и ярости, хромая, побежал к Гриму, который тоже побежал, спрятался за повозку и оттуда смотрел на Армстида, а Армстид, стараясь достать его, рубанул лопатой через повозку.

– Держи его! – крикнул Рэтлиф. – Не то убьет!

– Или опять сломает свою проклятую ногу, – сказал Букрайт.

Когда они настигли Армстида, он порывался бежать вокруг повозки, занеся лопату как топор. Но Грим уже отскочил в сторону, а увидев Рэтлифа с Букрайтом, шарахнулся и от них и остановился, сторожа каждое их движение. Букрайт крепко схватил Армстида сзади за обе руки.

– Живо сматывайся, если не хочешь неприятностей, – сказал Рэтлиф Гриму.

– Зачем мне неприятности? – сказал Грим.

– Тогда уходи, покуда Букрайт его держит.

Грим подошел к повозке, глядя на Армстида со скрытым любопытством.

– Эти глупости его до добра не доведут, – сказал он.

– О нем не тревожься, – сказал Рэтлиф. – Только убирайся поскорей. – Грим сел в повозку и поехал. – Можешь теперь его отпустить, – сказал Рэтлиф. Армстид вырвался и повернул к саду. – Постой, Генри, – сказал Рэтлиф. – Давай сперва поужинаем. И отнесем в дом постели. – Но Армстид, хромая, бежал к саду в гаснущем свете заката. – Надо сперва поесть, – сказал Рэтлиф.

А потом он вдруг вздохнул, будто всхлипнул; они с Букрайтом разом бросились к будке для швейных машинок, Рэтлиф отпер замок, они захватили лопаты и кирки и побежали вниз по склону, в сад, где Армстид уже копал. Когда они были почти рядом, он вдруг выпрямился и кинулся к дороге, занеся лопату, и они увидели, что Грим не уехал, а сидит на козлах и глядит на них через сломанную железную загородку, а Армстид уже почти добежал до загородки. Но тут Грим тронул лошадей.