Мистер Исаакс глядел на Филиппа Колина, вытаращив глаза; тот, казалось, собирался рассказывать дальше, но вдруг рассмеялся и пожал плечами:
— Нет, пока это останется моей тайной. Но я не утаю от вас свое последнее открытие. Я заметил, что внутреннее пространство сейфа не соответствует его внешним размерам. На всякий случай я попросил Лавертисса прощупать внутренние стенки, и очень скоро мои подозрения подтвердились. В сейфе имелось потайное отделение, и Лавертисс — перл своего ремесла, за что он определенно получит от меня тысячу фунтов, — Лавертисс меньше чем за десять минут вскрыл его. И знаете, что обнаружилось в потайном отделении — ясно как божий день? Что Горнштейн, или Марковиц, в довершение всего прочего является немецким шпионом!
— Черт побери! Черт побери!
Мистер Исаакс таращился на Филиппа Колина, как малые дети таращатся на бабушку, которая рассказывает им сказку.
— Да-да, никаких сомнений! Часть документов была зашифрована, а часть написана на обычном немецком, понять который мне не составило труда. Быстро установив, что с 1905 года Горнштейн является немецким шпионом, специализируясь на флоте, я опустошил сейф. Все бумаги, за исключением ваших писем, документа из Парижа и кое-чего еще, что могло послужить доказательством его шпионской деятельности, я бросил в камин и сжег. Затем я написал письмо от имени Чарлза Фергюсона, в котором объяснил Горнштейну, какой удел ждет в этой стране немецкого шпиона, и посоветовал незамедлительно покинуть Англию, самое позднее — ночным экспрессом, который той ночью в двенадцать часов отходил с Чаринг-кросского вокзала. Я запечатал письмо, написал на нем имя адресата — «Горнштейну-Марковицу» — и оставил письмо на столе. Затем мы с Лавертиссом закрыли сейф и удалились. На часах было начало шестого.
Мы прождали на углу Ллойд-авеню до шести, и как только пробило шесть, на улице показались бегущие Горнштейн и цербер, причем сей последний, казалось, был готов убить первого, кто попадется ему на пути. Они скрылись в доме номер 12 по Ферлонг-лейн и пробыли там около двадцати минут; затем показались снова — один бледнее другого. Мы имели удовольствие наблюдать, как мистер Горнштейн-Марковиц советуется с полисменом, как этот последний достает таблицы с расписанием и — смею предположить со всеми на то основаниями — дает Горнштейну пояснения относительно времени отправления поездов на континент. Затем цербер и его хозяин вскочили в кеб и исчезли. Я не сомневался в действенности своего письма, но на всякий случай без четверти двенадцать наведался на Чаринг-кросский вокзал в моем нынешнем одеянии. Мистер Горнштейн-Марковиц уже ждал там на протяжении получаса и проводил время, расспрашивая всех станционных служащих, не опаздывает ли ночной экспресс. Я наслаждался этим зрелищем, пока поезд не тронулся, затем поехал домой и лег спать. Единственное, о чем я сожалею, — это то, что не видел физиономии Марковица, когда он открыл сейф. Вот как обстояло дело, мистер Исаакс. Вы получили свои письма, а я буду вполне счастлив получить свой скромный чек. На предъявителя, если позволите!
Мистер Исаакс, который слушал простой рассказ Филиппа, разинув рот, молча достал из внутреннего кармана чековую книжку, выписал чек и так же молча протянул его Филиппу. Господин Колин внимательно изучил его и поклонился:
— Десять тысяч фунтов! Мистер Исаакс, вы более чем любезны! Вы делаете мне самый щедрый комплимент, который я получал в последнее время. Apres tout [40]на треть это было просто везенье — мы с Лавертиссом…
— Вы великий человек, профессор, — произнес мистер Исаакс. — Я чужд предрассудков и не хочу сказать ничего такого, но вы могли бы стать великим и на других поприщах…
Филипп прервал его жестом.
— Tous les genres sont bons hors le genre ennuyeux, — сказал он. — Все жанры хороши, кроме скучного… Я бы хотел поговорить с вами о другом, мистер Исаакс.
Мистер Исаакс в молчании придвинул к нему свой стул. Он не глядел на часы, а это уже было большим комплиментом, потому что среди представителей его сословия мистер Исаакс был одним из самых занятых людей в Лондоне, и от его слова на бирже зависело счастье и беды тысяч людей.
— Вы ответили на письмо, которое показывали мне в прошлый раз, мистер Исаакс? Письмо с Менорки?
— Менорки? Ах да, про оливковые угодья. Да, конечно, ответил.
— Вы отказались?
— Разумеется.
— Гм. Ну да все равно. Как вы тогда сказали, мистер Исаакс? Только страх оказаться в дурной компании и испортить честную репутацию удерживает вас от этой сделки?
— По преимуществу да. К тому же я не уверен в залоге. Цифры статистического бюро легко сфальсифицировать — и мне случалось делать это в случае с государственными займами. Но вполне вероятно, что цифры верны и залог — стоящий. Полагаю, немало ростовщиков наживаются на Менорке и получают тридцать, а то и сорок процентов. Но именно из-за них я и не мог ответить согласием. Здесь, в Англии, народ очень щепетилен. Десять раз подумаешь, прежде чем дать в долг Португалии, не говоря уже о Китае. Человек моего положения должен заботиться об общественном мнении не меньше, чем о проценте. Совместные дела с Меноркой способны погубить если не его финансовое положение, то репутацию.
Филипп Колин долго глядел на мистера Исаакса своими умными карими глазами.
— Если только сделку совершает он сам! — медленно произнес он, делая ударение на каждом слоге. — Вы, конечно, не подумали об этом, мистер Исаакс!
Мистер Исаакс вздрогнул и уставился на своего гостя.
— Господи Иисусе! — проговорил финансист. — Правильно ли я вас понял? Вы предлагаете, чтобы я через ваше посредничество ссудил Менорку деньгами под залог оливок?
— Нет, — спокойно ответил Филипп Колин, — я предлагаю, чтобы вы через мое посредничество скупили все долговые обязательства великого герцогства Меноркского!
Если бы господин Колин, желая удивить хозяина дома, предложил ему встать на голову на куполе собора Апостола Павла или немедленно выпрыгнуть в окно, он бы и тогда не поверг его в такое очевидное замешательство. Мистер Исаакс, не отводя от него напряженного взгляда, откинулся на спинку кресла; его тщательно выбритый подбородок глубоко погрузился в шейный платок. Мистер Исаакс уставился на господина Колина, как на дурака, но Филипп отвечал ему лишь спокойной улыбкой. Наконец банкир обрел дар речи:
— Скупить?.. Профессор, вы сошли с ума или решили надо мной посмеяться? Может быть, я ослышался! Что, вы говорите, я должен сделать?
— Мистер Исаакс, уверяю вас, я не сошел с ума и не настолько дерзок, чтобы играть с вами. А сказал я следующее: через мое посредничество вы должны скупить долговые обязательства великого герцогства Меноркского!
Мистер Исаакс нахмурил брови и потер свою мефистофельскую бородку.
— Вы зарекомендовали себя как человек умный, профессор. В вашем безумии должна быть какая-то логика. Во всяком случае, я должен выслушать вас. Объяснитесь!
Филипп Колин поклонился.
— В моем безумии безусловно есть логика, мистер Исаакс. И я немедленно докажу это. Вам доводилось слышать о Колумбовом яйце?
Мистер Исаакс нетерпеливо махнул рукой:
— К делу, профессор!
— All right, [41]я пропущу рассказ о Колумбовом яйце. Я просто хотел сказать, что предприятие, которое я задумал для нашей обоюдной выгоды, и есть Колумбово яйцо. Никто не догадался, как поставить на столе яйцо, пока этого не сделал Колумб, и точно так же я первый догадался сделать ставку на государственные облигации Менорки. Множество ростовщических фирм на протяжении многих десятилетий сидело и вытягивало из них свои проценты. Кто-то из них заработал больше, кто-то — меньше, кто-то вообще проиграл, но все они мешали друг другу, и никому не пришло в голову играть по-крупному. А ведь вам не хуже моего известно, что сейчас эпоха монополистов, мистер Исаакс, и время мелкого капитала прошло. Могу я взять одну из ваших превосходных сигар?