Когда Кристине исполнилось двенадцать, ее научили искусству работы с картами. «Они поведут тебя, укажут путь через тяготы и лишения», — обещали гадалки. Очень скоро женщины поняли, что Кристина не такая, что она отличается от них. Ее видения были яснее, предсказания глубже. Вскоре карты стали всего лишь дополнением к живущему в ней дару.

Таро для Кристины не более чем приятное времяпрепровождение, но несколько месяцев назад она решила прорекламировать свои способности предсказательницы в местных газетах. Ей оставался еще один год учебы в Джорджтаунском университете, а заработка репетитора не хватало даже для покрытия счетов за международные телефонные разговоры, не говоря уж о плате за учебу. Поэтому Кристина обратилась к картам.

Некоторых клиентов, конечно, больше интересуют ее длинные ножки и то, что скрыто под наглухо застегнутой блузкой, чем будущее. Но большинство отчаянно жаждет ответов; они нуждаются в них так же, как некоторые нуждаются в любви. Они одержимы будущим, которое не в состоянии ни понять, ни контролировать, и вот ради них-то Кристина берется за калабрийскую колоду.

Глядя на посетителя, она решает сделать то же самое. Обычно Кристина не принимает по воскресеньям, однако в разговоре по телефону этот мужчина проявил такую настойчивость, что она не смогла отказать. Ладно, подумала Кристина, повесив трубку, деньги не помешают— надо купить билеты на концерт в следующем месяце.

Он молча наблюдает за тем, как Кристина тасует карты и кладет колоду на стол перед ним.

—  Снимите карты левой рукой.

Он снимает, и Кристина начинает переворачивать их. Повешенный, перевернутое Колесо Фортуны, четверка Мечей — карты говорят о боли и муке,— десятка Мечей, Башня, Смерть…

Солнце садится, в комнате темнеет, и неподвижное тело и бесстрастное лицо незнакомца сливаются со сгущающейся тьмой. Кристина уже не видит его— перед глазами мелькают образы, вызванные картами. Музыка — кто-то играет на клавесине, запах конюшни — сена и конского навоза, старинная, пострадавшая от времени, ветра и дождя статуя, отбрасывающая тень на могильный камень, сырые переулки, густой туман, внезапный пронзительный крик.

Ее дыхание учащается.

—  Вы бежите куда-то в темноте. Резь в глазах, и вы видите что-то вроде света… серебристые вспышки. Голоса отовсюду, спереди и сзади… кто-то кричит. Вы не останавливаетесь, вы продолжаете бежать. Вы боитесь остановиться — вас что-то преследует. Нет, оно бежит вместе с вами, движется в ритме ваших шагов, словно толкает вас. Вы поворачиваетесь и видите… нет, ничего нет. Ну, не совсем так, есть чувство… я… я не уверена…

— Продолжайте!

— Не могу. Это какая-то бессмыслица.

— Не бессмыслица/— Голос звучит резко, и мужчина тут же смягчает тон, как бы желая объяснить: — У меня проблемы со сном.

Она растерянно замолкает, потом спрашивает:

— Да?

— Просыпаясь, я ничего не помню. Просто чувствую усталость. От того, что снилось. Поэтому я и пришел сюда. Мне нужно выяснить, видите ли вы то, что вижу я. Надеюсь, вы поможете мне понять.

— Я же сказала вам, что ничего не понимаю.

— Нет, понимаете. Вы не такая, как другие. Вы тоже видите.

Лучше бы он ушел. Ушел, а она вернулась бы к остывшему обеду и стакану дешевого вина.

Кристина протягивает руки и собирает карты. Хватит. Пора заканчивать, даже если он и не заплатит. Какая разница.

— Пожалуйста. Просто скажите, что еще вы видите. Только это, мне ничего больше не надо.— Мужчина вытаскивает из кармана стодолларовую банкноту. — Закончите то, что начали. Пожалуйста.

Она скептически смотрит на незнакомца, потом на лежащую на столе бумажку.

—  Ладно.

Гость откидывается на спинку стула, напряженно улыбается и кивком указывает на колоду.

Кристина делает пассы над перевернутыми картами и закрывает глаза. Ей не хочется возвращаться в темноту, и она решает закончить сеанс как можно быстрее.

—  То, что преследует вас, оно очень старое… древнее. И еще есть какой-то запах… как будто что-то гниет.

Она моргает от вони и в этот же момент начинает видеть лица… лица, искаженные страхом. У этих людей текут слезы. Один за другим они бросаются вперед с приглушенными криками. Кристина уже не знает, говорит она что-то или нет. Ее тело как будто движется по некоему незнакомому коридору. Она в чьем-то доме. На стенах, на семейных фотографиях, на выключателе, на детском карандашном рисунке с фиолетовым деревцом и двумя держащимися за руки фигурками застывшие пятна крови. Она останавливается, чтобы открыть входную дверь. В зеркале слева мелькает отсвет, и она поворачивается. Но отражение не ее — там, в зеркале, ее клиент. И его взгляд устремлен на нее. Она слышит тяжелое дыхание и отдаленные звуки пианино.

Захваченная видениями, Кристина не видит, как посетитель отворачивается от карт и засовывает руку под пальто, откуда вытаскивает два ножа. Устремившись вперед, протягивает руки над столом и пытается вырезать на ее груди некий знак в форме овала. Ножи протыкают кожу, Кристина подается назад и падает на пол. Незнакомец отталкивает стол левой рукой и делает к ней шаг.

Он наклоняется, словно для того, чтобы прошептать что-то, и его лицо жутким образом преображается. Оскаленные зубы. Глаза навыкате. Напряженный взгляд. Стекающая изо рта слюна. Он со свистом вдыхает. Кристина инстинктивно выбрасывает ноги и попадает ему в колено и голень. Незнакомец падает на нее. Воздух вырывается из его легких, губы мужчины почти касаются ее уха, колючая, небритая щека прижимается к ее щеке. Он замирает.

Кристина чувствует липкое тепло его крови, просачивающейся через рубашку и смешивающейся с ее кровью. Она отворачивается, и ее рвет. В квартире уже почти совершенно темно, и сквозь гулкий шум в висках до нее доносится уличный шум. Гул проезжающих автомобилей, громкие голоса, звонки велосипедов, стук пневматического молотка. Все это кажется ей далеким. Кристина думает, что надо позвонить в полицию, позвать на помощь. Но нет, говорит она себе, сначала мне нужно отдохнуть.

Я должна поспать.

4 октября 1982 года 15.20

Кристина не помнит, как вызывала полицию, но, проснувшись, видит в своей квартире людей в форме. Лицо лежащего на полу посетителя напоминает кусок старого мрамора, и один из следователей притрагивается к нему, прежде чем застегнуть молнию на мешке с телом.

Детектив Джейкобс пишет что-то в блокноте, затем, отвлекшись, спрашивает об одежде. Кристина ведет его в ванную, и он, натянув перчатки из латекса, поднимает вещи с пола и засовывает в пластиковый пакет. Она не узнает свой белый топ, на котором еще не высохла кровь.

—  Крис…тина.— Полицейский медленно, напряженно нахмурившись, записывает ее имя. — К-а-с-т-и-н-е-л-л-а. Вы, должно быть, итальянка.

— Как это вы догадались? — Она прислоняется к дивану и смотрит на плакат с итальянским пейзажем, висящий на стене за его спиной. В висках все еще шумит, и это беспокоит ее — как бы не отключиться. — У меня кружится голова.

— Вас отвезут в больницу. Вы довольно сильно ударились головой об пол, когда боролись с ним. Что касается раны на груди, то ничего серьезного нет.

Грудь под повязкой зудит, и Кристина переводит взгляд на рубашку — кровь не просачивается, на белой марле ни капельки.

— И все-таки непонятно, — говорит Джейкобс, — как вы его закололи.

— Я… Это не я. Мне кажется, что он упал на нож. Не знаю, не уверена.

Следователь ждет, не будет ли продолжения, но Кристина молча опускает голову.

— Вам нужно отдохнуть, мисс Кастинелла. Надеюсь, к вечеру вы будете чувствовать себя лучше и сумеете вспомнить, что же здесь произошло. — Он поднимается.— Я загляну в больницу через несколько часов.