– Тогда в чем дело?

– Звонил твой отец.

Мое сердце замерло. Я избегала его звонков все это время, даже не сказала, куда направляюсь. Впрочем, этот город не столь большой, как можно подумать.

– Если хочешь, чтобы люди воспринимали тебя, как взрослую, тебе следует перезвонить ему. Ты должна давать людям шанс рассказать свою часть истории.

– Ну тебя, – простонала я, отталкивая от себя Джуда. – Перестань быть таким собранным. Боже, ты снимаешь фильм про неблагополучные семьи. Вот и пойми, что мы такие же.

– Это кино про мать, которая зажарила попугая их семьи. Это разные вещи.

– Я в этом не уверена. Моя мать была невростеничкой и алкоголичкой, которая ничего не видела дальше своего носа.

– Остынь, Эванжелина. Ты слишком строга с женщиной, которая постоянно боролась с собой.

Его слова жалили, хоть и были правдивы.

Моя мама редко была стабильной. Ничего из того, что я могла делать, не было достаточно. Но, может, мой папа ощущал то же самое. Возможно, из-за этого он так сильно давил. Потому что боялся потерять и меня.

Я вспомнила сказанные Кассиасом слова его собственного сочинения: «Надежда и страх рождаются лишь в отчаянии».

– Позвони отцу. Кто знает, может, ему тоже плохо.

Я коротко кивнула Джуду, не в состоянии сейчас говорить. Слезы, стоящие в моих глазах, и так сказали достаточно.

День двадцать четвертый

Папа и я встретились выпить кофе. На нейтральной территории.

– Ты работаешь с Джудом? Бросишь Джульярд, чтобы стать ассистентом декоратора?

Я пожала плечами и забрала свой обезжиренный латте с двумя ложками сахара. Я стала хорошо разбираться в разных видах кофе.

– На самом деле, я по большей части разносчик кофе.

– Почему ты это делаешь? – спросил он, беря в руки свой черный кофе, приготовленный капельным путем. – Это расплата за то, что не позволил тебе видеться с Кэшем? Потому что ты можешь с ним встречаться, если хочешь. Мне надоело ссориться с тобой, Эванжелина. Думаю, он совсем тебе не подходит, но, черт возьми, я в этой жизни во многом ошибался. Я не буду тебе препятствовать. Нет, если в противном случае потеряю тебя.

Я хотела надавить на него в этом вопросе, спросить, что конкретно он имеет в виду, разрешая мне видеться с Кэшем. Но еще я знала, что если выберу эту линию рассуждений, отец решит, что Кэш был единственной причиной, по которой я решила бросить школу и делала все остальное.

А это совсем не так.

– Дело не в Кассиасе. Все куда серьезнее. И в этом то и проблема, папа. Ты даже не понимаешь этого.

– Ты такая талантливая пианистка, Эванжелина. Ты могла бы продолжать играть, пока не решишь, чем хочешь заниматься. Зимний семестр начнется лишь через восемь недель. Я разговаривал с братом, он сказал, что Джульярд примет тебя, когда ты будешь готова. Все понимают, что смерть твоей мате...

– Дело не в смерти моей мамы. Речь идет о моей жизни.

Его лицо посерело, он выглядел потерянным.

– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

– Тогда позволь мне совершать собственные ошибки, пап, – я вытерла слезы, которые наполнили мои глаза. – Не держи меня так крепко. Позволь упасть. Позволь попытаться. Позволь...

– Уйти?

Мои плечи опустились, и я покачала головой.

– Я не хочу, чтобы ты позволял мне уходить, папа. Мне просто хочется свободы.

– Свободы? Дорогая, что она может дать? Тебе нужна защита, стабильность.

– Отец, держа меня в своей коробке, ты не делаешь меня счастливой.

– Но это обезопасит тебя.

Он выглядел таким уставшим. Даже одетый в деловой костюм с повязанным красным галстуком, папа выглядел так, словно боялся потерять меня, как случилось с моей матерью.

– О, папа, – произнесла я, смягчаясь. – Смерть мамы заставила меня сомневаться во всем, что я знала. Из-за нее я замкнулась в себе куда больше, чем когда-либо прежде. Впрочем, это кое о чем говорит: я отшельник по своей природе. Мне никогда не нравился свет. Однако я больше не хочу жить в чьей-то тени, особенно моей собственной.

Отец потянулся к моей руке и крепко сжал ее.

– Эванжелина, я не хочу потерять и тебя.

– Я не собираюсь теряться, просто хочу сама встать на ноги.

– Что если ты упадешь?

– Значит, начну все сначала, пап.

– Ты позволишь мне помочь тебе идти в том направлении, которое хочешь, даже если я и не понимаю, зачем тебе это?

– Думаю, это все, чего я когда-либо хотела.

И первый раз в моей жизни я увидела в отце кого-то большего, чем врага. Больше, чем человека, пытающегося бороться за внимание моей мамы.

Может, он был моим союзником в этой войне, в которой никто не хотел воевать.

Я просто не ожидала, что отец когда-либо встанет на мою сторону.

День двадцать восьмой

Папины слова звенели в ушах.

Он не станет препятствовать нашим встречам с Кэшем.

Я взяла в руки телефон. Мне хотелось позвонить Кассиасу, извиниться или все объяснить. Даже просто услышать его голос.

Но, вероятно, мне стоило позволить ему закончить тур, прежде чем влезать в его голову.

Положив телефон, я посмотрела на пианино.

Пальцы чесались, а сердце сжималось.

Я села на скамейку перед пианино и открыла крышку. Я опустила пальцы на холодные клавиши и стала играть, пока внутри не разлилось тепло.

Я улыбнулась, поняв, что как только отец перестанет на меня давить, мне хотелось вернуться.

Все в порядке. Это не было борьбой.

Это была песня. И мне нужно было ее выпустить.

Шоу 32

На этот раз приехала Джина. Она была у моей комнаты в отеле Балтимора. Я вышел из нашего автобуса на ночь, и последнее, в чем нуждался – ее появление. Лучше бы она не приходила.

– Знаю, что все запуталось, Кэш, но я была так смущена.

– Смущена? – спросил я.

– Дай мне еще один шанс, – принялась она умолять. – Ты нужен мне, Кэш. Я не должна была оставлять тебя ради Чада.

– Я был недостаточно хорош для тебя без контракта с лейблом. Ты подумала, что именно Чад высоко поднимется, потому зацепилась за него. Ты не верила в меня, – сказал я ей.

– Ты лучше будешь один, чем со мной?

Охрана, стоявшая ниже по коридору, наблюдала за мной и Джиной. Мой помощник, Джаред, тоже. Теперь я никуда не ходил один.

– Что, думаешь, сможешь заиметь какую-нибудь богатую девчонку, раз стал таким модным?

Я не ответил, но мое лицо, должно быть, было достаточно красноречиво, потому что Джина поняла правду.

– Кого-то вроде дочки продюсера? Малыш, ты недостаточно хорош для нее. Ты попал в тюрьму за то, что чуть не убил человека. Такая девушка, как она, никогда тебя не поймет.

– Тебе нужно уйти, Джина, – произнес я, впрочем, достаточно хорошо ее зная, чтобы понять: она не оставит меня в покое, пока я сам не уйду и не захлопну дверь у нее перед лицом.

– Это не конец, Кэш. Твой брат… он в бешенстве. И Чад разделается с тобой.

– Он не сможет мне ничего сделать.

Она усмехнулась, пожала плечами, а затем ускользнула подобно змее.

Шоу 36

Наш автобус припарковался около места проведения шоу, а я стоял возле стоянки и пинал гравий, желая справиться с камнями в собственной голове. Я рассказал охране о ситуации с братом, и с тех пор больше не видел ни Чада, ни Джину.

Но это не все, о чем я думал.

Я был в Нью-Йорке, и если когда-либо хотел выбросить Эванжелину из головы, то должен был позвонить ей и выяснить, что, черт возьми, произошло.

– Кассиас? – ее голос был подобен летнему бризу, приятный и нежный, наполненный тревогой.

– Да, это я, Эванжелина, – я моргнул, когда перед глазами все затуманилось. Какого черта?

– У тебя все хорошо? – спросила она, и этот вопрос сказал мне о многом.

Эви не испытывала ко мне ненависти.

– Мы можем увидеться, пока я в городе? Я в Нью-Йорке, только на эту ночь. Ты можешь придти на выступление. Эванжелина, знаю, ты сказала мне уйти, но я не могу выкинуть тебя из головы.