…Зима в тот год выдалась необычно холодная. В течение всего декабря валил снег, ночи стояли морозные, и под утро каналы и протоки покрывались тонкой коркой льда. Странное зрелище представляли собой площадь Сан-Марко под снежным покровом или черные гондолы на причале, припорошенные снегом. Какая удивительная графичность в этом противопоставлении цвета! В такие редкие моменты Венеция предстает в необычном и еще более таинственном облике, словно желая на время отдохнуть и собраться с силами, чтобы вновь показаться во всем своем первозданном блеске.
Рожденные в горах братья Вечеллио привыкли не к таким холодам. Работа спорилась, и мастерская была завалена начатыми холстами и картонами с эскизами. Тициан сумел уговорить Франческо взять на себя ведение всех дел, связанных с отчетностью: куда, кому и что отправлено, от кого сколько получено и с кого еще что-то причитается. В любом деле должен быть порядок, к которому их с детства приучили родители. Так появилась на свет «Расчетная книга» братьев Вечеллио, из которой, помимо скрупулезно внесенных рукой Франческо данных о поступлениях и расходах по мастерской, можно почерпнуть сведения о картинах и заказчиках. После смерти брата в «Расчетной книге» появятся пометки, сделанные собственноручно Тицианом с некоторыми любопытными подробностями о жизни самого художника и его мнением о заказчиках.
В мастерскую частенько наведывалась Чечилия, приходившая немного прибраться и принести братьям что-нибудь перекусить. Но Франческо решил нанять для этого прислугу, поскольку при появлении девушки Тициан приходил в сильное возбуждение и отвлекался от дел, а их накопилось немало после возвращения из Феррары. Не проходит дня, чтобы не объявился посол Тебальди с напоминанием о том, что герцог Альфонсо д'Эсте полон нетерпения и ждет не дождется «Подношения Венере», равно как и других заказанных аллегорий. С послом приходилось долго объясняться и, теряя время, терпеливо доказывать, что столь сложный заказ требует большой подготовительной работы.
На днях стало известно, что отправленная в дар генералу виконту де Лотреку картина Беллини «Снятие с креста» чем-то не понравилась французу. Каприз виконта пришелся не по нутру гордому дожу Лоредану. Но, ценя добрые отношения с Францией, он все же распорядился заменить официальный подарок находящимся во дворце тициановским триптихом «Святые Михаил, Георгий и Теодор», тем паче что французский генерал был награжден за боевые заслуги именно орденом Святого Михаила. Эта новость порадовала Тициана — наконец-то власти республики Святого Марка начинают по достоинству оценивать искусство пока еще не объявленного официальным своего главного художника. Если бы к тому же удалось продвинуться в работе над «Битвой при Кадоре»! Его сумел несколько успокоить Наваджеро, заверив, что в окружении дожа наслышаны о заказе францисканцев из Фрари и понимают значение и важность этой работы. Но и с батальной картиной не стоит слишком медлить, поскольку терпение правительственных чиновников не бесконечно и дело может обернуться крупным скандалом.
А во Фрари вовсю шла работа над мраморным обрамлением будущего алтарного образа, для чего отцом Джермано были приглашены лучшие в городе камнерезы, которые трудились по эскизу Тициана. В одном из залов монастыря, выходящем окнами на внутренний дворик, по его же чертежам кипела работа артели плотников над изготовлением огромной доски размером семь метров на три с половиной. Столь большой деревянной поверхности в природе не существовало, и потому ее понадобилось скомпоновать, подгоняя друг к другу впритык двадцать одну доску толщиной в три сантиметра из выдержанной древесины. Дело оказалось весьма многотрудным. Подбором дерева занимался сам Тициан, которому помогли навыки, привитые в детстве отцом — он отлично разбирался в свойствах различных древесных пород. Ему пришлось лично следить за работой плотников над огромной деревянной конструкцией, добиваясь, чтобы при подгонке досок, склейке, а затем закреплении их шпонками на гладкой отполированной поверхности не осталось ни единой щелочки.
Слов нет, было бы куда сподручней писать картину в мастерской. Но каким образом и на чем переправить готовую громадину через Большой канал во Фрари, не рискуя ее повредить? Гораздо легче оказалось доставить туда кисти, краски, растворы и все прочее. Теперь же по утрам ему придется совершать пешую прогулку до Ка' Гранде (Большого дома). Так доныне называется этот величественный комплекс францисканского монастыря и церкви Фрари, который стал местом его раздумий и вдохновенного труда.
Работа была сопряжена со множеством неудобств. Дело в том, что монастырь насчитывал более ста насельников. И если старые монахи были постоянно заняты молитвой или грелись на солнышке во внутреннем дворике, то молодые братья частенько заглядывали в зал, где трудился Тициан, о чем-то перешептывались и даже посмеивались, узрев что-то смешное на картине. Но больше всех досаждал настоятель Джермано с его вздохами и бесконечными вопросами. Как ни странно, старый монах никак не мог уразуметь, что написание алтарного образа — это та же обращенная к Богу молитва, требующая полной сосредоточенности и тишины. Когда становилось совсем невмоготу от постоянных расспросов въедливого настоятеля, Тициан бросал все и бежал к ближайшему причалу на Сан-Тома, чтобы поскорей оказаться на том берегу в привычной обстановке своей мастерской, где всеми делами умело заправлял Франческо. Но и здесь он не находил успокоения, так как отовсюду на него смотрели картоны с набросками для батальной картины, напоминая о невыполненном пока обязательстве перед правительством республики. А тут еще наседали другие заказчики, которым приходилось под благовидным предлогом отказывать, ибо на помощь учеников он пока не очень рассчитывал.
И все же работа во Фрари продвигалась, несмотря на помехи, чинимые монахами. Отца Джермано пугали фигуры апостолов на картине, лишенные, по его мнению, не только святости, но и благородства, поскольку они были облачены в простые посконные одежды. Никакие увещевания Тициана, что многие из апостолов в миру были простыми рыбаками, не убеждали сомневающегося настоятеля. Он никак не мог также взять в толк, что законченная картина будет выглядеть совершенно по-иному, когда прихожане будут смотреть на нее снизу вверх и не вблизи, а на некотором расстоянии. Так должна глядеться любая алтарная картина, и все изображенные на ней фигуры будут тогда выглядеть пропорционально и вполне естественно. Ничто уже не могло остановить Тициана, и работа над картиной шла полным ходом.
Наступил день, когда Аурелио принес долгожданную радостную весть, что отныне он, Тициан Вечеллио, утвержден официальным художником республики святого Марка. Важное событие было отмечено в кругу семьи, из посторонних пригласили только братьев Дзуккато. Тициана особенно поразила Чечилия, которая веселилась за столом и радовалась, как дитя, не скрывая своего восторга и гордости за него. В ее искрящихся глазах он прочел то, что сам к ней давно испытывал. После веселой и шумной пирушки все разошлись далеко за полночь. Франческо пошел проводить подвыпивших друзей и немного развеяться, а Тициан долго не мог успокоиться и прийти в себя от всего пережитого. Когда же он направился со свечой к себе по коридору, то увидел узкую полоску света из-под двери комнаты Чечилии. О нет, теперь он не станет себя сдерживать! Не раздумывая, он решительно толкнул дверь и переступил через полоску света, словно перейдя Рубикон…
Когда наступила жара, Тициан выкроил время, чтобы немного остыть и навестить родителей. Чечилия наотрез отказалась с ним ехать. Ее можно было понять — девичья гордость не позволяла ей объявиться в родных краях в качестве подруги-содержанки известного земляка. От одной только этой мысли у нее навертывались слезы. Не помогли никакие увещевания, и пришлось оставить ее на попечение Франческо.
Однако весть об объявлении Тициана официальным художником республики уже долетела до родного городка, вызвав там большое оживление. В тот раз Тициану удалось поговорить по душам с отцом Чечилии, передать нехитрые подарки и гостинцы от себя и от дочери. Разговор о женитьбе он постарался замять, заверив родителя, что Чечилии в Венеции живется неплохо и она там ни в чем не нуждается. Хитрец Сольдано тоже не стал затрагивать щекотливую тему о браке, попросив будущего зятя, — то, что Тициан станет таковым, он уже чувствовал всеми фибрами души, — похлопотать где надо за своего сына Маттео, брата Чечилии, и заполучить для него теплое местечко. Тициан опешил. Он никак не ожидал такого оборота, и ему пришлось скрепя сердце дать обещание. К его великому изумлению, с подобной же просьбой обратился и отец Грегорио. После кончины деда Конте он стал старейшиной рода Вечеллио и считал, что ему теперь полагается более высокое общественное положение. Дабы огородить себя от возможных просьб многочисленной родни, художник спешно покинул Пьеве ди Кадоре, сославшись на неотложные дела.