— Ясно… — Валманн попытался отогнать мысль о том, что ответом на каждый из его вопросов будет теперь небольшая проповедь. Да и какая им польза от допроса, если алиби у Скарда прочнее железа? — Хорошо, Скард, давайте вспомним более ранние события. Каковы были ваши отношения с Карин Риис?

— Карин… Моя любимая Карин… — Воодушевление погасло, сменившись унынием.

— Как вы познакомились с ней?

— Как мы с Карин познакомились? Это было в то время, когда я, победив демонов безумия, бродил по Хамару. Я пытался отыскать знак, каким образом я смогу служить Ему, помогать Ему нести Свет!

— Ладно, ладно! Будьте добры, выражайтесь обычным языком. — Валманну порядком надоел этот своеобразный жаргон проповедника, который Агнар И. Скард считал, очевидно, совершенно обычным способом изложения собственных мыслей. Ведь обычные люди так не разговаривают! Что-то их собеседник действительно разболтался… — Вы, кажется, забыли, что мы с вами сейчас не на проповеди.

— Простите… — снисходительно проговорил Скард.

— А почему вы выбрали Хамар?

— Когда меня выписали из больницы, я посещал здесь реабилитационные курсы при больнице Сандеруд.

— И познакомились с Карин Риис.

— Других слов тут не найти — это Он направил Карин ко мне. Такая молодая! Прекрасная! Она уже давно шла по пути разврата! И я сразу же понял, в чем мое предназначение.

— То есть вам было известно, в чем заключалась ее деятельность?

— Естественно! Я узнал об этом еще до того, как она открылась мне. Но неужели это могло остановить меня в желании ей помочь? Инспектор, ведь Иисус Христос тоже принял Марию Магдалину, несмотря на то что та была блудницей. Об этом-то вам известно?

— То есть вы сожительствовали с Карин Риис?

— Пред лицом Господа мы были мужем и женой!

— Это означает, что выражение «жизнь в грехе» применительно к вашим отношениям неверно?

— Когда мужчину и женщину связывает любовь, мирские ритуалы не имеют значения.

— Вы считаете, что ваша совместная жизнь была удачной?

— Я помог ей встать на путь истинный, большее было не в моих силах. А наша повседневная жизнь была проникнута гармонией.

— То есть пока вы жили вместе, она продолжала заниматься проституцией и вам об этом было известно?

— Инспектор, я никого не осуждаю. Лишь Господь не совершает ошибок. Нам же, людям, свойственно оступаться, однако сильнейшие находят в себе силы подняться.

— А Карин Риис — она подняться смогла?

— Она была сильной и не прекращала борьбу. И я тоже помогал ей, насколько мог. Мне кажется, что еще немного — и она бы победила.

— А вы не ревновали ее к клиентам?

— Ревность — порождение сатаны, инспектор. Ревность — это то, во что под воздействием эгоизма и мирской суеты превращается истинная любовь. Ревность — орудие сатаны, и я отвергаю его! — Для убедительности Агнар И. Скард стукнул кулаками по столу. В его прежде мягких чертах лица проступила агрессивность.

— И тем не менее вы с Карин расстались. Нам известно, что три месяца назад вы покинули ее дом на улице Фритьофа Нансена.

— Как и у природы, у любви есть свои приливы и отливы. Это свойственно всему, что создано Господом. В нашем мире нет ничего неизменного, — бубнил Скард довольно уныло, однако, судя по жестам, тело его напряглось, — мы расстались, хотя решили, что это лишь временная мера. Я собирался с головой уйти в изучение Писания, поэтому мне требовался полный покой. А становление Карин как самостоятельной личности лишь только начиналось, поэтому ей тоже нужна была определенная свобода. Именно поэтому, инспектор, мы и приняли такое решение — не затаив вражды, обиды или недоверия.

Он вновь заломил руки. Теперь выражение его лица вовсе не соответствовало учтивым снисходительным фразам. Валманн вспомнил о синяках на шее Лилиан Петтерсен.

— Все это замечательно. Однако «становление Карин как самостоятельной личности» предполагало, очевидно, ее отношения с другими мужчинами? Например, с Дагом Эдландом?

— Впервые слышу это имя. — Скард внезапно зажмурился, будто в глаз ему попала соринка.

— Эй, послушайте! — Выкрик Фейринга был похож на взрыв. — Получается, ваша жена путалась с другими мужиками, а вам было плевать? Черт, да это просто извращение какое-то!

— Меня переполняла скорбь, если подобное объяснение вас устроит. Скорбь и сожаление о том, что прежде, чем очиститься, многие проходят долгий и нелегкий путь. — Скард вновь заломил руки, на этот раз с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

— И о скольких мужчинах идет речь? — Фейринг был похож на охотничью собаку, намертво вцепившуюся в добычу. Они наконец нащупали слабое место в тактике Скарда, основным приемом которой было утверждение собственного морального превосходства. — О двух? Или трех? Или пяти? А может, о дюжине? С ее, хм… профессией… легко, наверное, и со счета сбиться?

— Умоляю вас! Я же не говорю, что мне все это легко далось! А большего я вам не могу сказать! — От прежнего тона проповедника не осталось и отзвука. Теперь Скард говорил громко и настойчиво.

— А скажите, Скард, что хуже — то, что она с ними спала, или то, что ей за это платили?

Скард молчал, он лишь принялся часто и тяжело вдыхать, вертя головой из стороны в сторону, будто призывая на помощь невидимые силы, затаившиеся в полупустом кабинете.

— Ведь вы же не сторонник свободного секса, Скард?

— Свободного секса… свободного секса… — Его голос дрожал, а глаза закатились, словно на потолке, за звуконепроницаемой обивкой, мог прятаться его тайный спаситель.

— Так что, Скард, образ жизни Карин Риис оказался настолько свободным, что у вас явно возникли сложности?

— Женщина — существо слабое! — закричал Скард. — Ее необходимо наставлять на путь истинный, а иначе дьявол соблазнит ее! И для этого дьяволу нужно лишь раз прийти к ней… — Скард прикрыл рукой глаза, словно не желая быть свидетелем какого-то ужасного зрелища. Освещение в кабинете было довольно тусклым, и царапина на бледной руке Скарда казалась бордовой.

— Значит, Карин Риис навещал сам дьявол?

— Я видел их!

— Ее и дьявола? И чем же они занимались?

— Не знаю… Я отворачивался.

— Но они встречались? Прямо у вас дома? И занимались сексом?

Валманн старался забрасывать Скарда вопросами. Они вот-вот заставят Скарда сбросить благочестивую маску и забыть о тоне проповедника.

— Я же сказал — не знаю! Я видел их всего-то пару раз, и то издалека! И дьявол принял красивое обличье! Чтобы соблазнить ее! Они разговаривали. Улыбались друг другу. Инспектор, она улыбалась дьяволу!

Скард вновь поднес руку к глазам, укрываясь от страшных образов.

— Тогда уж вряд ли она ему только улыбалась…

— Они стояли так близко, будто и не собирались разлучаться. Держались за руки. Все это могло на первый взгляд показаться невинным, но я-то знал, что это неправда! Что-то в их поведении было отвратительным… Лживым… Развратным! В том, как они смотрели друг на друга. Смеялись во весь рот! Этот незнакомец держал ее за руку! И Карин не отняла руки. Такова первая стадия совращения: двое красивых молодых людей прикасаются друг к другу!

— И вам он показался незнакомым?

— Да! Да! Но в каждом его движении я узнавал дьявола! В нем таилась угроза. Он хотел отнять у меня Карин. Я возвел вокруг нас стену, а он собирался ее разрушить!

— И как же вы это поняли?

— Когда я вижу зло, то сразу его чувствую. Я чувствую грех, потому что грешил сам. Тесная хватка разврата — я ощутил ее!

— Вы испугались, что Карин занимается сексом с незнакомцем? Хотя вы данной конкретной кандидатуры не одобрили?

— Опять это слово! — Раскачиваясь из стороны в сторону, он принялся трясти головой.

— Какое? «Секс»? Да бросьте, Скард, в наше-то время! Обычное слово, ничуть не хуже других. Обозначает…

— Это убийственное отвратительное слово, которым так одержимо современное общество! То, чему суждено было стать чистейшим, благодатнейшим… очернили, превратив в апофеоз эгоизма!