— В каком смысле? — поинтересовался Валманн.

— Скард не очень-то решительный и напористый, понимаете? — Фру Далбю сморщила лоб и прищурила глаза. — Он скорее… как бы это сказать, неуверенный какой-то, безликий. В общем, совсем обычный мужчина. Слегка хмурый, понимаете? Да он и немолод уже.

Валманн кивнул в знак понимания.

— А вы не знаете, он женат или был женат?

Лицо фру Далбю сжалось в таинственной улыбке.

— Знаете, я почти уверена, что был. Он никогда не говорит об этом, но у него такой печальный и понурый взгляд. А еще как у него жизнь устроена — он не очень-то практичен, понимаете? Будто не привык сам все делать. Мне пришлось показать ему, как работают стиральная машина и сушильный барабан. Однажды я у него прибиралась — случается, мне приходится самой делать уборку, моя уборщица совсем бестолковая. Надо бы другую найти, но не так-то легко найти такую, на которую можно положиться. Ведь не пустишь в дом кого попало, не правда ли? Так вот, когда я вошла в его комнату, то обнаружила, что у него идеальный порядок. Такого раньше в этой квартире никогда не случалось, а ведь я всегда сдаю приличным людям, не подумайте. Там было почти как в казарме или в монашеской келье, понимаете?

— Вы сказали, что он в отъезде. Как давно?

— Так… постойте… — Она размышляла. — Он уехал позавчера, в среду, с утра. Сказал, что едет в Тронхейм.

— Он на машине поехал?

— Да. Он всегда на машине ездит, на своем старом «саабе». Говорит, что старушка бегает как часы. — Она ухмыльнулась, как будто сочла такое утверждение слегка преувеличенным. У крыльца стоял не очень новый «мерседес». Чистый и блестящий, несмотря на плохую погоду.

— А он не сказал, когда вернется?

— Этого он никогда не сообщает. — По ее лицу пробежало обиженное выражение. — Не подумайте, я его критиковать не собираюсь. Скард — отличный съемщик. С ним никаких хлопот. Аккуратный и чистоплотный, как я уже сказала. Платит вовремя и всегда наличными. И телевизор не включает на полную громкость.

— А он давно здесь живет?

— Да скоро уже три месяца…

— A у вас есть договор найма, нам не покажете?

— Договор?.. Да, имеется… — Она произнесла это не очень уверенно. — Он наверняка где-нибудь в документах у Арне, моего мужа. Придется поискать.

— Начинайте искать, — попросил Валманн. — А больше ничего про его семью не знаете? Откуда он родом?

— Он о себе не любит говорить. А я не спрашиваю. Я, знаете, не любопытна, — заявила она и бросила на Валманна взгляд, призывающий того принудить ее к любопытству.

Валманн счел наиболее разумным промолчать.

— А гости к нему часто ходят?

Лицо фру Далбю расплылось в улыбке.

— Знаете, приходили. Дамочки. Ну, это, конечно, не запрещено, я вовсе не это хотела сказать, и все было очень спокойно. Но я, признаться, этого не ожидала от такого, как он.

— А что в нем такого особенного, чтобы к нему дамы не приходили?

— Ну он, в общем, не такой. Знаете ли… несколько старомодный. Без лоска. Степенный, немного хмурый, понимаете? Я ведь уже сказала, что он не похож на коммивояжера. А это несколько сродни, понимаете? С дамами тоже надо быть напористее, не так ли?

Валманн чувствовал, что постоянная улыбка как бы приклеилась к его физиономии.

— Я тут хожу и думаю, что он из-за бывшей жены переживает. А он, видите ли, с дамочками погуливает.

— И часто к нему дамы приходили? — Валманн не особенно любил сплетни, но ему надо было выудить из нее как можно больше.

— Ну, может быть, два-три раза. По меньшей мере. То, что я видела.

— А дама одна и та же?

— Я только слышала их, но не видела. — Фру Далбю пошла на попятную, решив, возможно, что в непринужденной беседе она слишком разоткровенничалась и переусердствовала в своих предположениях.

— Что, значит, не так уж и тихо все было? — Валманн понимающе улыбнулся.

Аннебет Далбю восприняла это как сигнал к тому, что можно позволить себе проявить небольшую нескромность.

— Когда я нахожусь в прачечной в подвале, то никак нельзя не услышать, что там происходит. Я слышу и как он по телефону разговаривает. Мы провели телефон в цокольный этаж. Он часто разговаривает. Но это не мое дело, ведь он сам телефонные счета оплачивает.

— А что же происходило во время визитов? Как вам показалось?

— Вы знаете, мне показалось, что там музыка играла. И кто-то пел!

— Песни?

— Да, так, по крайней мере, мне показалось. И то не был рок-н-ролл, понимаете?

— И так все три раза?

— Два, во всяком случае. — Фру Далбю изобразила серьезную мину и задумчиво кивнула. — Но возможно, это был телевизор.

— Скорее всего, — поддакнул Валманн.

— Но не в третий раз. Тогда уж они там разошлись! — Фру Далбю еще раз кивнула, и на ее красивом, слегка полноватом лице не было ни тени сомнения.

На часах еще не было пяти, но совсем стемнело. Полицейские сели в патрульную машину, чтобы подвести краткий итог, когда позвонила вторая опрашивающая группа. Они нашли свидетеля. Соседка с другой стороны улицы видела поздно вечером мужчину, стоявшего на крыльце у Карин Риис. Она даже видела, как он заглянул внутрь.

— Кто эта соседка?

— Девушка пятнадцати лет, ее зовут Эдит Берг. Она сначала не хотела ничего говорить, пока родители рядом стояли, но потом рассказала, что была вчера вечером одна дома и пригласила к себе своего парня. Он заказал на двенадцать часов такси, чтобы ехать домой, и когда они услышали звук подъезжавшей машины, то подумали, что это такси, и вышли на крыльцо. Оказалось, однако, что машина — тоже такси — остановилась напротив, оттуда вышел мужчина, и такси уехало…

Полицейского, который об этом докладывал, звали Хауген. Он был новеньким, недавно окончил Высшую школу полиции, и это расследование стало для него первым делом. Усердие, сквозившее в его голосе, наполнило весь салон патрульной машины подробностями, которые более опытный полицейский приберег бы на потом. Ведь отчет все равно придется составить для совсем скорого подведения итогов. Валманн не прерывал его. Хауген продолжал прерывистым голосом рассказывать, как мужчина вышел из такси и подошел к дому. На крыльце он, видимо, позвонил, но дверь не открыли. Тогда он принялся стучать, довольно сильно, и кричал что-то. Молодая пара зашла обратно в дом, но продолжала наблюдать за ним через окно.

— Согласитесь, не совсем обычно колотить в дверь дома с темными окнами посреди ночи, не так ли? — сказал Хауген.

Валманн согласился.

Затем мужчина стоял некоторое время и смотрел через стеклянную входную дверь, после чего исчез.

— И когда же все это разыгралось?

— В двенадцать с минутами. По словам девушки, она абсолютно уверена, что это не был сожитель Карин. Того она видела много раз. А этот был помоложе, в темном пальто и с длинными волосами.

— Молодой человек?

— Она не могла точно указать его возраст. Ведь она его только сзади видела. Но ей он показался моложе.

— Отлично, — кивнул Валманн. — А я могу с этой Эдит Берг побеседовать?

— Сейчас она уехала на тренировку. Потом у нее репетиция хора. Домой вернется очень поздно.

— Понял.

Не понимал Валманн другого — ну почему все жалуются на ленивую, безынициативную молодежь? Большинство молодых людей, с которыми он сталкивался, казались, совсем наоборот, заинтересованными, даже увлеченными и были заняты весь день почти как взрослые.

— Отложим беседу на завтра, — сказал он. — Отличная работа. На сегодня все. Отправляйтесь по домам.

Сам он идти домой еще не мог, но не сожалел об этом нисколько. Мысль о возвращении домой мешала осознать, что после вялого старта этим утром он постепенно овладевал ситуацией. Он хорошо помнил, что обещал Аните, и еще успевал захватить по дороге, в киоске на Айер, цыпленка-гриль, чтобы сдержать свою часть обещания, однако ход расследования убийства на улице Фритьофа Нансена был привлекательнее. Большого прорыва пока сделано не было, однако небольшие порции информации проясняли важные детали. Возникало впечатление, что каждый раз, когда они опрашивали нового свидетеля, открывалось новое окошко в рождественском календаре и кусочки общей картины проступали отчетливее. Еще не поступил отчет от криминалистов, а результатов вскрытия придется ждать несколько дней. И все же предварительная расстановка ролей в этой драме казалась довольно ясной: король, дама, валет. Ревнивый сожитель, расставшаяся с ним молодая женщина, изуродованная и убитая, и еще один мужчина, более молодой, которого, видимо, так хорошо принимали в этом доме, что он счел возможным колотить в ее дверь посреди ночи. Ночи убийства.