Время шло без всякой пользы, я уже отдирал четвертую половицу, когда вошли Ник и Люси.

— Хелло, пап, что случилось?

— Сейчас… — Я посмотрел на них и увидел, что они — достойная пара. — Я уронил тут одну вещицу в щель в полу. Думаю, она имеет большую ценность. Пытаюсь ее достать.

— Что это за вещица? — Ник говорил скептическим тоном.

— Одна фамильная реликвия. Мне ее подарил дедушка.

— А ты знаешь, в какую щель она провалилась? Похоже ты…

— Понимаешь, она куда-то закатилась, но куда именно — не представляю.

Ник посмотрел на Люси.

— А ты уверен, что с тобой все в порядке, папа?

— Прекрасно себя чувствую, только немного жарко.

— Это не имеет отношения к твоим привидениям и прочему в том же духе, а? Скажи, если это так.

— Честное слово, нет. Просто…

— Знаете, лучше скажите, ничего, кроме пользы, это не принесет, — сказала Люси. — Мы не думаем, что у вас какое-то психическое расстройство. Не хотите нам, расскажите кому-нибудь другому. Все будет хорошо.

— Да нет же, — сказал я, отметив про себя, что раз она употребила множественное число, значит, круг посвященных понемногу расширяется. — Если в ближайшее время не найду — брошу.

Я вновь принялся за работу, но почувствовал, что над моей головой идет безмолвное совещание, увенчавшееся их отступлением. Через пять минут с небольшим я отодрал четвертую половицу. И снова — ничего; хотя, кажется, кое-что обнаружилось: странный нарост на перекладные, оказавшийся маленьким предметом, прибившимся к ней — на расстоянии вытянутой руки. Мои растопыренные пальцы прикоснулись к металлу.

Несколько секунд спустя я держал в руках то, что лишь при большом желании можно было принять за распятие, подаренное молодым человеком, — все оно покрылось пятнами, щербинами и местами стало почти черным. Доказать его сверхъестественное происхождение в таком состоянии практически было нельзя; человек беспристрастный причислил бы его к бесконечному перечню в меру странных находок в старинных домах. Я не хотел сосредоточиваться на этих мыслях, но меня все еще переполняли чувства, близкие к ярости и разочарованию. Пока я вкладывал всю энергию в починку настила и паркета, ощущения несколько притупились. Но стоило закончить работу, как они захлестнули меня с новой силой.

Я оставил инструменты и фонарь там, где бросил, и сделал круг по комнате, пытаясь совладать с собой и понять, что же меня так угнетало. Вместо ответа мне бросился в глаза стоявший на низком столике между креслами стакан, из которого пил мой гость. Я схватил его и увидел отпечатки человеческих пальцев на его поверхности и губ на верхней кромке. Хорошо, ну что из того? Могу ли я показать стакан экстрасенсу, медику-криминалисту или хранителю музея при Ватикане? Я с силой бросил его в камин, задыхаясь и чувствуя, как к горлу подступают рыдания. Да, я испытывал жесточайшее разочарование — в нем, из-за его холодности и легкомыслия, в себе самом — из-за неумения задать нужный вопрос или выдвинуть самое жалкое обвинение, а также из-за тривиальности тех глубочайших тайн, к которым, по моему убеждению, я приобщился. И кроме того, я испытывал страх. Я всегда думал, что смерть сопряжена с величайшим ужасом, но, узнав из нескольких лаконичных намеков кое-что о загробной жизни, услышав его заявление, что мне от него никогда не скрыться, я многое для себя прояснил.

Непреодолимое желание убежать из дома охватило меня и помогло справиться с рыданиями. Но прежде чем уйти, надо было кое-что сделать. Легкий душ и переодевание избавили меня от пота и грязи после изнурительной борьбы с половицами. Одевшись, я отправился искать Люси, которую, к счастью, застал одну в просторной спальне, где она с невероятной энергией расчесывала свои коротко стриженные волосы.

— Люси, я собираюсь уйти и приду очень поздно. Ты предупредишь остальных? До ухода я поговорю с Дэвидом.

— Конечно.

— Хочу, ™бы ты мне помогла еще кое в чем. К полуночи необходимо всех отправить в постель, было бы прекрасно, если бы они уже спали мертвым сном. Да, я понимаю, усыпить их ты не сможешь, но для Джойс сон никогда не был проблемой, и если бы ты постаралась уложить Ника пораньше, мне бы это очень помогло.

— Разумеется, я сделаю все, что в моих силах. Э-э, Морис, это имеет какое-то отношение к привидениям или вы просто хотите с кем-то встретиться по личным, так сказать, мотивам?

С похвальным тактом она намекала на мои амурные похождения (я не предполагал, да и до сегодняшнего дня меня это мало заботило, что она о них знает).

— Дело связано с моими привидениями, — сказал я.

— Понятно. А вы бы не хотели пригласить меня в качестве свидетеля?

— Благодарю за предложение, Люси, но я уверен, что призрак не покажется, если рядом будут посторонние. Ты веришь, что я его действительно видел?

— Думаю все же, что он вам почудился, но могу и ошибаться. Вы нашли вещь, которую искали под полом?

— Да.

— Это что-то стоящее?

— Нет.

— С ней случилось то же, что и с буквами на бумаге?

Это была либо вдохновенная догадка, либо — вершина дедукции.

— В общих чертах — да.

— Прекрасно, вы расскажете мне о том, что произойдет этой ночью, если встреча состоится?

— Обязательно. Благодарю тебя, Люси.

Мне осталось только повидаться с Дэвидом и попросить его до полуночи выпроводить из здания тех немногих посетителей из дальних и ближних мест, прихода которых можно было ожидать. Клиентов, живущих в гостинице, запихать в номера практически не удастся, хотя навряд ли тем захочется пировать в баре в ночь после похорон. Я размышлял о том, что разговор с Дэвидом завершит мои дела в доме, когда на автомобильной стоянке буквально нос к носу столкнулся с Джойс и Даяной.

Они снова были при драгоценностях и в нарядах для приема, и встреча со мной вызвала у них непритворную досаду. Вначале я решил, что они нервничают (этого все-таки нельзя исключить) из-за чувства неловкости передо мной, потом — из-за нежелания делить компанию с кем бы то ни было, и наконец понял — именно моя персона являлась причиной их крайнего неудовольствия.

— Хелло, — сказал я бодро.

В тот момент мне в голову не пришло ни одного другого слова без иронической окраски или привкуса цинизма.

Они переглянулись, консультируясь друг с другом, что теперь вошло у них в привычку, и Джойс сказала:

— Мы собрались в деревню — развеяться и посидеть за рюмкой вина.

— Прекрасная мысль. Сам я тоже уезжаю. Не жди меня.

— Оставить тебе еду?

— Нет, благодарю. Встретимся позже.

Пока они неторопливо садились в «мини-купер», я быстро сел в «фольксваген», спрашивая себя, почему Даяна не проронила ни слова. Раньше она не успокаивалась, пока не переключала на себя львиную долю разговора, даже если он состоял из пары фраз. И вообще, в эти короткие десять-пятнадцать секунд Даяна вела себя покорно, почти раболепно. Видимо, что-то произошло между ними за этот срок, и его им хватило с лихвой, решил я, когда посмотрел на часы, показывавшие ровно восемь.

Мое немного улучшившееся настроение вновь резко упало, когда в мыслях я переключился на предстоящие четыре часа, которые надо было чем-то заполнить. Пока же у меня не было ни малейшего представления, куда направиться, и сама езда на большой скорости без всякой конечной цели лишь усиливала тоскливое желание сбежать на край света, вызвавшее в скором времени странное чувство, будто меня преследует или какой-то злоумышленник, или что-то непонятное. Хотя всерьез я в это не верил. Было совершенно ясно, что никакой погони нет и в помине, но я не знаю ни одной навязчивой фантазии, которую можно было бы ослабить всего лишь признанием ее иллюзорности. На ветке А595 я довел скорость до восьмидесяти миль, и только когда пара секунд отделяла меня от лобового столкновения с бензовозом, понял, что никакая стремительная езда не поможет человеку уйти от самого себя. Банальность этого вывода подействовала успокаивающе и позволила ехать не на такой бешеной скорости.