Потом Рекс повез его в город, заставил исповедоваться священнику, но независимо от того, сколько раз заставляли его прочитать «Отче наш» и «Богородица, дево, радуйся», Деррик становился все хуже. Кэссиди была уверена, что он может до бесконечности пов­торять молитвы, перебирая бусины четок, но с волей отца не смирится. Она чувствовала: что-то с Дерриком творилось, только не могла понять, что именно…

Кэссиди скинула туфли и погрузила пальцы в жидкий ил у кромки воды. Поток был мел­ким — всего-навсего журчащая струйка, что перекатывается через сточенные временем кам­ни.

Сжав руками колени, она снова ощутила внутреннее беспокойство, которое изматывало ее, не давая уснуть по ночам. Странное лето — она вроде бы еще ребенок, а ее сестра и брат давным-давно сбросили свои детские шкурки.

Погруженная в свои мысли, машинально выдергивая травинки на покатом берегу, она вздрогнула от неожиданности, когда ее плечи и траву возле нее накрыла чья-то тень.

— Чем ты тут занимаешься?

Бриг! Его голос она узнала бы из тысячи. От изумления она открыла рот, сердце бешено застучало чуть ли не в горле.

— Ничем.— Обернувшись, она скользнула невидящим взором по его незастегнутой руба­хе с высоко закатанными рукавами. Джинсы сидели на бедрах так низко, что был виден пупок и черные волосы вокруг него. Опьяняю­щее тепло разлилось с потоком крови по ее телу, она тряхнула рассыпанными по плечам волосами и пожалела, что сняла обувь, потому что теперь ее ноги были черны от мокрой земли.— Просто сидела и думала, когда же я смогу ездить на своем коне.

— Ты как заезженная пластинка…

— Так когда же?

— Скоро. Когда он станет послушным, как щенок.

— Если бы я хотела обзавестись соба­кой,— резко сказала она,— я бы пошла в соба­чий питомник и присмотрела бы себе щеноч­ка.— Она встала, вытерла ноги о траву, пыта­ясь скрыть охватившее ее смущение.— Думаю, тебе пора заканчивать с Реммингтоном. Он мне и таким нравится.

— Таким сволочным?

— Ага, сволочным.— Он издал гортанный звук, выражавший неодобрение. — Я же сказа­ла, что мне нужен жеребец с огоньком и независимым характером.

— Который сбрасывает тебя и остервенело лягается? — спросил он, играя перочинным но­жом. Она стояла перед ним босоногая, и, мо­жет быть, поэтому он в своих ковбойских са­погах казался еще выше ростом. Солнечный свет проникал сквозь шелестевшую на ветру листву, и по его лицу пробегали тени. Бриг закрыл нож.

— Насколько мне известно, он и тебя сбро­сил.

На его губах заиграла легкая улыбка. Пру­жинный нож он засунул в карман.

— Что было, то было, но надеюсь, ты не станешь рассказывать всем подряд об этом. Не хочется, чтобы остальные работники узнали.

— Пусть это будет нашей тайной,— улыб­нулась Кэссиди.

— Правда?

— Крест на сердце и чтоб провалиться мне на этом месте! — Она подняла руку, чтобы совершить знак над грудью, сопровождавший эту страшную детскую клятву, но застыла, за­метив его взгляд, которым он следил за ее движениями.— Ну ладно, ты и сам знаешь…

Выпятив нижнюю губу, он кивнул; таким доброжелательным и покладистым она видела его в первый раз.

— И все-таки я думаю, что могла бы уже ездить на нем.

— Будешь ездить,— пообещал Бриг.— Скоро.

— Я справлюсь с ним.

— Тогда как ты объяснишь вот это? — Он дотронулся до ее поврежденного плеча, и она вдруг испугалась.

Внутренний голос подсказывал ей, что ос­таваться с ним наедине равносильно игре с ог­нем, но до конца осознать опасность она не могла. Кэссиди чувствовала, как что-то меня­лось в самой атмосфере, стоило ей только оказаться в непосредственной близости от не­го: в воздухе будто скапливались электричес­кие разряды, как перед грозой.

— Я совершила ошибку в свой последний выезд.

— Поэтому твой отец не хочет, чтобы она повторилась.

— Может, он не понимает, что для меня лучше.

— А сама ты понимаешь? — Он насмеш­ливо изогнул черную бровь, и она догадалась, что он смеется над ее бравадой.

— Почему ты обращаешься со мной, как с ребенком?

— Потому что ты еще ребенок.

— Ты не намного старше.

— Дело не в возрасте, малыш.

— А в чем? — спросила она, вздернув под­бородок.— В жизненном опыте?

Легкая улыбка тронула губы Брига.

— В определенной степени.

Сердце ее не унималось, она заметила, что на руках у него растут черные волоски, на подбородке пробивается борода; его дерзкие Манеры и пугали, и восхищали ее.

Бриг медленно стал приближаться к ней, и Кэссиди решила, что он хочет ее поцеловать. Мгновение затянулось и показалось вечно­стью, но, как и в прошлый раз, он осторожно взял в пальцы цепочку, висевшую у нее на шее. Медалька, лежавшая между грудей, опа­лила ей кожу.

— Ты постоянно носишь эту цепочку?

Она кивнула.

— Почему?

— Я… не знаю.

— Это какое-то обязательство перед цер­ковью? Или кто-нибудь из мальчишек пода­рил.

— Никакие мальчишки мне ее не дарили!

Он опустил руку, посмотрел в сторону и вздохнул.

— Я пошел за тобой, чтобы извиниться,— признался он.— Я немного погорячился тогда.

— Пустяки…

— Нет. Позволь мне сказать. Гм… Ты за­стала меня, так сказать, врасплох. Я отвлекся, а конь почуял это и сбросил.

— Но ведь это я виновата, что отвлекла тебя.— Ей показалось, что воздух вокруг нее сгущается, и она отступила немного назад.

— Я не должен был этого допустить.

Бриг смотрел в выемку на ее груди, где неудержимо билось сердце. Какое-то время ти­шину нарушало только журчание воды. Она чувствовала всем своим существом, что он хо­чет поцеловать ее. Вот почему он сжимает кулаки — он не может совладать с собой.

— Я пойду…

— Нет,— вырвалось у нее, и она тут же покраснела.— Я…

В такт сердцебиению у него задергалась щека. Их взгляды столкнулись, и она без слов поняла, что и он ощущает напряженное иссу­шающее ожидание, зависшее в воздухе между ними. Она нервно облизала губы. У него вы­рвался тяжелый вздох и, когда он заговорил, голос его звучал бесстрастно и отрешенно.

— Лучше для нас обоих, если ты будешь держаться подальше от меня и жеребца.

— Мне нравится быть рядом с тобой,— призналась она, и он крепко зажмурил глаза, словно пытаясь стереть ее образ.

— Слушай, не надо, Кэсс. Оставь меня в покое. — Когда он открыл глаза, то был почти спокоен, напряжение покинуло его. — Поверь мне, девочка, всем станет намного лег­че, если ты будешь держаться в стороне.

— Расскажи, как тебе работается на самого богатого в округе человека? — Чейз достал из холодильника бутылку пива и предложил Бригу. Волосы и рабочая рубашка Чейза были усыпаны древесными опилками.

— Сам расскажи,— огрызнулся Бриг, со­вершенно раскисший от невыносимой жары в вагончике. Вентилятор громко гудел в на­прасной попытке разогнать изнуряющую духо­ту. Бриг вытер со лба пот и обтер руку о ру­башку, но жар шел у него изнутри, словно напоминание о дочерях Бьюкенена; от этих мыслей в голове у него все путалось.— Ты ведь тоже работаешь на него.

— Как и большинство жителей города.— Чейз выставил на стол две бутылки, открыл обе и быстро отпил добрую половину из сво­ей.— Но у тебя преимущество, ты имеешь возможность видеть, как они живут, чем зани­маются…

— У меня много работы.— Бриг сделал большой глоток.— И ничего интересного там не происходит.

— Разве? Неинтересно, это когда перета­скиваешь бревна, пока рукавицы не протрутся и ноги в кровь не собьешь.

Чейз откинул со лба черные волосы и вы­жидающе уставился на брата такими же, как у него, голубыми глазами. Ошибиться в их родстве было трудно, настолько они были по­хожи — одинаковый рост и телосложение, у обоих темные волосы и почти синие глаза необычного оттенка. Единственное различие в их внешности — у Чейза более тонкие черты лица. Бриг всегда обвинял Чейза, что он кра­савчик, обычно Чейз выходил из себя, начина­лись драки, из которых, по крайней мере, четы­ре года назад, он шутя выходил победителем. Позднее они поменялись ролями и вскоре пере­стали срывать злость друг на друге, во всяком случае, физически.