— Но ведь она, кажется, не хочет вас, — вставил его спутник, справившийся со своей минутной вспышкой и смотревший теперь на дело с комической точки зрения.

— Да, она уже два раза отказала мне и теперь стремглав уехала в Зеефельд, вероятно из боязни, что я и в третий раз явлюсь с тем же, а я тут как тут! Ее тетка, старая мадемуазель Блюм, выдала мне секрет, и я тотчас выехал вслед за ними.

— Какая замечательная настойчивость!

Не заметив звучавшей в этих словах иронии, владелец майората принял их за чистую монету и даже почувствовал себя польщенным.

— Это — правда, я очень настойчив, — самодовольно ответил он. — Это — одно из моих главных качеств; поэтому я и не забочусь нисколько о неудовольствии родных, хотя они и грозят мне своей немилостью. Во всяком случае при дворе косо посмотрят на такой брак.

— Разумеется, — с горечью сказал незнакомец. — При нашем дворе в таких случаях указывают на родословные, как на нерушимый закон; но наше сердце — революционер, уничтожающий иногда и родословные, и традиции, чтобы с торжеством отстоять свое право.

— Совершенно согласен с вами! — воскликнул фон Бэлов. — Как вы это прекрасно выразили! Вообще вы мне нравитесь. Собственно говоря, кто вы такой? Вероятно живописец?

— Я? Нет! Почему вы так думаете?

— Потому что вы помешались на поэзии леса. Я нахожу ее в действительности очень неудобной, но против изображения ее на картине ничего не имею.

— Вы ошиблись, — с легкой усмешкой проговорил незнакомец. — Я вовсе не художник; до сих пор я был в военной службе, а теперь думаю заняться сельским хозяйством.

Фон Бэлов невольно обратил внимание на последние слова. «Сельское хозяйство» заинтересовало его, и он стал приглядываться к своему спутнику. Молодой человек имел представительную, даже аристократическую наружность, однако путешествовал пешком; но это не мешало Куно фон Бэлову почувствовать к нему расположение. Ему понравилась мужественная, серьезная наружность; кроме того незнакомец так участливо отнесся к нему, так дружески предложил показать ему дорогу, еще не зная даже, что ему выпала честь провожать самого владельца Вальтерсбергского майората.

— Сельским хозяйством? — повторил он. — И у вас вероятно нет еще никакого места, так как вы недавно оставили военную службу. Есть у вас какие-нибудь систематические сведения?

— По крайней мере надеюсь, что есть.

— В таком случае приезжайте ко мне в Вальтерсберг. Осенью освободится место помощника управляющего, очень хорошее место: триста гульденов жалованья, полное содержание и награда к Рождеству. Какого вы мнения об этом?

По губам незнакомца скользнула подозрительная улыбка, как будто он боролся с неудержимым смехом.

— Вы очень добры, — произнес он, — только я боюсь…

— Ну, если у вас недостаточно знаний, вы можете учиться! — перебил фон Бэлов, чувствуя себя обязанным придти на помощь застенчивому молодому человеку. — Мой управляющий — очень дельный человек; у него вы пройдете хорошую школу. Он немного грубоват; от тонких замшевых перчаток, какие вы носите, он скоро вас отучит, — они у нас не в моде. Вероятно он станет возражать против моего выбора, так как я беру вас без аттестата, без рекомендаций, но вы мне нравитесь, и это главное… Какую штуку однако выкинула опять ваша проклятая «поэзия»! Неужели мы должны здесь спуститься?

Эти слова относились к дорожке, круто спускавшейся в замечательно живописную лощину. Не имея привычки ходить по горам, фон Бэлов в нерешительности остановился, но его спутник постарался ободрит его.

— Это — последнее препятствие, которое вам надо преодолеть; спустившись вниз, мы прямо попадем на проезжую дорогу. Обопритесь вот так на мое плечо, и дело пойдет на лад.

— Да, так будет хорошо! — сказал владелец майората, очень довольный, что его новый служащий оказался в высшей степени полезным и услужливым человеком. — По-видимому вы хорошо свыклись с горами. Вероятно вы — здешний уроженец?

— Я родился в Розенбурге, близ резиденции.

— Ах, в герцогском увеселительном замке! Значить, вы — сын кастеллана или кого-нибудь в этом роде?

Тот, к кому относился этот вопрос, сделал легкое движение головой, которое могло означать и «да», и «нет»; фон Бэлов принял его за утвердительный ответ и дружески потрепал молодого человека по плечу.

— Мне это приятно; я очень дорожу тем, чтобы мои люди принадлежали к приличным семьям; в вас это сразу заметно.

— Вы можете быть вполне спокойны, моя семья вполне прилична, — с улыбкой ответил молодой человек. — Но вот наконец и проезжая дорога! Теперь вы не можете заблудиться; дорога ведет прямо в Зеефельд, куда вы дойдете в полчаса, а я пойду лесом.

— Пойдемте вместе по большой дороге, — проговорил фон Бэлов, которому хотелось еще поболтать. — Ведь вам также надо в Зеефельд, а кроме того вы могли бы взять от меня мой плед, — в эту жару так тяжело нести его!

С этими словами он снял с плеча свой плед и намеревался без дальних разговоров передать его своему будущему служащему, но тот сделал быстрый шаг назад и, выпрямившись во весь рост, окинул молодого барона каким-то странным взглядом.

— К сожалению, господин фон Бэлов, я принужден спешить и должен предпочесть кратчайшую дорогу. До свиданья в Зеефельде!

Он слегка приподнял шляпу и, сделав приветливый, но в высшей степени величественный жест рукой, как будто отпускал барона с аудиенции, зашагал обратно к лесу и вскоре исчез между деревьями.

Куно фон Бэлов с растерянным видом остался стоять посреди залитой солнцем дороги, с злополучным пледом в руках. Сообразив наконец, что произошло, он покачал головой и произнес вполголоса:

— Жаль, что я нанял его к себе!.. в нем мало почтительности!

Продолжая покачивать головой, он пошел вдоль по дороге и, обливаясь потом, благополучно достиг наконец Зеефельда.

Зебальд со своим помощником все еще находились в садике гостиницы, имевшем то преимущество, что из него открывался свободный вид на все окрестности. Они даже обедали в саду, чтобы иметь возможность оставаться на своем наблюдательном посту, не внушая никому подозрения, между тем как число подозрительных фактов все увеличивалось. Незнакомец, приехавший вслед за дамами, еще не возвращался из пастората, а так как туда нельзя было проникнуть, то и оставалось только «энергично наблюдать».

Куно фон Бэлов также сделался предметом этих «наблюдений», когда усталый, вспотевший и в отвратительном настроении, он предстал пред хозяином гостиницы. На этот раз Зебальд решил сам проследить за новоприезжим. Как будто нечаянно столкнувшись с ним в калитке, он с изысканной вежливостью принялся извиняться, сказав, что крайне сожалеет, что нечаянно толкнул уважаемого господина, что совершенно не имел такого намерения и приносит тысячу извинений.

Такая вежливость была очень приятна Куно фон Бэлову, только что пред тем оскорбленному недостатком почтительности; он охотно принял извинения, а это повело к разговору. Он начался с общих замечаний о красоте озера и окрестностей; затем собеседники перешли к вопросам о том, откуда и куда кто едет, и молодой барон тотчас поведал о всех своих злоключениях, ругая кучера, который обещал немедленно доставить в Зеефельд сундучок путешественника, а между тем его до сих пор не было и в помине. В конце концов фон Бэлов осведомился, не останавливались ли здесь две дамы в открытой коляске с массой дорожных вещей.

Зебальд насторожился. Этот человек был безусловно подозрителен: он ведь тоже кого-то отыскивал в этом уединенном местечке; но Зебальд был слишком хорошо вышколен, чтобы выдать чем-нибудь свое торжество по поводу такого важного открытия; напротив он с величайшей учтивостью дал требуемые сведения.

— Две дамы? Одна постарше, другая помоложе? Совершенно верно! Час тому назад они проехали здесь, и я видел, как они остановились у пастората, где, без сомнения, находятся еще и теперь. Вы вероятно познакомились с ними в дороге и желаете навестить их?