Туман снаружи оставался таким же густым. Габриэле нырнул в нишу первой попавшейся двери и оглянулся. Из кафе, которое он только что покинул, никто не выходил. Он медленно двинулся дальше, опустив голову и делая вид, что смотрит под ноги, чтобы не споткнуться. Бодрый скрежет оповестил о приближении очередного трамвая к остановке, на которой Габриэле обычно выходил каждое утро. Он подождал, пока рассосется группа прибывших на работу жителей пригородов, и снова внимательно оглядел улицу. Начинали открываться магазины, расположенные в первом этаже огромного палаццо восемнадцатого века. Большей частью это были бутики модной одежды и аксессуаров, между которыми затесались ювелирный магазин, парикмахерский салон и его собственная букинистическая лавка. Народу пока было немного, никаких подозрительных наблюдателей он не заметил, но понимал: это ничего не значит. Сознавая, что сам становится подозрителен, Габриэле повернул налево и двинулся вдоль дома.

В этом я не силен, мысленно признался он себе. Никогда не был силен и не буду. Он добросовестно старался, действительно старался, но, несмотря на все усилия, ему не удавалось быть таким же естественным, как Альберто, Несторе и несчастный Леонардо. «Офицер из него получится никакой». Габриэле никогда не забывал этого задевшего его тогда комментария, хотя, если быть до конца честным, последнее, чего ему тогда хотелось, – стать офицером. Впрочем, это не имело никакого значения. За нужные ниточки все равно подергали, кнопки нажали – и он получил офицерское звание благодаря связям отца, который, разумеется, никогда не давал ему об этом забывать.

Но тот солдафон из военной академии был прав. Офицер из Габриэле получился никакой. Он мог беспрекословно, как служебная собака, исполнять приказы, однако был совершенно неспособен отдавать их так, чтобы вызывать такое же бездумное повиновение у других. Или даже у себя самого. А хуже всего было то, что ему недоставало инициативы успешно импровизировать, когда ситуация серьезно осложнялась и рядом не было вышестоящего начальника, который мог бы сказать ему, что делать. Как сейчас.

Что делать? Куда податься? С сестрой он не общался уже много месяцев, к тому же у нее они без труда его разыщут. Равно как и у немногих близких друзей, даже если допустить, что он может нагрянуть к ним безо всяких объяснений. Мысль о заграничной поездке была соблазнительна, но такая поездка связана с кредитными карточками, паспортным контролем и прочими бумажными формальностями, по которым его легко выследить. Что ему действительно требовалось, так это просто исчезнуть, пока ситуация не разрешится сама собой.

С нарочитой целеустремленностью он шагал по бурлящим потокам. Когда вблизи замаячило еще одно кафе, он, не задумываясь, вошел и заказал виски. Габриэле пил редко, а до завтрака – вообще никогда. Мерзкую жидкость он проглотил залпом, как лекарство, уставившись в висевшее за стойкой бара зеркало и удивляясь собственному отражению: на него смотрел крепкий, жилистый мужчина с решительным взглядом. Он всегда мысленно представлял себя миниатюрным, хилым, хрупким и безнадежно неполноценным. Шутка, которую сыграла с ним природа, состояла в том, что подобная личность была заключена в теле профессионального боксера-тяжеловеса. В школе и позднее, в академии, это спасало его, отпугивая драчунов, однако даже эти победы казались ложными, достигнутыми обманом. Женщин, в отличие от мужчин, его внешность никогда не вводила в заблуждение. Напротив, те, кто оставались с ним более чем одну-две недели, любили его как раз за слабость, которую безошибочно в нем угадывали. Какое-то время ему было сладостно снова чувствовать себя любимым маминым сыночком, но в конце концов неизбежно приходило ощущение очередного поражения.

Кроме того, все эти женщины хотели стать матерями, а у него не было ни малейшего желания участвовать в этом бесконечно повторяющемся печальном и достойном сожаления фарсе. Ипполит Тэн [2], чей том «Избранного» Габриэле сейчас читал, выразил это со свойственной ему безжалостной прямотой: «Три недели флирта, три месяца любви, три года свар, тридцать лет компромиссов, а потом – снова дети». Габриэле не собирался позволить, чтобы это случилось и с ним. К тому же мог ведь родиться мальчик. А общепринятой отцовско-сыновней рутины он наелся так, что на несколько жизней хватило бы. Женщины это интуитивно чувствовали и уходили, сам же Габриэле к настоящему времени утратил всяческий интерес к подобного рода отношениям. Если не хочешь иметь детей, к чему все это? Ему, в его возрасте, секс казался чем-то глуповатым и отчасти даже вызывал отвращение, а нынешняя болезненная одержимость культурой угнетала. Согласно невольным проговоркам матери, это было единственным, что роднило его с отцом.

Кафе начинало заполняться людьми. Оно было маленьким и довольно убогим для здешних мест, а его посетители разительно отличались от тех, которых он видел в предыдущем заведении: лавочники, дворники, водители, доставляющие покупки из магазинов, полицейские, пенсионеры, привратники…

Габриэле хватило ума не воспользоваться мобильником. Телефон-автомат находился в глубине помещения, в закутке, где столов и стульев не было, а вместо них громоздились штабеля упаковок минеральной воды в бутылках и картонных коробок с чипсами, валялись неиспользованные рекламные буклеты и стоял с откинутой крышкой сломанный холодильник для мороженого. На стене висела черно-белая фотография в рамке, изображавшая панораму неизвестного маленького городка, расположенного в пойменной долине где-то на юге, – быть может, это была Крема или Лоди [3]. Снимок, скорее всего, был сделан вскоре после войны, поскольку существенных результатов человеческой деятельности за пределами городских стен не наблюдалось, – разве что несколько загородных вилл да вокзал, за которыми расстилалась широкая равнина, лишь кое-где прочерченная грунтовыми дорогами и пунктирно размеченная разрозненными «касчине» – прямоугольными фермерскими участками, густо нашпигованными гроздьями хозяйственных построек, типичных для долины По.

Прошло несколько секунд, прежде чем сработала монетка. Прижав трубку к уху, Габриэле продолжал разглядывать фотографию. Тональный набор сменился сердитым завыванием зуммера. Габриэле повесил трубку, опустил еще одну монетку и снова набрал номер. Теперь он знал, что делать.

– Слушаю.

– Фульвио, это Габриэле Пассарини.

– Привет, доктор!

– Послушай, помнишь тот случай, год назад, когда у меня защелкнулся замок изнутри и я не мог войти в свой магазин?

Короткий смешок.

– Что, опять?

– Да, опять. И я хочу, чтобы ты сделал то же самое, что тогда. Понимаешь?

– То есть чтобы мы спустились…

– Да, да! Точно то же самое, что тогда. Я буду ждать.

Наступила пауза. Когда Фульвио заговорил снова, в его голосе ощущалась тревога: быть может, собеседника насторожила напористость Габриэле.

– Хорошо, доктор. У меня сегодня работы по горло, но…

– Я возмещу тебе потерю времени.

Он повесил трубку, вытер ладони о пальто, вернулся к стойке, где заказал и залпом выпил чашку кофе, после чего, расплатившись, вышел на улицу.

Фульвио поджидал его, стоя в дверях. Привратник был тощим сутулым мужчиной; из-за отсутствия бровей, утраченных в результате какой-то производственной аварии, лицо его выглядело туповатым и вечно удивленным. Фульвио был не только хорошо осведомленным очевидцем, но и непременным участником всего, что происходило в доме. Габриэле понял это с самого начала и всегда заботился о том, чтобы Фульвио чувствовал, что он не только сознает, но и ценит его роль: панеттоне [4]из лучшей городской кондитерской к каждому Рождеству, коробка шоколадных конфет для его жены ко дню рождения, время от времени солидные чаевые.

Привратник кивком показал Габриэле на ржавую железную дверь у себя за спиной, пропустил его, закрыл дверь и запер изнутри. Тусклая лампочка освещала крутую лестницу, ведущую в подвал.

вернуться

2

Тэн Ипполит (1828–1893) – французский историк литературы, искусствовед, создатель так называемого культурно-исторического метода изучения литературы и искусства.

вернуться

3

Крема и Лоди – небольшие города в 30 км от Милана, в долине реки Адда.

вернуться

4

Разновидность кекса или кулича (итал.).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: