В комнатах мистера Хэммонда не было календаря – на рождество ему присылали их такую уйму, что он выбрасывал все до одного и впредь обходился без них, поэтому теперь он мог вычеркивать дни лишь в уме. Мария должна была пробыть здесь целых три недели плюс еще шесть дней, так что мистер Хэммонд по утрам и носу не казал из дому, совершенно забросив своих прихожан под тем предлогом, что пишет книгу о кардинале Ньюмане [3]. Дня не проходило, чтобы он не получал открытки с изображением шаловливых белых котят, прыгающих через розовые венки; а как-то, вернувшись домой, обнаружил на столе в гостиной кочан цветной капусты, к которому была пришпилена бумажка с надписью «От Вашего поклонника». Миссис Хиггинс, его хозяйка, сказала: мол, не иначе как этот поклонник влез через окно, потому что она никаких таких поклонников в дом не впускала, после чего мистер Хэммонд стал держать окна на запоре. Утром в субботу, вслед за концертом хорового кружка, когда мистер Хэммонд, согнувшись в три погибели над столом, сочинял проповедь, окно вдруг затенилось. Мария, загородив собой свет, теперь не могла ничего толком разглядеть и, прижав нос к стеклу так, что он побелел и расплющился, злобно зыркала, вглядываясь в темную комнату. Потом попыталась было рывком открыть окно.
– Вон, вон отсюда! – возопил мистер Хэммонд, бешено размахивая руками, будто он отгонял кошку.
– Впустите меня, не пожалеете, у меня есть для вас ужасное известие, – надрывалась Мария, прильнув губами к стеклу.
Мистер Хэммонд окна так и не открыл, тогда Мария проследовала к парадной двери, миссис Хиггинс открыла ей, и она вошла в дом как положено. Миссис Хиггинс, лучась улыбкой, провела к мистеру Хэммонду барышню, пасторскую гостью, которую, по ее словам, миссис Доусли прислала со срочным поручением.
Мария ворвалась в комнату в алом берете, заломленном на затылок, элегантная, лихая – ни дать ни взять юная заговорщица, вознамерившаяся вернуть престол принцу Карлу [4].
– Мы здесь одни? – громко спросила она и подождала, пока миссис Хиггинс закроет за собой дверь. – Я думала написать вам, – продолжала она, – но вы последнее время были со мной так холодны, что я почла это бесполезным. – Она зацепилась каблуками за каминную решетку и стала расшатывать ее. – Мистер Хэммонд, я предупреждаю вас: вы должны немедля уехать из Молтон-Пила.
– Чего бы тебе самой не уехать, – сказал мистер Хэммонд, он остался сидеть, как сидел, и со спокойной сосредоточенностью, которая дается только ненавистью, смотрел мимо левого уха Марии.
. – Я могла бы на это пойти, но не хочу, чтобы вы оказались виновником моего падения. Вы не должны жертвовать своим будущим: вы можете стать епископом, я – всего лишь женщина. Видите ли, мистер Хэммонд, мы так часто бывали вместе, что создалось впечатление, будто мы помолвлены. Я не хочу, чтобы вы испытали из-за меня неловкость.
Мистер Хэммонд и не думал испытывать неловкость.
– Я сразу понял, что ты редкая мерзавка, но не думал, что ты вдобавок еще и дура набитая, – сказал он.
– Мы вели себя неосмотрительно. Боюсь даже думать, что скажет мой дядя. Остается только надеяться, что он не принудит вас жениться на мне.
– Сейчас же сойди с решетки, – сказал мистер Хэммонд, – ты ее сломаешь… Впрочем, ладно, стой, где стоишь, я хочу как следует тебя рассмотреть. Признаюсь, такого я еще не видывал.
– Правда не видывали? – самодовольно спросила Мария.
– Правда. Все невзрачные, неказистые девчонки, которых я знал, старались как-то искупить свое уродство – были приветливы с людьми или, скажем, стремились им угодить, одни имели приятные манеры, другие умели вести себя за столом, третьи были неглупы и с ними было приятно поговорить. Если бы Доусли не жалели твою несчастную тетку, которая, как я понял со слов мистера Доусли, глупа чуть ли не на грани идиотизма, они бы все это время продержали тебя – раз уж пообещали тебя держать – в сарае или в хлеву на задворках. Мне не хотелось бы говорить со зла, – продолжал мистер Хэммонд. – И я, по-моему, вовсе не злюсь, мне тебя только жаль. Мне говорили, что Доусли берут детей из Индии, но знай я, что они не отказываются и от таких, как ты, ноги б моей не было в Молтон-Пиле. Заткнись, адово отродье! А ну отпусти мои волосы, не то я тебе задам!
Мария, не дав ему опомниться, наскочила на него и умелой рукой вцепилась в волосы.
– Ах вы, большевик чертов! – заорала она и рванула его что было мочи за волосы. Мистер Хэммонд схватил ее за руки. – А ну бросьте, мне больно, зверюга вы этакий, вот вы кто! Бить девочку, да как у вас рука поднялась! – она лягнула его и залилась слезами. – Я… я пришла… – сказала она, – единственно из жалости к вам. Вполне могла бы и не приходить. А вы накинулись на меня с кулаками… Ой-ей!
– Это твоя последняя надежда, – сказал мистер Хэммонд, продолжая выкручивать ей руку; он не на шутку разъярился, но держался очень бесстрастно. – Давай кричи, визжи, только тебе вовсе не больно. Благодари бога, что я викарий… Меня, кстати, выгнали еще из начальной школы за то, что я бил всех, кто ни попадался под руку… Похоже, от себя не уйдешь.
Между ними завязалась потасовка. Мария пронзительно взвизгнула и укусила ему руку.
– Ах, вот оно что, ты еще и кусаться! Знаю, знаю, ты девчонка, и редкостная гадина притом. Я думал, девчонок не принято колотить лишь потому, что они куда более милые, приятные и привлекательные, чем мальчишки, во всяком случае, так считается. – Он отбил удар и, ухватив Марию за кисти, отодвинул на расстояние протянутой руки. Побагровев от злобы, они сверлили друг друга глазами.
– А еще викарий!
– А еще барышня, негодяйка этакая! Вот я тебе покажу… Эх, если бы Доусли узнали, то-то бы они порадовались! – И мистер Хэммонд испустил вздох облегчения.
– Скотина, скотина здоровая!
– Жаль, что ты не моя сестра, – сказал мистер Хэммонд, – не то я бы занялся тобой раньше. Ты б у меня шелковая стала. Гонял бы что ни день по саду, да так, что ты бы от меня на деревьях спасалась.
– Социалист!
– А теперь вон отсюда! – мистер Хэммонд отпустил ее руки. – И учти, у тебя такой вид, что если не хочешь, чтобы на тебя показывали пальцами, не вздумай идти через дверь, лезь в окно. А теперь – марш домой и ябедничай, сколько хочешь, миссис Доусли.
– Можете попрощаться со своей карьерой, – сказала Мария, бережно растирая кисти. – Я так и сообщу в газеты: «Викарий в припадке страсти изувечил племянницу баронета». Да уж, мистер Хэммонд, с чем, с чем, а с карьерой вам придется проститься.
– И пусть, пусть, дело того стоило, – приговаривал мистер Хэммонд. Ему шел двадцать пятый год, и он не бросался словами. – А теперь вон, – рявкнул он, распахивая окно, – не то я тебе так наподдам, что ты вмиг вылетишь отсюда.
– Вы ведь мне теперь все равно что брат, верно? – обронила Мария, чуть замешкавшись на подоконнике.
– Никакой я тебе не брат! Вон!
– Мистер Хэммонд, я же пришла открыть вам душу. Но я никак не предполагала, что вы накинетесь на меня с кулаками, до сих пор никто так со мной не обращался. Впрочем, я вас прощаю, потому что гнев ваш вполне оправдан. Как это ни печально, но вы не на шутку скомпрометированы. Прочтите-ка вот это. Это копия письма, которое я три дня назад отправила тете Ине. – И Мария протянула мистеру Хэммонду листок. – Может быть, я и страшила, и пакостница, и испорчена до мозга костей, но вам придется признать, мистер Хэммонд, что дурой меня не назовешь.
Мария следила за тем, как мистер Хэммонд читает письмо.
Через полчаса к пасторскому дому подошел мистер Хэммонд – ну точь-в-точь ходячие каминные щипцы, волоча за собой сникшую, измочаленную Марию. Мария беспрестанно икала, ей открылось, что мистер Хэммонд начисто лишен чувства юмора. И вдобавок (вот жалость-то) еще и очень высокомерный. «Врунья несчастная!» – кинул он ей тогда свысока так, будто к какой-то козявке обращался, а теперь буквально тащит ее за собой. Слава богу, у нее шкирки нет, не то тащил бы за шкирку! Мария была вовсе не прочь, даже любила, когда ее поколачивали, но не переносила, когда ее презирали. И вот ее ведут в кабинет, где ей вдобавок предстоит скандал с мистером и миссис Доусли. Похоже, что ей не отвертеться еще от одной исповеди, а она до того вымоталась, что привычные навыки не срабатывали, и она не знала, с чего начать. Она попыталась хотя бы в самых общих чертах представить себе ей ждать и не явится ли сюда дядя Филип с хлыстом – отстегать мистера Хэммонда.