— Вы говорите так, словно у вас был выбор, — перебил его Монтгомери. — Большинство людей, которых я знаю, вынуждены ходить в том облике, который дала им Мать-природа.

Ксориэлль уже несколько раздраженно покачал головой.

— Ты проявляешь неожиданную находчивость в неприятии фактов, — сказал он. — Я планировал подготавливать тебя постепенно, но, кажется, придется рискнуть преждевременно подвергнуть твою нервную систему шоку.

— Что еще за шок для моей нервной системы? — нервно спросил Дэмми. — Успокойтесь же, док, у меня внутри и так все дрожит, как гитарные струны, после вашей предыдущей демонстрации.

— Шок, который ты испытаешь при виде меня.

— Но я и так вижу вас, — возразил Дэмми.

— Дамокл... сейчас я в костюме, — тихонько сказал Ксориэлль.

— Выходит... то, что я вижу... ваши усики...

— Они не настоящие.

— Ну, а нос, цвет глаз...

Он замолчал, поскольку Ксориэлль вздохнул и нажал какую-то точку позади своего уха. И появилась трещина, делившая его лицо пополам от лба до подбородка, пробежавшая по шее и исчезнувшая под пляжным халатом. Трещина раздвинулась, и лицо Ксориэлля раскрылось, как две половинки раковины моллюска, показывая внутри нечто серое, чешуйчатое, матово блестевшее...

— Я ответил на твой вопрос? — раздался из зияющей трещины голос.

Дэмми с силой зажмурился.

— Закройте, закройте, закройте его... — пробормотал он.

— Отлично. Можешь теперь открыть глаза, — таким же доброжелательным голосом сказал Ксориэлль.

Монтгомери осторожно приоткрыл один глаз. Старый джентльмен дружелюбно улыбался ему, снова выглядя совершенно нормальным.

— Между прочим, папаша, как там у вас... ну, вы знаете... на звездах?..

— Я полагаю, ты хочешь узнать про условия на иных планетах?

— Ну, да, это я и имел в виду. На марсе или где там еще?

— Дамокл, — строго сказал инопланетянин, — я должен тебя предупредить, чтобы ты не старался получить данные о Согласии. Чем меньше ты знаешь об этом, тем лучше для тебя.

— Вот как, док? Выходит, я не должен вторгаться в ваши сферы?

— А есть какие-нибудь... э-э... другие вопросы? — тихонько спросил Ксориэлль.

— Ну... э-э... не сейчас, — передразнил его Дэмми.

— Великолепно! Я чувствую, что, в конце концов, оценка окажется весьма интересной, — удовлетворенно сказал Ксориэлль. — А теперь мы расстанемся, а завтра начнем тестирование.

— Покажите, где моя спальня, — сказал Дэмми, — и больше мне ничего не нужно.

Ксориэлль сопроводил его в красиво-обставленную комнату с бежевым ковром, светло-золотистыми стенами, солидной дубовой кроватью, парой стульев и шторами, закрывавшими широкие (фальшивые?) окна.

— Спи спокойно, мой мальчик, — тихо сказал Ксориэлль, кивнул и ушел, пожелав доброй ночи.

Минут пять Дэмми полежал в темноте, затем тихонько встал и попробовал дверь. Дверь была заперта. Тогда он задумчиво нахмурился и вернулся в кровать.

Ну, подумал Дамокл, далее уж и не знаю. Место шикарное, а старик — кем бы он там ни был — все-таки вылечил меня, как и сказал. Правда, при этом пошарился пальцами у меня в голове, и откуда мне знать, что он там мог внушить. Но я думаю, что могу оставить мысли об этом наутро.

Внезапно он снова поднялся и подошел к стенному шкафу.

Одежда — его настоящая одежда, а не то, чем снабдил его Ксориэлль, — висела там, вычищенная и выглаженная. В углу шкафа висела еще и чья-то чужая одежда, и Дэмми осмотрел ее: куртка до колен из грубой синей материи, с медными пуговицами и широкими лацканами. Задняя часть воротника могла подниматься и опускаться.

Похоже, предыдущий парень, живший здесь, одевался как Джордж: Вашингтон, подумал Дэмми. Но Ксориэлль сказал, что я единственный спал в этой комнате. Странно, зачем старик солгал, когда на это не было никаких причин!..

Дэмми вытащил из потайного кармана спортивной куртки, бывшей на нем в ту ночь, когда его застрелили — или не застрелили — плоский кожаный футляр с инструментами. Он быстро проверил, все ли там на месте. Либо Ксориэлль не заметил его, либо не придал ему значения. Вероятно, старик все же совершает время от времени ошибки...

Была почти полночь восемь дней спустя. Дэмми опустился в большое, солидное кресло, обитое мягкой кожей цвета охры, и стал смотреть через широкое, во всю стену зала, окно на солнце, висевшее низко над горизонтом, окрашивая небо и море темно-красными и фиолетовыми отблесками.

— Ну что ж, напряженная была неделька, — оживленно сказал Ксориэлль со своей высокой оттоманки перед мозаичным камином, в котором радостно потрескивало пламя. — Не безрезультатная — хотя, кажется, присутствует странно мощный фактор бесполезности, который нужно скомпенсировать в моих расчетах.

— Этот спортзал, — простонал Дэмми. — А еще огни и гудящая машина. Уж даже и не знаю, что у меня болит сильнее — голова или спина.

— Хуже всего то, — отозвался Ксориэлль, — что точность дикции жизненно важна для правильного общения. Что же касается твоих воображаемых болей — забудь о них. Они созданы просто самовнушением...

— Вы с вашими машинами пыток — вот чем они созданы, вместе с волдырями и кругами в глазах. Слишком уж круто вы обходитесь со мной. Вы забываете, что я всего лишь неделю назад вылез из больничной койки.

— Не волнуйся ты так, Дамокл, — довольным тоном сказал Ксориэлль. — Мы в достаточной мере проверили твои физические и мыслительные способности, чтобы дать мне объем данных, требующийся в настоящий момент. — И тут он задумчиво нахмурился. — Откровенно говоря, я даже удивлен. Кажется, ваша нервная система представляет собой прекрасный инструмент, правда, в основном не использованный. А ваше физическое состояние не так уж плохо для экземпляра, чье развитие было произвольным и ненаправленным. Правда, если подумать, то это не так уж удивительно. Идеал психики, в конце концов, адаптируется к своей среде, так что его, можно сказать, среда и формирует, и направляет. Твой несколько неправильный образ жизни привел к разнообразию твоих действий, чтобы исправлять преждевременное ухудшение здоровья в результате, например, сидячего или чрезмерно специализированного образа жизни.

— Я могу сказать вам, что остаюсь в форме, если пару раз в неделю...

— Пожалуйста, мальчик мой, — устало перебил его Ксориэлль, — не надо сейчас бить себя в грудь. У меня есть точная информация, так что анекдотические пояснения совершенно излишни.

— Ну, хоть что-то, — вздохнул Монтгомери и лицо его прояснилось. — В таком случае, я надеюсь, утром вы отправите меня обратно в город. Мне ни за что не поверят, когда я расскажу обо всем этом, — почти бодро добавил он, обведя взмахом руки комнату. — Роскошный пентхаус за тысячи километров у черта на куличках. У вас, наверное, одно только оборудование в лаборатории и спортзале стоит несколько миллионов, не говоря уж о кухне, этой чудесной мебели и электростанции...

— Э-э... Послушай, Дэмми, — протянул было Ксориэлль, но Монтгомери продолжал болтать:

— И я хочу взглянуть в морду Чико, когда он увидит меня. Но с другой стороны, — продолжал он более здравомысляще, — я мог бы поступить умнее, просто исчезнуть, как советовала Дженни, переехать жить в другой город...

— Дамокл, — все же сумел перебить его Ксориэлль, — боюсь, ты пришел к неверным заключениям. Я не верну тебя завтра утром...

— Значит, сегодня вечером, да? Ну и прекрасно. Я все равно не смог бы уснуть, и лишь маялся в спальне в нетерпеливом ожидании. Я помашу вам ручкой, док, и скажу: чао, несмотря на ваш чудесный матрас, да и еда тоже была в порядке...

— Я очень рад, что тебе хоть что-то понравилось, — заявил старый джентльмен, — потому что тебе придется понаслаждаться ими еще какое-то время.

Дэмии замолчал и снова нахмурился.

— Эй, послушайте, — сказал он, — всю неделю вы заставляли меня бегать кроссы, лазить по канатам, нырять под воду на длительность, а сами при этом чертили какие-то закорючки на графиках и показывали мне карточки, чтобы я выбирал, какие предметы подходят друг к другу, а какие — нет. Я все это безропотно выполнял. Но теперь я измотан! Я не выдержу еще один такой день, даже если вы вставите мне паяльную лампу в двенадцатиперстную кишку!