Получив эти сведения, кошевой через посыльного Мазепы передал свою рекомендацию: покоя в Гетманщине не будет, пока гетман не отсечет головы троим — первому Полуботку, второму Михайле Галицкому, а третьему — «что всегда при нем живет, сам додумается кто». Был у Ивана Гусака и план, как попытаться захватить Петрика [323]. Разумеется, такая «добрая воля» без благодарности со стороны Мазепы не осталась. Он послал кошевому подарки, а всем запорожцам — похвальное слово, что «бусурманским прелестям и плута изменника Петрика обманом не дают веры» [324].

Правда, осведомитель гетмана предупреждал, что среди запорожцев наметился раскол. «Голытьба» выражала несогласие с позицией кошевого и явно склонялась к поддержке предприятия Петрика [325]. Перспектива совместного с Мазепой похода на турецкие крепости прельщала многих запорожцев. Но, с другой стороны, в Запорожье всегда были сильны анархические лозунги и ненависть к зажиточным реестровым казакам.

Таким образом, Мазепе удалось внести разлад в ряды своих недоброжелателей. Успешные походы на татар, предпринятые гетманом, поражение оппозиции (к этому времени «дело Соломона» было завершено) и твердая поддержка со стороны Петра убеждали в силе положения Ивана Степановича. И то, что Запорожье не пошло за Петриком, — было его большой победой.

Кого же имел в виду Гусак под третьим недоброжелателем Мазепы (помимо Полуботка и Михайла Галицкого)? В те же дни личный информатор предостерегал Мазепу, чтобы «ваша вельможность от своих близких некоторых имел осторожность» [326]. Скорее всего, речь шла о Кочубее. Его имя как главного вдохновителя Петрика мелькает в десятках сообщений, которые получали как русские воеводы, так и сам гетман.

Мазепа трезво оценивал ситуацию и понимал, что среди старшин у него было множество завистников и соперников. Райча, Полуботок, Галицкий — все это были влиятельные люди из старого окружения Самойловича, на чьих глазах он превратился из пленника в гетмана. Они никак не могли смириться с таким ходом событий. Но Кочубей — другое дело. Тот сам попал на Левобережье от Дорошенко. Они вместе участвовали в заговоре против Самойловича. Став гетманом, Мазепа осыпал Кочубея пожалованиями, считал доверенным человеком, делился с ним своими переживаниями по случаю навета Соломона. Как оказалось, все было напрасно, и Кочубей все равно мечтал о булаве.

Всегда сдержанный гетман, хранящий свои эмоции в глубине души, не выдержал. Летом 1692 года, на обеде у стародубского полковника Миклашевского, когда стало известно, что Петрик прикрывается его именем и представляет запорожцам якобы написанные им, Мазепой, листы, Иван Степанович вскочил и начал бить Кочубея, обвиняя его в сговоре с Петриком. Правда, он тут же опомнился, помчался к русскому воеводе Батурину, рассказал о происшествии. Кочубей со своей стороны категорически отрицал все обвинения и обратился за помощью к киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому, прекрасно зная, в каких отношениях тот был с гетманом. Ясинский выступил в роли посредника [327]. Русские тоже советовали помириться с Кочубеем. Так как прямых доказательств вины генерального писаря у Мазепы не было, он счел за лучшее помириться с ним. Начинать открытую войну с влиятельными полтавцами, когда и так внутреннее положение было чрезвычайно напряженным, гетман не мог. В письме к Петру он смиренно писал, что злобная клевета Петрика — кара Божья «за некие грехи мои», и только выражал надежду, что «премудрое величество» не даст веры ложным доносам.

Примкнувшие к Петрику запорожцы и его сторонники провели раду, на которой провозгласили его гетманом. Клейноды — булаву, бунчук и хоругвь — ему дал Калгасалтан. Приняв титул гетмана, Петрик назначил трех полковников и шесть сотников [328]. Затем они направились на реку Самару (левый приток Днепра).

В июле 1692 года орда Калги-султана и Петрик с 20 тысячами вступили в Украину. Им удалось сжечь посад Новобогородицкой крепости, захватить Китайгородку, Царычанку и села на юге Полтавского полка. Мазепа лично выступил во главе войск к Гадячу. Он послал к Петру с просьбой направить для соединения с ним Б. П. Шереметева [329]и выслал вперед Новицкого, который встал табором под Будищами. Под Самару он направил самых боеспособных казаков Миргородского, Прилуцкого, Гадячского и Лубенского полков. С остальными Мазепа, стоя под Полтавой, ожидал Шереметева [330]. Не давая боя, орда с Петриком отступила и, разделившись на чамбулы, принялась грабить слободы. Против них пошел Новицкий, а Мазепа отошел к Лохвице, оставив на Самаре сторожей. В августе Мазепа со злорадством сообщал Новицкому, что в Запорожье последователей Петрика «поленом бьют», а некоторых насмерть убить хотят [331].

Последнюю попытку прорваться на Левобережье Петрик предпринял со стороны Чигирина. Его отбивали Новицкий, Рубан и Апостол — самые надежные соратники Мазепы. В боях ноября 1692 года татары были остановлены и отброшены назад.

В Москве были очень довольны таким оборотом событий. Мазепа получил в награду роскошную шубу, и примерно в эти же дни был казнен в Батурине Соломон. Фортуна, доставив гетману немало неприятных переживаний, снова обратила на него свою благосклонность.

Восстание Петрика выявило все те опасности, которые подстерегали Мазепу. Если с оппозицией старшины можно было бороться, опираясь на покровительство Петра, то хуже дело обстояло с «народным недовольством». Чтобы выбить оружие у недругов, следовало прежде всего постараться ликвидировать возможные придирки. Одной из самых любимых было обвинение Мазепы в связях с поляками. Единственный аргумент — это то, что его родная сестра была замужем за поляком и проживала на польском Правобережье.

Чтобы решить эту проблему, Иван Степанович обращается за помощью к матери. Мария Магдалена, как уже упоминалось, была женщиной с решительным характером, недюжинным умом и энергией. В годы правления сына она прикладывала огромные усилия для расширения своего монастыря. Вела судебные споры с киевским Михайловским женским монастырем (разобраться в них гетман поручил митрополиту: «Понеже игуменья Печерского девичья монастыря мне мать») [332]. Весной 1692 года Мария Мазепа решила построить церковь Вознесения Христова. Для более успешного проведения строительных работ планировала соорудить по соседству кирпичный завод на землях мужского Выдубицкого монастыря, на что она получила соответствующее разрешение [333]. В эти же годы она возглавляет второй, глуховский, монастырь и переносит его на новое место, к церкви Успения Богородицы, построенной ее сыном [334].

В конце 1690 года сестра Мазепы, пани Войнаровская, впервые приехала «по обету» в Печерский монастырь. Без царского разрешения в условиях продолжающегося следствия по делу Соломона, когда гетмана обвиняли в связях с польской стороной, встречаться с сестрой он не мог. Разрешение было получено в январе, за что он покорно благодарил Петра. Правда, сестра к тому времени уже вернулась домой [335]. После этого Мазепа выхлопотал разрешение для сестры беспрепятственно приезжать для встреч с ним, матерью и сыном от первого брака — полковником Обидовским. В декабре 1691 года она приехала в Батурин и жила там почти год, общаясь с братом и матерью. После этого пани Войнаровская приняла решение оставить мужа-католика и уйти в монастырь к матери, приняв постриг. Она уехала в Киев вместе со своими падчерицами и Андреем Войнаровским — любимым племянником Мазепы.