Обратно к кухонной двери вела длинная пергола с решеткой наверху, откуда спускались цветущие лианы. Она медленно пошла дальше, дивясь послеобеденной тишине. Выйдя на солнце, увидела на каменной плите под ногами остатки небольшого костра. Несколько машинописных листов частично сгорели: рядом с ее ногой лежали неровные желтые клочки с обугленными краями. Чуть-чуть вытянув шею и склонив набок голову, она посмотрела, что там написано. В глаза бросилась фраза «строительные леса». Затем она выпрямилась и зашагала к кухонной двери.
Внутри слышалось лишь непрерывное, бодрое капанье крана в полную воды раковину. В кухне было очень светло: в потолок вставили стеклянные кирпичи. Она встала перед огромным очагом. Во время сиесты все, разумеется, старались уползти и отключиться на пару часов, но она рассчитывала встретить где-нибудь хотя бы одну служанку. Проникнув в кладовую, она стала двигаться крадучись, чувствуя, что не имеет права заходить в кухню. Наверняка Гроув счел бы это злоупотреблением. В холодном склепе столовой стояла звенящая тишина. Она быстро прошла через комнату, не глядя на скалящиеся рожи. Во внутреннем дворе никого не было. Меж двух столбов висел гамак, и в нем страницами вниз лежала раскрытая книга. Ветер свистел в тысячах веточек лимонного дерева и растопыривал усики нависающих лиан, которые касались ее.
Дойдя до поворота к их комнате, она минуту помедлила, а затем пошла прямо к парадной двери. На сей раз она отправилась по тропинке, ведущей вниз к реке. На мысу, видимом оттуда, где они обедали, росло несколько низких раскидистых деревьев, на которых громоздились стервятники, и стояла небольшая полуразрушенная часовня. Именно там рабочие устанавливали плавательный бассейн: одну его половину должна была затенять апсида, а другая оставалась под солнцем. Она заметила кучи земли и тачки перед барочным фасадом, но не увидела ни одного рабочего.
Дэй с удовольствием волочила ноги по толстому слою пыли, поднимая длинное облако, которое двигалось вслед за ней над пустынной землей. Она была с ног до головы в пыли и томно думала о душе, который примет по возвращении. Всегда веселее, когда видно, чт о смываешь.
Как только дорога начала спускаться слишком круто, она взобралась сбоку на скалы, чтобы взглянуть на самые высокие ветки деревьев, маячивших впереди, и, если получится, — мельком на реку. Затем встала, уставившись на дикий ландшафт. Прямо под ней, наполовину скрытая деревьями, краснела крыша кофейной fábrica. Лента джунглей прихотливо извивалась по голой местности, покрывая большие расстояния через всю долину, — и никаких признаков самой реки. «Пережить всего одну еду», — удовлетворенно подумала она.
Когда она вернулась в комнату, было еще без десяти пять, но Тейлор уже выпил свой чай и снова уснул. На подносе стоял пустой чайник. Когда бы ни принесли чай, Тейлор всегда пил его горячим, не дожидаясь ее. Однако она досадовала на Гроува. Тот сказал: в пять, она пришла вовремя, но чая ей так и не досталось.
Тейлор спал на спине. Поза казалась неудобной, но не могло быть и речи о том, чтобы разбудить его и заставить ее поменять. Приняв душ, она растянулась на кровати, надеясь на пару минут расслабиться. Изредка она вставала и медленно ходила по комнате. Когда смерклось, вышла через занавешенную дверь в патио, залитое розовато-серым светом. Постояла, чувствуя, как дует легкий ветер.
«Разбужу его, когда взойдут звезды», — подумала она. Перед поездкой ему нужно хорошо выспаться. Если переодеться к ужину сейчас, то после пробуждения ванная будет в его полном распоряжении.
Полчаса спустя, одевшись для коктейлей, она еще раз вышла в патио и уставилась в небо. Ветер улегся, и зажглась пара звезд, но большинство их скрывали огромные массы далеких кучевых облаков, все еще белых от дневного света за горизонтом. Пока она смотрела, между тучами пробегали языки молний, которые вспыхивали в глубине желтым светом и гасли.
Она зашла внутрь и, открыв один из чемоданов Тейлора, вынула колоду игральных карт. Сев боком на кровать, стала бездумно раскладывать какой-то пасьянс, о котором не вспоминала с самого детства. Вдруг у нее созрело решение.
— Тейлор! — сказала она, затем взглянула на него, и ей померещилось, будто он задышал глубже. — Пошли, уже полвосьмого.
Его глаза оставались закрытыми, а руки были удобно сложены на груди.
— Тейлор! — вскрикнула она. Затем склонилась, схватила его за руку и грубо затрясла. Она уже убедилась, что ничто не способно его разбудить. Вскочив и встав прямо над ним, глядя на его голову и трогая его лоб, подумала: «Он умирает. В этот раз умирает».
Вскоре она нажала кнопку на стене, чтобы вызвать служанку. Потом нащупала у него пульс и села, сосредоточившись на упорном биении под подушечкой своего пальца. В дверь так и не постучали — она позвонила еще раз. Намочила в ванной полотенце и принесла его, чтобы обвязать ему голову. Обматывая его волосы мокрой тканью, она поняла, что нужно было выкрутить полотенце сильнее. Вода заструилась на подушку. Если никто до сих пор не откликнулся на звонок, значит, никто и не придет, потому что дом пуст.
Она пошла в сторону коридора. Там горел свет Добравшись до дальней стороны внутреннего двора она увидела Гроува, стоявшего в дверях sala.
26
Они стояли вдвоем в комнате, глядя на Тейлора, и Гроув медленно кивал, осматривая лежащее неподвижное тело.
— Разве нельзя вызвать врача? — наконец спросила она.
— Боюсь, он бы не очень обрадовался, если бы мы вызвали доктора Солеру, — он криво усмехнулся. — Это пустяки, пустяки, — добавил он чуть ли не раздраженно. — Если к полуночи не очнется, сделаю ему укол.
Он повел ее в sala, где протянул двойную водку с мартини.
— Сегодня вечером я — подлинный хозяин дома, — сказал он самодовольно. — Отпустил всю прислугу на фиесту. Всех до одного.
— То-то я заметила, что тихо. Вы хотите сказать, что сегодня нас в доме всего четверо?
— Трое, — сказал он, вставая, чтобы взять портсигар с каминной полки. — Лючита уехала после обеда. — Он искренне улыбнулся. — Вы оказались не правы. Видите, что произошло. Она взяла фургон.
Она почувствовала, как глаза расширились от ужаса. Дабы сгладить впечатление, которое это могло произвести, она медленно расплылась в радостном оскале.
— Лючите не хватило поездов! — сказала она, пытаясь усмехнуться и тряся головой. Вдруг она поняла, что он вновь принялся за нее — изучает каждый мускул ее лица, пока одно выражение сменяется другим. «Нельзя показывать ему, что я боюсь», — снова подумала она. Он как будто ждал, когда она себя выдаст.
— Кто же приготовит ужин? — спросила она.
— Я. Мы. Если вы не откажетесь мне помочь.
— Не откажусь, — сказала она, стараясь быть любезной.
— Я покажу вам кухню.
Она мысленно представила беленые стены, черные балки над головой и огромный очаг.
— Вы установили новое оборудование? — спросила она. — Или пользуетесь старой кухней, ничего не меняя?
— Она не старая. Просто закоптелая, — он странно рассматривал ее, почти так же, как художник смотрит на модель, с которой собирается сделать набросок. — Но выглядит старой, согласен. Она достроена на рубеже веков.
Почувствовав, как в комнату неожиданно ворвался ветер, окружив ее свежими лесными запахами, она оглянулась на дверь:
— Что там творится?
— В это время года ветер капризен, — ответил он. — То подует, то затихнет — то поднимется, то уляжется.
Ветер принес с собой в комнату дикую природу: теперь Дэй сосредоточилась на том, как он шелестит снаружи листвой.
— Вы никогда не рассказываете о себе, — сказала она, когда он передал ей второй двойной мартини.
— Я говорю о себе всегда.
— Я имею в виду вашу жизнь. Детство, например.
Он презрительно усмехнулся и, хотя она ждала, промолчал.
Она встала:
— Пойду наброшу что-нибудь на плечи. Ветер дует прямо на меня.
Он не предложил ее проводить. Торопливо шагая к спальне, она вдруг поразилась тому, что могла с ним болтать, пока Тейлор лежал без сознания. Кажется, это подтверждало подозрение, закравшееся к ней давно: люди не могут по-настоящему сблизиться друг с другом — они просто воображают, будто близки. («Это не рецидив, а просто постепенное затухание симптомов, — сказал Гроув. — Опасности никакой».)